Жили-были две серёжки-подружки, серёжки-сестрички, золотые, с зелёненькими камушками. Они были очень довольны сами собой и взаимоотношениями друг с дружкой, а главное, тем, что были способны украсить соответствующие им по стилю наряды своей хозяйки, миловидной рыжеволосой женщины с красивым именем Марина. Марина жила одна, дома показывалась редко, почти всё время проводила на работе, точнее, на службе обществу, которое… Ну, не столь важно, какими интересами питалось это общество, сколь важно то, что делала она, вкладывая все свои силы и умения в решение серьёзных общественных вопросов.
За целый день она успевала исколесить половину провинциального городка на своём небольшом зелёном автомобиле – без него просто никуда не успела бы вовремя. Кроме той пользы, которую Марина, исполняя свои служебные обязанности согласно штатному расписанию, несла самым обездоленным членам нескольких социальных организаций, она… Марина воспитывала у людей вкус к жизни, налаживала отношения между ними, поддерживала теряющих надежду. Личная жизнь у неё складывалась не так удачно, как надо бы, но, к счастью, она сумела сделать мягкий акцент на жизни других.
Жалеть себя – последнее дело!
Во всех направлениях деятельности было важно правильно и уверенно позиционировать себя, иначе как в тебя поверят другие? Внутреннее самочувствие и внешний вид – две составляющих успеха. Самочувствие не бывало одинаковым каждый день, а выглядеть хорошо нужно было всегда. Она воспитывала окружающих своим внешним видом, своей индивидуальностью, своей модой, наконец, значительно отличающейся от неких стандартов существующей моды.
Маринины наряды, Маринины привычки, Маринины манеры воспринимались как хороший тон.
Серёжки-подружки с зелёненькими камушками знали про Марину всё, даже то, что она сама начисто забыла, потому что были знакомы с Мариночкой со школьных лет. Эти серёжки подарила девочке её бабушка, когда та заканчивала школу. В детском возрасте у Марины серёжек не было, и она не могла дождаться своего первого взрослого счастья – серёжек. Ну, наконец-то они у неё появились, и какие хорошенькие: средней величины, оригинальной формы, с тремя настоящими изумрудами, в форме цветков на изящной золотой веточке, украшенной россыпью листочков-цирконов. Серьги оказались очень удобными, не мешали движениям, и Марина надевала их часто.
Марина вполне оправдывала своё морское имя, тем более, что цвета моря были ей к лицу: зелёно-серые глаза очень выразительны, пушистые рыжие волосы только подчеркивали нежность глаз. Стройная фигура не нуждалась в ухищрениях с подбором моделей одежды; косметикой Марина пользовалась умеренно. Со временем зелёных украшений скопилась целая индийская шкатулка: клипсы и кулоны, бусы и брошки, заколки, колечки, даже часы с малахитовыми вставками. Были, конечно, и другие варианты украшений всех расцветок и оттенков, кроме унылых, но предпочтение отдавалось цвету зелени.
Когда Марина выходила замуж, жених на свадьбу подарил ей роскошный браслет с изумрудами, в точности подходивший к её изумрудным серёжкам. Так и надел на руку в день свадьбы, чем окончательно очаровал невесту. Жаль, потом очарование сменилось презрением. Да, у них не только не сложились отношения, но и… Они развелись, а браслет остался.
Это был очень щепетильный Браслет.
Он чрезвычайно дорожил вниманием своей хозяйки, а ещё – детальным сходством с серёжками. Больше того, он гордился тем, что серёжки составили ему прекрасную партию, или он – им. А сверх того… Браслет с первого взгляда влюбился в серёжки, в обе сразу. И если приоткрыть тайну… В одну из серёжек он был влюблён чуть-чуть больше, как раз в ту, которая отличалась мельчайшей погрешностью: незначительной зазубринкой слева от замочка. Вот именно за эту зазубринку он и жизнь был готов отдать!
Но что значит жизнь Браслета, даже изумрудного?
Марина ценила этот, довольно скромный по теперешним меркам, изумрудный комплект, прибегала к нему только в добром расположении духа – он значил для неё немало.
