Грань
Есть в нашем городе Комсомольская площадь. Названа в честь
Павла Корчагина, Александра Матросова и Юрия Гагарина. Вместе
оказались один вымышленный и два настоящих героя.
В советское время в ходе демонстрации Седьмого ноября диктор
с горечью и скорбью говорил о жертвах Великой Революции. В том числе
о геройски замученном Виталии Бонивуре. Тоже плод авторского
воображения и мастерского воплощения на киноэкране. Хорошо еще, что
разведчика Штирлица никто не догадался объявить реальным лицом. Так
вымысел формировал бытие.
Но он еще и влиял на ход времени. Многие районные города вплоть
до распада Советского Союза жили безвылазно в тысяча девятьсот пятьдесят
четвертом году. Почему именно в нем? Сталин умер, Берия расстрелян,
страх отступил. Гордость от Великой Победы только крепла, а ужас
неотвратимости потерь еще на был осознан до конца. Хрущев пока не
начал опасных игр в экономике и политике. Вера в светлое будущее росла.
Помню Дворец культуры металлургов маленького города. Огромный
и пустой внутри. Гулкое эхо шагов, барельефы и картины на стенах.
Высказывания классиков-мудрецов витьеватой росписью. Банальные и потому
непогрешимые. Запах лака и пыли от портьер и кулис. Деревянные стулья,
скрепленные в единый ряд. В полутьме рядов казалось бесконечно много.
Рядов строителей будущего.
Фильмы шли, в основном, предвоенные, военного времени и первых
послевоенных лет. Чаще всего «В шесть часов вечера после войны» и
«Свадьба с приданым». Ходили туда редко. Разве что на торжественные
собрания крупного металлургического комбината. По вечерам на язык
так и просилась мелодия «Ночь коротка».
Из года в год в одном и том же году. Реальность, порожденная
вымыслом. Сколь болезненно стало ее крушение. Крушение вымысла.
Теперь иная реальность, формируемая иным вымыслом, но
человеческая память отчаянно цепляется за лучшее и светлое прошлых лет,
забывая дурное и мерзкое. За пятьдесят четвертый год.
То, что было до того закрыто массивной стеной страха и отчаяния.
В защиту того времени создаются легенды о людях-великанах ума и духа,
большого сердца и огромной воли. Им воздается слава, уважение и почет.
С каждым годом таких людей становится все больше.
Время легенд. Тогда и жил знаменитый шахматист Голиаф.
Глава 2
Игра
Тысяча девятьсот тридцать пятый год шахматный мир встретил в
унынии. Несокрушимый чемпион мира Голиаф как Гулливер на
лилипутов взирал на суету иных известных игроков. Равных ему не было.
Четвертый чемпион времен начала мировых шахматных состязаний
считался непобедимым.
Еще в конце прошлого века первым чемпионом стал Стоик.
Его логика и система защиты были безупречны. Две попытки
Комбинатора сбросить его с вершины были с блеском отражены.
Пока не появился Мыслитель.
С ним в игру пришла динамика, основанная на глубоком
расчете. Фигуры перестали быть бессловесными роботами, а зажили
своей жизнью в руках мастера. Долгие годы ему не было равных.
Но тут возник Гений. С детства игра вошла в его жизнь.
Окружающий мир жил на белых и черных полях. В каждом живом
существе он видел фигуру. Встречаясь с человеком, безошибочно
определял его игровой вес. Казалось, он не знает ошибок.
В то время для чемпионства нужно было одержать десять побед
в матче. За восемнадцать партий Мыслитель не одержал ни одной.
Проиграв в четвертый раз, он признал поражение, предрекая Гению
долгие годы лидерства. От реванша Мыслитель отказался, вспомнив,
как жалок был Стоик, пытаясь вернуть титул.
Долгими оказались лишь пять лет. Голиаф бесцеремонно сбросил
Гения с вершины и теперь царил беспрекословно.
Игра была его жизнью, бурным потоком, выносящим из напастей
и бед. Рушился мир, гибло все живое вокруг, но это лишь придавало
энергии и цепкости. Кем он только не был. Чем не занимался. Голод
и холод подвигали к действию, а игра обещала успех. Она вела за
собой, поднимая после каждого удара судьбы. Внутри выросло дикое
чувство свободы, свято охраняемое злостью и стойкостью. Не был он
добрым. Не получалось. Когда стране надоело ежедневное истязание,
его талант оказался к месту и времени. Пришел шанс, и он сполна
им воспользовался. Но с победой пришло одиночество. Чемпион всегда
одинок. Как царь горы, зорко следящий за тем, чтобы не быть
сброшенным вниз.
Глава 3
Старт
Хорошо, когда все хорошо. Семь лет замужества до сих пор
кажутся сном. Что привлекло утонченного красавца к застенчивой
угловатой девушке?
- Ты серая мышь, на тебя никто не посмотрит, - говорили ей
сверстницы в пансионе. - Займись чем-нибудь умным, чтобы от
одиночества не страдать.
Она чувствовала себя обреченной. Мир вокруг бешено вертелся,
с трудом выйдя из страшной войны и жадно глотая жизнь. Все
торопились насладиться радостью до безумия. Жили одним днем, и никто
не думал о завтра. Как пир во время чумы. Она не знала за что
зацепиться, чтобы не упасть на землю, уходящую из под ног.