Год от году у Марины всё прибавлялись нагрузки на работе. Жизнь усложнялась, опекаемые ею люди всё больше нуждались в её трудах и заботах. Не сменить ли работу на более лёгкую и денежную, как это делали многие знакомые? Нет, мысль о том, что можно заниматься чем-то другим, попроще и прибыльней, в голову не приходила. Не могла забыть, как долго и тяжело болела бабушка, как трудно перенесли родители последние месяцы жизни отца… Марина тогда не смогла помочь им по-настоящему, и горько было осознавать это. Очень мало осталось на свете родных и близких, так пусть чужие ощутят хотя бы часть того тепла, которое не досталось самым дорогим… Да и не совсем чужие они. А мама была жива, вполне здорова, и это радовало Марину. Жаль, виделись редко. Мама одобряла дочь в её действиях, что было приятно обеим.
Иногда Марина возвращалась из своих служебных поездок, утомившись до такой степени, что не было сил поужинать. Лёгкий беспорядок царил в её квартирке, но она свыклась с ним. Главное – вовремя отыскать нужную вещь, всё делать постепенно, да так, чтобы бытовые вопросы не выходили на первый план. Редкие выходные посвящала интеллектуальному отдыху, оставляя субботы поверхностной уборке.
И в то же время своему гардеробу успевала уделять максимум внимания. Художественный взгляд на мир настраивал её оптимистически. Приобретала новые вещи осмотрительно, не выбиваясь из своего стиля и цветовой гаммы. Кое-что вязала сама, но редко. Если нужно было произвести эффект в обществе, делала это неожиданно и весьма скромными средствами – изумрудный комплект был как нельзя кстати. Если Мариночка в спешке успевала надеть только серёжки и бежала дальше, Браслет словно останавливал её, напоминая о себе.
Марина возвращалась, аккуратно надевала Браслет и…
Вот так-то было бы и хорошо, если бы каждый эпизод из жизни украшений был похож на предыдущий или следующий. Да случалось так, что она снимала Браслет в самых не подходящих для этого местах, давала кому-то примерить, иногда забывала забрать, а когда возвращали, в спешке бросала в сумочку – до поры до времени всё обходилось. Но вот однажды, не на улице, не в другом месте, а у себя дома Марина обнаружила, что у неё в ушах – только одна Серёжка. Она кинулась к шкатулке – нет. На туалетном столике, на овальной подставочке, куда обычно складывала только что снятые украшения, – нет. Браслет был на месте. Марина спешила на работу. Она вынула из уха одинокую Серёжку, небрежно надела подходящие клипсы и, терзаемая дурными мыслями, ушла из дома.
Браслет, обнаружив рядом с собой только одну из любимых сестричек, безмерно огорчился.
– Что случилось, ты знаешь? – спросил он у одинокой Серёжки.
– Нет, – отвечала та. – Мы встречаемся с сестричкой только здесь, на подставочке, когда хозяйка снимает нас и даёт нам отдохнуть. Когда она нас носит, мы друг друга не видим.
– Значит, ещё вчера вы друг друга видели, мы все втроём были вместе! – воскликнул Браслет.
– Да-да, конечно, только… Очень суетливый был день. Вспоминаю, Марина то снимала, то надевала пушистый шарф несколько раз. Может, задела мою сестричку и где-то обронила, на работе или в гостях, – сказала Серёжка с печалью.
– Неужели правда… – тихо произнёс Браслет, – неужели мы никогда больше не увидимся?
– Хочу надеяться, что будет не так, – прошептала Серёжка, а потом заплакала изумрудными слезами.
Браслет промолчал. Он чувствовал себя убитым. Его самая любимая Серёжка с зазубринкой исчезла. Нет её. Где она? Неужели в гостях, где были вчера? А ведь там была такая толкотня! И этот шарф… Если Серёжка упала нечаянно именно там, то она могла и закатиться куда угодно – каково ей попасть в беду в чужом-то доме! Как он будет жить без неё? Браслет искренне жалел и любил оставшуюся в горе и печали одинокую Серёжку, а себя… Гармония в жизни была утрачена.