- Милая, - с добротой говорила университетский библиотекарь,
достойная пожилая женщина. - Не терзайтесь сомнениями. В
сущности, от каждого из нас ничего не зависит. Просто живите и все.
- Нет, - отвечала она. - Не может быть бессмысленным каждый
день. Это обидно – просто так сгореть без следа. Должен быть смысл
нашей жизни.
- Спросите у него, - кивнула библиотекарь на сидевшего в
дальнем углу зала молодого человека. - Один из лучших на курсе.
Ходит сюда каждый день. Три научных работы. Серьезно играет в
шахматы. Недавно победил в большом турнире.
В то время многие играли в шахматы. Игра стала отдушиной
для мыслей и чувств. Эмоции уходили в головокружительные
комбинации, а житейский прагматизм в стойкую позиционную игру.
Она взяла книгу наугад и села за соседний стол слева от него.
Он что-то страстно писал в тетради, изредка глядя учебник.
Быстрым шагом в зал вошел однокурсник и решительно направился
к столу. Обаятельный весельчак, любитель и любимец доброй
половины женской части университета.
- Реферат отличный, - пожав руку, произнес шахматист. - Посидим
две-три ночи, и будет приличная научная работа.
- С ума сошел, - ахнул друг. - ночью надо спать. И желательно
с кем-то.
- Бутончик, Розочка, Бабочка, Лепесток, кто в этот раз? - спросил с
иронией, отложив тетрадь.
- Одуванчик, - восхищенно прошептал приятель. - Как подуешь,
так вокруг и порхает нежность.
- Рад за тебя. Когда нагуляешься, помогу написать работу. Только
пыл и азарт не промотай. Без них ничего не выйдет. Что еще? –
спросил, видя как тот мнется в нерешительности.
- На мель я сел, - пожаловался красавчик. - Жизнь трещину
дала.
- Велика ли трещина? - весело спросил.
- Как в прошлый раз, - в голосе зазвучала надежда.
- Ты должен уже две стипендии, - сказал, доставая чековую книжку
и расписываясь. – В последний раз.
- Спаситель, - чек мгновенно исчез в кармане пиджака. - Как
перевод из Аргентины придет, сразу рассчитаюсь.
- Со всеми расплатись, - предупредил, расставаясь, - А то
пострадаешь за долги, и наука большого таланта лишится.
- Спасибо, - так расчувствовался, что вышел, пятясь назад.
Больше он не писал. Просто снял очки и обернулся к ней. От
неожиданности ее охватил ступор и слегка приоткрылся рот.
- Подойдите, пожалуйста, - этой просьбе невозможно было
противиться. Она покорно села рядом.
- Кто он по-вашему? Дон Жуан, Казанова, ловелас, дамский
угодник?
- Так говорят, - еле выдавила она в ответ.
- Просто он любит жизнь и боится ее лишиться. Спешит и
торопится. Талантливый разгильдяй, - она не помнила как ее рука
оказалась между его ладоней. - Нужно быть хозяином своей судьбы –
вот по-моему смысл жизни. Создать, защитить то, что потом может
создать само. Я слышал Вас, я на Вас смотрю. Будете со мной? –
Она смущенно кивнула в ответ. Говорить не могла, язык отнялся и в
горле пересохло.
Теперь раннее утро. Ее молодой профессор математики мирно
спит, слегка посапывая. В детской тишина. Две маленькие разбойницы
долго баловались и бесились. Встанут нескоро.
День предстоял серьезный.
- Сегодня будут гости, - с утра сказал Математик. - С ними в
мою жизнь войдет нечто новое. Я этого и желаю и боюсь.
- Ничего, - она в порыве обняла его. - Мы справимся.
- Да, обязательно, - прижал он ее к себе. - Как хорошо, что у
меня есть ты.
Гости явились в назначенный час. Мыслитель – великий чемпион
двух десятилетий. Обнял его как ученика, как сына. Двое других слегка
смутились. Они знали друг о друге и только.
Сава дружил с Голиафом с детства. Знал его как никто другой.
Он был рад успех друга, но тот забыл о нем. Нельзя забывать старых
друзей.
Сало после смерти Рихарда считался лучшим чешским
шахматистом и мечтал о поединке с Голиафом. Но шахматная федерация
Чехословакии была бедна и не могла собрать средства на организацию
матча.
А у голландцев деньги нашлись. И нашелся игрок, которого
многие считали учеником Мыслителя. Сам Математик идею сражения
воспринимал с опаской. Бросить вызов Голиафу и быть разгромленным –
это могло стать пятном на всю жизнь. В те времена всю моральную
ответственность за поединок с чемпионом нес претендент. Математик
любил чистоту и сознавал принципиальную несоизмеримость сил.
Но Мыслитель видел глубже.
- Голиаф, победив Гения, первые четыре года был великолепен, -
пояснял он. - Но потом его игра стала однообразной, тактические приемы
привычными. Вместо творчества появился необдуманный риск. Часто
авторитет давит соперников вместо него. Если хорошо подготовиться
разработать новые варианты в дебютах, его положение станет
незавидным.
- Он стал самоуверен, - небрежно произнес Сава. - Вряд ли
будет серьезно готовиться к матчу.
Эти слова не очень обнадеживали. Математик еще ни в одной
партии не побеждал Голиафа.
- Здесь важно преодолеть не только соперника, но и самого
Себя, - рассуждал Сало. - Свой страх.
- Это и есть самое трудное, - вздохнул Математик. - С первого
хода неведомая сила сжимает мышцы и перебивает дыхание.
- Это лишь авторитет, - убеждал Мыслитель. – Но он не
добавляет мастерства. А оно у Голиафа идет на убыль. Сегодня его
можно победить. И я хочу, чтобы сделал это именно ты.
- Хорошо, - принял решение хозяин. - Но работа нам
предстоит большая, = обратился он к секундантам.
В назначенный день матч за звание чемпиона мира начался.
За день до начала Математик, случайно увидев Голиафа в
летнем кафе выразил признательность и уважение.
- Нашли поединщика, - смерил тот его презрительным
взглядом. - А я тебя уважал. Ты же прагматик, а полез в безнадежное
дело. Не Гений, не Мыслитель, даже до Стоика не дотянешь. Просто
приличный игрок. Я тебя разорву. Жаль только старика обидеть – так
тебе верит.
- Для меня все равно честь сразиться с Вами, - вежливо
ответил Математик и откланялся.
Предстояло тридцать партий матча. В первой он был жестоко
разбит.
Глава 4
Гений
В тиши кабинета, предоставленного президентом Федерации шахмат
Нидерландов четверо друзей переживали неудачу.
- Хватит, - прервал молчание Мыслитель. - Иди домой, отоспись и
отогрейся, - отправил Математика, тот лишь покорно удалился.
- А нам прокачать партию вплоть до каждого хода, - обратился
к секундантам.
Вечерело, моросил мелкий дождь.
- Ничего, - сказал Математик в ответ на сочувственный взгляд
жены. - Пойдем к детям.
Начало игры мало беспокоило Голиафа. Часто первые десять
ходов он делал не задумываясь, полностью доверяя подсознанию.
Лишь потом включал мысль.
Так было и во второй партии. Но на пятом ходу кольнуло чувство
опасности. Соперник сыграл по-иному. Однако, привычка пересилила,
выдав автоматический ответ. Сразу понял ошибку. Небольшую,
незначительную, незаметную постороннему глазу. Сразу на позицию
усилилось давление.
Математик уверенно играл ранее разработанный вариант, а ему
приходилось долго думать над каждым ходом. Стало раздражать
тиканье часов. Трудно дышалось. Ситуация становилась все хуже.
Шансы на спасение таяли. Красивые идеи в голову не приходили.
Времени на раздумье не оставалось.
Чемпион почувствовал нелепость ситуации. Это разозлило.
Он, великий, жалко цепляется за ничью. А против него прагматик,
вцепившийся как бульдог в первую победу. Пусть же он ее получит.
Пусть хоть недолго, но порадуется.
- Сдаюсь, - коротко бросил Голиаф, - Поздравляю, - небрежно
пожал руку сопернику.
Зал разразился аплодисментами. Из глаз Математика текли слезы.
Он смог. Он переборол. Его обнимали, жали руки, трясли за плечи.
Но даже улыбнуться в ответ не было сил. Друзья с трудов вырвали его
у ликующей толпы и отвезли домой.
- Нужно готовить вариант четвертой партии, - настраивал Мыслитель
секундантов.
- А третья? - наивно спросил Сало.
- Он же никакой, - пояснил Мыслитель. - Иные победы совершенно
лишают сил. Завтра Голиаф его уничтожит.
- Это точно, - подтвердил Сава.
Чемпиона тем временем обступили репортеры.
- Вы не проигрывали восемь лет?
- Да, - ответил он.
- Что случилось сегодня?
- Легкость вчерашней победы сыграла злую шутку. Я ошибся
и доставил сопернику большую радость. Но больше таких подарков
судьбы он не дождется.
Сказал и вспомнил, что именно так говорил Гений восемь лет
назад после первой партии матча.
Играли тогда до шести побед. Гений самоуверенно и небрежно
атаковал, а ему удалось нанести смертельный встречный удар.
Гений, казалось, пришел на десятилетия, сместив с трона
пожилого Мыслителя. Лучше всех считал варианты, как непогрешимая
машина. Никто не ожидал, что Голиаф уже в первой партии сразит его.
Как же тяжко пришлось потом. Белыми он ничего не мог сделать
с чемпионом, а черными постоянно с трудом вылезал из тяжелейших
передряг.
В третьей партии счет сравнялся. Пятую и седьмую удалось
вытащить, но спасти девятую не сумел. Одиннадцатая партия стала
переломной. Безнадежно проигрывая, Голиаф чудом спасся и поверил
в реальность успеха.
В двенадцатой партии сломил сопротивление Гения отчаянной
Атакой, а в следующей наказал соперника за горячность.
Он вел три-два, но чемпион сменил тактику и стал осторожен.
Пошли ничьи, удлинявшие поединок. Двенадцать подряд. Игра стала
монотонной. Болельщики в зале зевали.
После двадцать пятой партии Гений пригласил его в кафе, где
предложил прервать матч, пересмотреть регламент и начать заново.
Партий должно быть ограниченное количество, иначе они закончат игру
дряхлыми стариками. Голиаф согласился, если соперник сравняет слет
и в следующей партии обыграл его в четвертый раз.
У Гения сдали нервы. В двадцать седьмой партии он кинулся
в отчаянную атаку, но Голиаф устоял. В следующей партии чемпион
пошел на безумный риск, но соперник ошибся и упустил победу.
В двадцать девятой Гений все же добился своего. Но эта победа
отняла последние силы. Голиаф видел дрожь его рук.