Прошло несколько дней. Серёжка так и не нашлась. Марина искала пропажу с пристрастием, но ни в гостях, ни дома, ни на рабочем месте – нигде ничего не обнаружилось. Марина не знала, где искать дальше. Положила одинокую Серёжку в «кладовку» невостребованных безделушек, в новокупленную индийскую шкатулку, просторную, несколько неуклюжую, идеально сочетающуюся с прежней. В этой новой шкатулке как в камере хранения уже успела скопиться целая груда деталей нужных когда-то украшений, а теперь отодвинутых на задний план. Пусть полежат хотя бы в красивом месте, раз не очень-то нужны! Браслет остался в полном одиночестве.
Его вроде и не сослали в ссылку, но лишили самого дорого в жизни. Мало того, что была растоптана его любовь, так и он сам почувствовал себя бесполезным звеном. Марина словно забыла о нём. Она с чувством глубокого недовольства собой выходила из положения: надевала то одни украшения, то другие, но потерянная Серёжка долго не шла вон из памяти. Тем не менее, бесконечно переживать неприятности и потери Марина не любила. Жизнь торопила, призывая к новым испытаниям и переживаниям. И себе, и другим она нужна была в состоянии уверенности в себе. Призывала на помощь всю твёрдость характера: надо не поддаваться негативным эмоциям! Ведь она почти смирилась с тяжестью и необратимостью утрат, связанных с дорогим прошлым, сохраняя при этом ясную память о родных, об отце, бабушке, о первом дорогом подарке…
Почти… Жалела, что у неё нет детей.
Да, детей не было, но появился друг, не мог не появиться у такой красивой и тонко устроенной женщины. Они встречались изредка, и встречи бывали короткими, потому что Марина не могла довериться ему полностью. И дома у неё он бывал нечасто – всё по той же причине. Однако, успел заметить изумрудный Браслет, который Марина так и не решилась упрятать подальше. Догадался о чём-то или фантазия в голову пришла, только однажды на день рождения подарил Марине восхитительные изумрудные серёжки, детально повторяющие идею Браслета. Марина была изумлена. Ей не хотелось сопоставлять подарки её поклонников, выискивать в них дурное предвестие… Наоборот – с того самого дня стала менее придирчиво относиться к человеку, который чувствовал её настроение, старался разделять её интересы, ненавязчиво оказывал поддержку, словом, постепенно становился для неё всё более близким.
Понимание – критерий доверия. Да, ей понравились серьги, она носила их в сочетании с Браслетом, быстро привыкла к ним. Ей-то всё нравилось, а Браслету… Нечего и говорить, что Бедняга-браслет ни за что не хотел забыть свою прежнюю любовь, а новую пару вежливо терпел. И всем-то они были хороши: и изящны, и моложе его вдвое, и покладисты – нет, никак. Переживал по ночам, на подставочке, когда разглядывал вблизи новых спутниц жизни. Плакал иногда…
И всё-таки: а куда же пропала Серёжка с маленькой зазубринкой? Да можно сказать, она никуда не пропадала, а находилась невероятно близко к тем, кто о ней тосковал. В тот самый день пропажи Марина была очень озабочена служебными неприятностями – неправильным оформлением отчётных документов за год. Готовила отчёты не она, но… Виноватой себя не чувствовала, а смириться с той тенью, которая легла на её репутацию, не могла. Даже в гостях некстати вспомнила об этом.
Вечером была очень рассеянна, нервничала, звонила сослуживцам, переспрашивала, уточняла. В ответ её упрекали и обвиняли незаслуженно, ссылаясь на необоснованные доводы. Обидно! Она пила валерьянку, выходила на балкон отдышаться, звонила друзьям… Потом приняла ванну, мыла голову. Непокорные мокрые волосы расчёсывала небрежно, думая о несправедливости, которая в последнее время преследует её по пятам. Неловким движением расчёски задела Серёжку так, что уху стало больно. Замочек нечаянно раскрылся, и Серёжка выпала из уха, угодила прямо в карман пушистого махрового Халата, который хозяйка надевала от случая к случаю.