В тридцатой партии он беспощадно раздавил чемпиона и тот
смирился. Тридцать вторая партия стала последней. Гений отошел от
стола, сообщил через секунданта, что сдается и тихо удалился через
черный ход.
Потом он извинился, но тогда ничего не мог с собой поделать.
Реванш играть не стал, признав несокрушимую силу нового чемпиона.
Воспоминание пронеслось мгновением. В третьей партии
Математик не продержался и тридцати ходов, а в четвертой попал
На знакомый Голиафу вариант и снова был разбит.
Но это поражение его, как ни странно, успокоило. Впереди долгий
путь. Он налегке, а соперник тащит собственный авторитет. Кто
устанет раньше?
Глава 5
Любовь
Пробуждение было внезапным. Три часа ночи. Сегодня пятая
партия и соперника снова надо разбить.
Голиаф пытался привести в порядок скачущие мысли. Выглянул
в окно. Ночь, улица, фонарь, аптека. Где-то уже слышал эти слова.
Подумал о Математике. Почему так хочется его бить? Не лучше ли
перевести дыхание? Два очка – солидный перевес. Путь впереди
неблизкий.
Но как спокойно он сдался в четвертой партии. Ни волнения, ни
дрожи. Крепкое рукопожатие, полное уважения. Совсем не так как
после второй, когда трясло от собственной победы. А ведь он хорошо
подготовился, пришлось признать. Сражение грозит стать тяжелым.
Поэтому нельзя дать ему успокоиться. Еще один удар и не выдержит.
А почему не выдержит? У него семья, друзья, целый зал,
аплодировавший победе. В них он черпает силу, спокойствие,
уверенность.
Голиаф остро ощутил одиночество. Сразу после чемпионства он
лишился родины, друзей, а затем и любви.
Язык часто подводил его, и колкие слова в угаре успеха
страна восприняла болезненно. Настолько, что отвергла его. Тогда
это не убило, напротив, возвысило. Один против всех. Гражданин
мира. Никому не обязан, никому не должен.
Следом исчезли друзья. Вечно спорящие, вечно осуждающие,
не желающие понять.
Настала очередь любимой женщины. Когда-то, будучи
следователем, вытащил из расстрельной камеры жену погибшего врага
трудового народа. Благодарность переросла в чувство. Бурное и
отчаянное. Аня, Анечка – пылкая и страстная. Как была рада вырваться
с ним из страны. Может и подсказала те глупости, что поссорили
с властью, доверившей и отвергшей.
Чемпионство принесло популярность. К лаврам победителя
потянулись любительницы на них поваляться. Не удержался. Измены не
простила, не пережила.
Как же мучала совесть. С головой ушел в игру, пока не попал
в обворожительный плен богатой дамочки из Чикаго. Украсил ее пояс
собственным скальпом. Странная это была жизнь. Приезжала, когда
хотела, и он ничего не мог с собой поделать. Подавила волю.
И Вера, Верочка. Женщина в шахматах. Многие о ней
говорили. Подошла на турнире после его очередного выигрыша.
- Вы сегодня плохо играли, - так и сказала. - Вам только из
страха проигрывают.
Он пригласил ее к себе в номер гостиницы, где она долгие часы
обсуждала каждый ход той партии. Интуиции было не занимать, хоть
варианты рассчитывала неглубоко. Разгорячилась. Волосы растрепались,
грудь вздымается. Пухленькая. Жар так и пышет.
Как с ней спорить. Ты ей слово, она двадцать. Наконец, устала.
Светать начало.
- Пойду, - говорит. – Поздно уже.
Пошел проводить. Дошли до двери, да обратно вернулись.
Только уже в кровать. Ни с кем так хорошо не было как с ней.
На всю жизнь одного раза хватило.
Теперь давило одиночество. Победитель одинок. Всегда.
Станет ли одинок Математик, если победит? Никогда.
Потому что не победить ему. Не победить! Не победить!
Глава 6
Холод
Невероятно, но в пятой партии ничего не вышло. Математик
стойко и уверенно отразил все атаки. Голиаф видел множество
комбинаций, разрушить которые мог единственный ход. Но соперник
быстро и уверенно делал этот ход. Казалось, он читает его игру.
Пришлось предложить ничью, ожидая следующего дня.
- Молодец, - обнял Мыслитель ученика. - Больше ему нечем тебя
удивить. Исчерпал силу авторитет. Придави теперь ты его, как во
второй партии.
Впервые Голиаф напряженно думал с первого хода. Тратил
За доской драгоценные минуты, а соперник играл словно не думая. Все
было ясно. Снова стало тяжело, но о сдаче не могло быть и речи.
Отчаянно сопротивляясь, чемпион вытянул ничью.
Раскалывалась голова. Рубашка взмокла от пота. Руки дрожали.
И это после шести партий. Играть еще двадцать четыре. Где взять
сил? Трясло. Спустился в бар. Взял бутылку коньяка.
С первого бокала полегчало. Пол-бутылки уняли дрожь.
А вся бутылка вытянула холод ужаса, заменив живительным теплом.
Утром стало худо и тошно. Не мог сосредоточиться на игре.
Сил хватило на двадцать ходов. Хорошо, что Математик не
раскусил и с радостью принял быструю ничью.
К восьмой партии чемпион был свеж и спокоен. Снова искал
пятый угол и как борец в партере цеплялся за край ковра. Соперник
методично продавливал каждую клетку позиции, выискивая слабые
места. Снова удалось устоять. Но это был предел. Вечером снова
охватил холод и ужас ожидания неудачи. Вместо коньяка помог
холодный душ.
Клин вышибло клином. Его загнали в угол. Завтра он кинется
на загонщика.
Девятая партия была фантастической. Голиаф атаковал вопреки
всем правилам теории шахмат, откровенно подставляя тылы. Но
соперник испугался отчаянного встречного боя. Стал пассивно
обороняться, совершил ошибку и проиграл.
- Ну все, - яростно говорил он друзьям. - Это у него прошло
в последний раз. Теперь моя очередь.
Давно Голиаф так не радовался победе. Так опустошительно и
отчаянно, сознавая, что уходят последние силы. Шесть-три, но
неминуемое стояло на пороге.
Глава 7
Катастрофа
В десятой партии чемпиона раздавили как жука. С первого
хода все пошло не так. Неотвратимость конца ужасала. Приходила
шальная мысль – не поменялись ли они с Математиком местами. Мозг
отказался служить, и игра развалилась как карточный домик. Так плохо
не играл никогда. Казалось, что сходит с ума.
Алкоголь в этот раз не помог. Пил, пока не проблевался.
Еле дополз до душа, но и это не спасло. Вылезти сил не хватило. Уснул.
Проснулся от ощущения того, что коченеет. Чувство опасности придало
сил. Шатаясь, но уже на прямых ногах, добрался до постели.
На игру едва успел, до истечения контрольного срока. За
очками Математика увидел такое сочувствие, что стало противно. Через
двадцать ходов предложил ничью. Соперник думал, видимо, решал не
добить ли, но согласился. Честный, зараза.
Лучше бы добил. Злость дает силы, а это милосердие заставляет
чувствовать себя последней сволочью.
Двенадцатая партия – еще один день позора. Здесь хоть подергался,
но бесполезно. Осталось лишь очко перевеса. Надо было изо всех сил
вцепиться в него.
Тринадцатую партию играл неплохо, но снова наткнулся на стену.
А у самого решето. После четырнадцатой партии счет сравнялся.
Семь – семь.
Пришлось согласиться – к матчу не готов. Сил нет. Воли нет.
Нервы шалят.
Да только какой чемпион из этого прагматичного очкарика.
Нет! Не дам! Не уступлю!
Вечер, утро – голод. Холодный душ. Вышел, застегнутый на все
пуговицы. В пятнадцатой партии яростной атакой пробил-таки стену.
- Уважаю, - восхищался Мыслитель. - Из последних сил, а
сражается. Человечище. Учти, пойдет на матч-реванш, - предупредил
Математика.
- Но сегодня Вы сильнее, - добавил Сало.
В шестнадцатой Голиаф под давлением пошел на обострение,
ошибся и проиграл. Но это было достойно. Кризис, казалось, миновал.
Дальше были две ничьи, в которых каждый, играя белыми, упустил
выигрыш.
Математик стал уставать. В девятнадцатой партии он снова
пропустил удар.
- Успокойся, - подбадривал Мыслитель. - Игра уже твоя. Сил у
него не осталось. Дожми. Это твой шанс.
- Я поражаюсь, откуда они у него берутся, - произнес Сава, -
Хоть и знаю его немало.
В двадцатой партии Математик снова придавил чемпиона.
А в двадцать первой случилось непредвиденное. Яростно атакуя,
Голиаф пропустил прямой удар и лишился фигуры. Впервые Математик
повел в счете. В следующей партии, играя черными, чемпион пошел на
дикий риск, и был разбит.
Он проигрывал уже два очка, но неожиданно вернулось утраченное
спокойствие. Кто из нас великий – я или он? Я! Впереди восемь партий
и жалкие два очка в проигрыше. Отыграю. Сейчас пойдет иная игра.
Глава 8
Тишина
Математик чувствовал волнение. Оставалось восемь партий и
перевес в два очка, но мысль становилась тягучей, и мозг уже не
справлялся с объемом знаний.
- Я понимаю, - сочувствовал Мыслитель. - Скоро добавится и
мандраж. Близость победы напрягает нервы. Больше не рискуй. Играй
предельно осторожно. Что бы ни случилось. У него тоже мало сил.
Но как живуч. Тем славнее будет победа.
В двадцать третьей партии игра чемпиона была на редкость
свежа и агрессивна. Он словно начал новый матч. Но Математик
был не тот, что в первой партии. Хладнокровно отразил все угрозы.
Следующая партия неотвратимо ушла в ничью.
В двадцать пятой Голиаф вспомнил старый, давно забытый
Вариант. Математик ответил верно, но потратил слишком много времени
на обдумывание, стал торопиться, ошибся и проиграл.
Есть! За пять партий отыграть одно очко – чего проще. Да,
матч закончится вничью. Чемпион сохранит корону. Нужно через год
предложить Математику новый матч, и там окончательно разбить. Хоть
и молодец.
А того трясло.
- Я не выдержу, нет сил, - жаловался он.
- Ты не виноват, - успокаивал Мыслитель. - Просто мы не
смогли помочь тебе. Соберись. Все в твоих руках. Ничего нового больше
не будет. Слишком хорошо вы знаете друг друга. Я в тебя верю.