Халат очень обрадовался неожиданной удаче.
– Наконец-то и меня одарили! Целых пять лет подряд я исправно служу госпоже, подстраиваюсь под её настроение, терплю её выходки, а меня она так и не поблагодарила ни разу. Всю молодость ей отдал. Теперь я счастлив и богат, хотя и стар, – невнятно шептал он, окружая нежными складками обольщения сокровище, которое не могло ему принадлежать по праву.
– Что ты такое лопочешь! Отпусти меня, – возмутилась Серёжка, пытаясь высвободить себя из халатного плена и выбраться наружу, хотя бы упасть на пол, где её можно заметить. – Ни за что с тобой не останусь, меня ждут на воле. Меня искать будут, вот увидишь!
Халат только рассмеялся в ответ, всё глубже затягивая Серёжку в своё мягкое логово. И на что уповал? Сам-то Халат уж никак не смог бы распоряжаться судьбой Серёжки, если бы Марина обратила внимание на потерю тотчас же. Но ей было не до того. Так, с не высушенными до конца волосами и с беспорядочными мыслями легла спать; ворочалась всю ночь, а утром и обнаружила, что Серёжки нет. Где же она? Ведь ещё вчера…
Халат тоже не спал всю ночь, оберегая свалившийся на него дар судьбы. Будьте уверенны, он в полной мере оценил не достойное его счастье и ни с кем не собирался делиться им. «Только бы оставили нас с красавицей в покое!» – вот о чём он просил судьбу. Судьба услышала его просьбу и пожалела старика: короток век махрового халата. Халат окончательно высох к утру в ванной на закреплённом за ним крючке и, не теряя времени, постарался незаметно соскользнуть с опорного крючка, угодить прямиком в нишу за стиральной машинкой. Он правильно рассчитал свои ничтожные силы, упал точно, куда хотел, спрятался в потаённое логово так, что с какой стороны ни посмотреть, ниоткуда не видно. «Уметь надо!» – сам себя похвалил Халат и затих, окружив чрезмерно тёплым и ласковым вниманием единственную в его жизни драгоценность.
Надо сказать, что Марина, не обнаружив Халат на месте, поискала его и там, и сям, но не нашла. С досадой констатировала неприятные факты: всё у неё куда-то девается, исчезает, пропадает… И люди, и вещи не отличаются постоянством. Верностью не отличаются тоже.
Не везёт, не складывается, не получается…
Не утруждалась долгими поисками Халата, махнула на него рукой. А через неделю ей по какому-то случаю подарили новый. Устала переживать, обрадовалась подарку, нельзя же бесконечно страдать по таким пустякам!
...Если бы эта история так и кончилась – ничем – мне бы и не пришлось её пересказывать. Но всё обернулось неожиданностью. Марина вскоре набралась смелости и вышла замуж за своего близкого друга, хотя сначала хотела отказать ему… На этот раз всё получилось вполне удачно. Первые недели совместной жизни супруги приспосабливались друг к другу, а потом в привычку вошли деликатные и доверительные отношения, на которые способны редкие пары. Зимой жили у неё, а летом – у него, за городом. Всё переменилось кардинально, когда в семье родилась девочка. Малышка требовала внимания, а помочь было некому, обе бабушки жили далеко, приезжали изредка. Марина продолжала работать всё там же, но по щадящему графику. Оставить работу не могла, потому что лично от неё, как и прежде, зависели многие аспекты существования десятков и сотен инвалидов и стариков. Город был маленьким, многие друг друга узнавали хотя бы в лицо. Она всех своих подопечных знала по имени и отчеству, знала их проблемы и слабости, всё так же оставалась для них утешением и надеждой.
Муж понимал её, поддерживал, что было приятно. Девочка росла славная, отзывчивая. В раннем детстве избаловаться не успела. Когда же пошла в школу, стала спрашивать:
– А когда вы мне проколите ушки? Хочу серёжки!
– А что, уже пора? – удивилась Марина. – В моё время…
– В твоё время, мамочка, мир был отсталым, не то, что теперь, – отвечала девочка. – Все девочки серёжки носят. И я тоже хочу, зелёные, как твои.