Как же он сильно играет, думал Голиаф после двадцать шестой
партии, ушедшей в ничью. Из оставшихся четырех, шансы были только
в двух белыми. В двадцать седьмой он отчаянно атаковал, но крепость
была неприступна. Быстрая ничья в следующей партии оставляла
единственный шанс.
Двадцать девятая партия. С первого хода он начал чудить,
пытаясь обмануть соперника. Играл нелогично. Раскрывался, вызывая на
встречный бой. Тот не поддался. Тогда пошел в отчаянную атаку.
В какой-то момент ощутил близость выигрыша, но решающий ход
ускользал от мысли. Уходило время. Многообещающий перевес обернулся
только лишней пешкой. Но Математик упрощал игру, и реализовать
преимущество становилось все труднее. Опять подводило время.
И выигрыш ушел. Упорхнула Жар-птица. Ничья. И последняя партия без
вариантов. Он сделал сегодня все, что мог. Но сидевший напротив мог
немного больше.
Последний день матча. Последняя партия.
- Если что, предлагайте ничью, - тихо шепнул Математик.
Предложение почетной капитуляции великодушно, но мы
помучаемся. Голиаф в любой момент мог проиграть эту партию,
настолько велик был риск. Без двух пешек, с выдохшейся атакой.
Мог сдаться, но предложил ничью.
И когда Математик радостно ее принял, встал и поднял его
руку.
- Ура новому чемпиону мира! - крикнул на весь зал,
потонувший в оглушительных аплодисментах.
- Прости, - обнял соперника. - Теперь ты лучший, но через
год – реванш.
Сказано было тихо, но услышали все.
- Реванш, реванш, реванш, - пронеслось по залу.
Овация оглушила валом водопада. Жизнь продолжается.
Глава 9
Реванш
Через год они вновь сидели друг против друга. Математик
стал велик. Он выиграл все турниры, где участвовал, не проиграв ни
одной партии. Надежность защиты, точный расчет и умение выискивать
мельчайшие ошибки соперника вели от победы к победе.
Голиаф играл редко. Изучал игру соперника. Подбирал варианты.
Лишь перед матчем с Гением он так много работал. Понимал, что
сила Математика выросла многократно, и это подогревало азарт
предстоящей битвы.
Тот, поднявшись на вершину, казалось, достиг совершенства в
игре. В советах и секундантах больше не нуждался. Наступало
одиночество лидера. Свою победу в матче считал заслуженной и
закономерной, место вверху - незыблемым.
- Ты изменился, - с легким укором говорила жена, -
Сперва достиг успеха, а теперь успех поглощает тебя.
Иногда Математик чувствовал, что всегда был лучшим. Просто
Скромность мешала ему об этом заявить.
Голиаф терпеливо изучал его, но редко играя в турнирах,
под изучение не раскрывался. Однако, что толку в частностях, если
известен принцип и стиль игры. Знаний, полученных в прошлом матче,
должно хватить на десятилетие.
Жеребьевка. Первую партию Голиафу играть белыми. Весело
было перед игрой.
- Прошу простить за резкости в прошлом матче, -
тихо произнес Голиаф. - Вы достойный игрок, и бить Вас буду
достойно.
- В таком случае наше достоинство взаимное, - ответил чемпион.
Первая партия – Математик разгромлен вдрызг.
Вторая партия – позиция Голиафа разлетелась на мелкие кусочки.
В третьей партии с трудом устоял Математик. В четвертой,
мысленно тужась и охая, вытащил игру Голиаф.
Пятая партия. Отчаянная атака Голиафа, стойкая защита
соперника, и вдруг смертельный удар, когда ничья казалась достигнутой.
От отчаяния чемпион долго не мог встать из-за стола. Он сделал
все, что мог, но соперник оказался сильнее.
В шестой атака Математика натыкается на стену. В седьмой
Голиаф быстро предложил ничью. Нужно было успокоиться, перевести
дух. В восьмой Математик снова атакует, но победы нет. Девятая –
быстрая ничья. Следующие две – та же история.
Казалось, соперник предлагает чемпиону показать все, на что тот
способен в атаке. Сам же не рискует, а ждет его ошибки. Тактика
концовки прошлого матча. Но сейчас еще середины нет. Одиннадцать
партий, и чемпион проигрывает одно очко.
Глава 10
Возвращение
Голиаф ждал недаром. В двенадцатой партии соперник попал
на хорошо изученный им вариант. Один ход заставил Математика
погрузиться в длительное раздумье. Ответил он верно, но истратил
слишком много времени. Потом в острой позиции в спешке ошибся и
проиграл.
Тринадцатая стала кошмаром чемпиона с первого хода. Так
быстро проигрывать еще не приходилось. Но взял себя в руки и в
следующей партии был великолепен. Признав поражение, Голиаф
восхитился мужеством соперника. И оказал ему почет яростной атакой
в пятнадцатой партии. Математик сопротивлялся изо всех сил, но
сдержать напор не смог. Он проигрывал три очка, и по такой игре
это казалось пропастью.
Понимал ситуацию Голиаф, но помня прошлый матч,
расслабляться не собирался. После двух быстрых ничьих отразил
попытку чемпиона сократить разрыв. В девятнадцатой партии сам
прижал соперника, но тот устоял. Следующие две прошли в равной игре,
приближая Голиафа к победе. В оставшихся девяти партиях нужно было
добыть всего три с половиной очка. Сопернику могло помочь только
чудо. Но никто в это не верил. Наоборот, многие стали понимать,
что чудо случилось именно в прошлом матче.
Но Математик сражался. В двадцать второй партии сделал для
победы все что мог и понял, что этого мало. Тогда пришло
отчаяние. Проигрыш следующей партии. Быстрая ничья. Опять
проигрыш.
Голиаф словно чувствовал его надлом и бил жестоко и
расчетливо именно в минуты слабости.
Двадцать шестая партия ожидалась последней. И чемпион
не разочаровал зрителей. Быстро предложив ничью, он крепко
пожал руку сопернику и тихо произнес: «С возвращением!». В ответ
Голиаф благодарно обнял его.
- Я вернулся! - крикнул он залу, вскинув руки вверх, принимая
заслуженные аплодисменты.
- Я вернулся, - Математик нежно обнял жену и долго целовал
ее погрустневшее лицо. Каждое нежное прикосновение возвращало
легкость и свободу. Двухлетний угар славы отпускал его.
Эпилог
Восемь лет спустя к воротам бывшего немецкого концлагеря
«Айзенак» подъехал «Виллис». Двое бывших заключенных с немецкими
автоматами за спиной сноровисто распахнули створки, и машина
оказалась внутри бывшего лагеря военнопленных, сгубившего немало
людей.
Глазам офицера британских служб стратегических операций
открылась унылая картина бараков , колючей проволоки, плаца,
крематория и отдельно стоявшего строения бани, бывшего по
совместительству газовой камерой.
Удивляло малое число военных и большое - вооруженных
полосатиков - бывших заключенных. Их не торопились разоружать,
чтобы не вызвать недоверия, или какой-либо агрессии. Никто не мог
поручиться за психическое здоровье этих людей.
Из бывшего здания администрации навстречу офицеру вышли
командир комендантского взвода и представитель заключенных. В
лагере содержались русские военнопленные, которые воспользовавшись
суматохой администрации после падения Берлина, захватили оружие
и перебили всю администрацию вместе с охраной. Кроме коменданта,
которого содержали в отдельной камере, регулярно кормили и
выводили на прогулку в изолированный внутренний дворик.
Необычное бросалось в глаза, но офицер для этого и приехал.
Был он высок, худ, в простых поношенных очках сильного увеличения.
Говорил мягко, искренне улыбаясь, вызывая доверие и открытость. Он
Он мог казаться моложе своих сорока пяти лет, если бы не седая голова
и утомленные глаза уставшего от жизни пожилого человека.
Приняв для формы рапорт командира взвода и похвалив за
порядок в лагере, офицер попросил предоставить в его распоряжение
представителя заключенных.
- Шестернев Сергей Андреевич, капитан Красной Армии,
плен под Воронежем в сорок втором, уничтожили документы, выдавали
себя за сержанта – верно излагаю? – спросил офицер.
- Так точно, - ответил представитель.
- Почему не спрашиваете, откуда все известно?
- Умного человека сразу видать, - ответил Шестернев. - Служба
у Вас такая.
- Вы совершили большое дело. Подвиг. Я восхищен, -
было сказано тепло и искренне. - Но боюсь, на Родине это не оценят.
Офицер, попавший в плен. Не простят. Думаю, вместо свободы и
службы Вас ждет новый лагерь в Сибири или на севере.
- Возможно, - ответ был на редкость спокоен. - Что можете
предложить?
- Лишь желание остаться в нашей оккупационой зоне. А затем
службу в нашем управлении. Вы смогли выжить и победить в
нечеловеческих условиях. Это огромный опыт для многих людей.
Понять законы выживания в кошмаре, рассказать о них людям и
этим помочь каждому справиться со своей бедой. Благородно, не
правда ли.
- Благородно, - согласился Шестернев. - И заманчиво. Но я,
пожалуй, вернусь туда, где меня ждут. Что бы не случилось.
Вы правы – надо помогать людям пережить беду. Вот и буду помогать.
У себя дома. Что бы там со мной не делали. Я понял - даже в
концлагере душа человека может быть свободна.
- Как Вы это поняли? Когда? - наступал ответственный момент
разговора.
- Как встретил Великого Мастера Игры, - прозвучал ожидаемый
ответ. - Вы ведь из-за него приехали, чемпион? Я узнал Вас. С
детства люблю шахматы.
- Я экс-чемпион, он вернул себе титул, - поправил Математик.
- Значит, теперь его никто не победит, прозвучали горькие
слова.
- Его убили? Замучили? - запальчиво спросил Математик.
- Он делил с нами нужду и голод, - повел рассказ Шестернев. –
К нам его доставили в апреле сорок четвертого. Говорил, что
воевал во французской армии и в сороковом попал в плен. Его
тягали из лагеря в лагерь. Этот стал седьмым. Они знали кто он.
Великий. В каждом лагере случалось одно и то же. Каждый комендант
попадал под его влияние, и прекращались убийства людей. Он
предлагал играть в шахматы на человеческие жизни и все соглашались.
Он играл без слона, коня, ладьи, ферзя. И всегда выигрывал. Потом
говорил мне, что мастеру для победы над простым игроком можно
играть без ферзя, ладьи и слона одновременно. Мы хранили шахматы,
слепленые из хлеба. Он играл вслепую, потому что со зрением
было очень плохо. И всегда выигрывал. Потом об этом узнавали.
Меняли комендантов, а его переводили в другой лагерь.
- Но они могли просто убить его? - удивился Математик.
- Нет, - возразил собеседник. - Он говорил, что началась большая
игра, и теперь его убить все равно, что признать поражение. Он
очень уставал. Потом его стали уводить ночью. Не давали спать. А он
все выигрывал. Наш комендант оказался хитрым. Людей, умерших от
голода и болезней выдавал за уничтоженных в акциях. Так у нас
появилось время организовать и подготовиться. Время и надежда.
Но Мастер слабел. Однажды ночью он не вернулся. После очередной
партии у него случился инсульт. Я был тогда старостой барака.
Меня отвели в управление. Комендант выглядел растерянно и
подавленно. Говорил, что его пытались спасти, но не смогли. Мы
пошли в крематорий. Невероятно, но Мастер лежал в добротно
сделанном гробу. Комендант сказал, что больше ничего сделать не
может, и печь поглотила Мастера. Комендант говорил, что ему жаль.
- Но почему?
- Мастер говорил, что его жизнью кто-то потом захочет
прикрыть свои грехи. Но коменданту это точно не помогло, -
продолжил рассказ Шестернев. - на следующий день мы подняли
восстание. Первого мая.
- Почему жив комендант? – это было интересно.
- Мастер говорил не трогать. Он должен ответить перед судом.
Одинокий и беззащитный. Пусть поймет что это такое.
- Тридцатого апреля. В день падения Берлина. – задумчиво
произнес Математик. - Вот судьба.
- Да, судьба, - повторил Шестернев. - Его судьба. Великая
судьба. Он незадолго до гибели говорил, что на Родину вернуться
хочет. Коли так бы случилось, то я бы с ним хоть на север, хоть
на Колыму.
- Так твердо, - удивился Математик.
- Извините, - вздохнул Шестернев. - Благородный Вы человек.
ни благ заоблачных, ни денег больших не обещали. Только свобода
и польза ближнему. Но нельзя от судьбы своей бегать. А без
Родины жизни я не представляю. Несвобода, так несвобода. Привык.
Буду, как он, людей из грязи поднимать. Даже если знакомство с
ним станет лучшей частью моей жизни.
Они простились в уважении друг к другу. Оставалось решить
вопрос с бывшим комендантом.
- Где пепел? - спросил, зайдя в камеру.
- Какой пепел, - удивился бывший комендант, словно
очнувшись от сна, и в его мертвом взгляде загорелась искра.
- Его пепел! - пояснил Математик. - Где ты его прячешь?
- Вот оно что, - тихо произнес узник. - И это отнять хотите.
- Отнять? – Математик нервно одернул мундир. – Я
профессор математики. По приглашению читал лекции в Оксфорде,
когда вы напали на мою страну. Она, бедная, сдалась после
первой же бомбежки. Но от моего дома, жены и троих детей,
младшему и года не было, одна воронка осталась. Вся жизнь сгорела. –
Он не помнил, как пистолет оказался в руке. - Прямо здесь, как собаку,
застрелю. Палач, мучитель. Ты понимаешь, кого сгубил?
- Как убивать будешь? - спокойно ответил бывший комендант. –
В лицо или затылок? Отвернуться или на колени стать? Большую
честь окажешь. Так-то меня повесить должны.
- Извините, нервы ни к черту, - пришел в себя Математик. –
Как по лагерям поездишь, так хочется всю кодлу вашу без суда из
огнемета заживо сжечь.
- Понимаю, - снова спокойный ответ. - И не оправдываюсь.
Просто жить хорошо хотел. А здесь платили и обеспечивали. Дом,
говорите. А у меня квартира в трехэтажном доме. Жена, тоже
трое детей. Мать пожилая. Все там, под обломками остались после
налета ваших самолетов. Кроме этой камеры у меня и нет ничего.
А Ему как помочь я мог? Он бы не принял. Непостижимый,
удивительный человек. В моем бывшем кабинете. В левой стойке стола
тайник. Там гильза от сорокового калибра. Берите.
Каждый вечер Математик делал мучительный выбор. Застрелиться,
напиться или работать дальше. Поэтому на столе всегда были пистолет,
бутылка шотландского виски и папка с документами. Сегодня здесь
красовалась и гильза с тем, что осталось от Голиафа.
Нет его. Нет Мыслителя. Нет Гения. Нет пытливой шахматистки
Веры. Нет семьи. Ничего нет. Все сгорело. Осталась дикая боль,
душащая ярость и мертвецкое спокойствие.
Днем было жарко, и вечер не успел остудить металл бывшего
снаряда. Гильза была теплая, словно подогревалась изнутри. Вздохнув,
Математик убрал в сейф пистолет и виски. Гильзу оставил.
Жизнь – сплошная череда подъемов и падений. Просто надо
вставать на один раз больше, чем падаешь. Кстати, в двадцать
девятой партии жертва ферзя на эф пять и мат в два хода.
Математик в ужасе стряхнул наваждение. Вышел в санузел.
Подставил голову под струю холодной воды. А он мог и не стать
чемпионом. Вытерся полотенцем. Вернулся. Открыл папку с
документами. Взял чистый лист. Стал писать ходатайство о
рассмотрении дела бывшего коменданта немецкого концлагеря
«Айзенак» на предмет замены смертной казни пожизненным заключением.
Пусть живет долгие годы в несвободе и одиночестве каменной
клетки.
Так решил Голиаф.