Марина снова взгрустнула о прошлом, но быстро вернулась к настоящему. Серёжки... А настоящее требовало, в том числе, и безотлагательного ремонта квартиры, хотя бы косметического. Мебель на кухне прямо рассыпалась от старости, обои в комнатах сморщились и потемнели, сантехника периодически выходила из строя, требовала замены. Стыдно гостей позвать! Ремонт решили начать с ванной комнаты. Стиральная машина давно работала с перебоями, уже присмотрели новую. Стали освобождать ванную, сдвинули стиральную машину с места и обнаружили в недосягаемой до тех пор нише массу исчезнувших ранее мелочей: кусок мыла, перламутровую пряжку от сумки, колготки, бутылку одеколона, даже упаковку какого-то лекарства. Но как оказался здесь Халат?
Халат пришёл в полную негодность, почти истлел, даже на тряпки не годился. Перед тем, как всё это выкинуть, Марина в задумчивости пересмотрела и переворошила старьё – тут к её ногам и выкатилась золотая Серёжка. Марина чуть ногой на неё не наступила, но вовремя заметила находку.
– Боже мой, глазам своим не верю, идите все сюда! – воскликнула она, призывая дочку и супруга. – Вот, узнаёте?
Конечно, узнали – история исчезновения заветной Серёжки была давно занесена в семейный архив. Марина осторожно подняла любимую Серёжку с маленькой зазубринкой; Серёжка совершенно не изменилась, только потускнела слегка. Марина быстренько, но осторожно сполоснула ей в тёплой мыльной воде и направилась в спальню.
А в спальне, на туалетном столике, в той самой индийской шкатулочке, что считалась «камерой хранения», в числе других нечасто употребляемых украшений проводил дни и годы своей жизни всё тот же несчастный Браслет, а вместе с ним и две не очень счастливые серёжки, подаренные супругом и составлявшие новую пару несговорчивому Браслету. Они оказались здесь по воле суровой судьбы: Марина «задвинула» весь гарнитур ненадолго, отпустив себе время на размышления о «новой моде», да так и не додумала до конца идею прошлой жизни в «отсталом мире». Новый мир предпочитал броские, вызывающие украшения и такие же принципы, а Марина… Браслет уж давно свыкся со своим бедственным положением, из которого не было выхода. Где обе серёжки, его любимые и незабываемые, он не знал. А в самом деле, та самая, историческая Серёжка, сестричка Серёжки с зазубринкой, была цела и невредима, только вместе с ненужными деталями других украшений переместилась в неказистую коробочку из-под крема, затерянную в дальнем отделении ящика туалетного столика. Серёжка понимала, что никому не нужна, а хранят её так, из-за ценности камней и металла. А о душе её не думал никто.
Ей было неуютно и грустно по соседству с тремя чёрными жемчужинами, сломанной великолепной Брошкой с рубинами и двумя потёртыми серебряными цепочками. Брошка считала себя королевой, сосланной в ссылку по политическим причинам, требовала соблюдения придворного этикета… и от кого же? Чёрные жемчужины были горды и независимы, мнили о себе не меньше, чем та королева. Серебряные цепочки отличались скромностью и покорностью судьбе – они годились только на переплавку, но заниматься этим было некому и некогда. Что поделать, служили королевским персонам! Серёжка держалась особняком. Она была цела, всё так же прекрасна собой и полностью готова к выходу в свет, но… с кем?
Брошка и жемчужины потешались над бедняжкой:
– На что надеешься, глупое создание? Смирись и привыкни к своему положению. Партии тебе нет и не будет. Такова жизнь. Драгоценности живут долго, но в разном качестве. Ты – здесь и с нами, и мы – не самая плохая компания. Не терзайся зря, забудь о прежнем, не вспоминай о нём. Цени настоящее!
И так изо дня в день. Никто и ничто не знает своего будущего. А настоящее и будущее находятся на коротком расстоянии друг от друга… Марина торопливо извлекла из далёкого хранилища заветную свою Сережку с изумрудами, положила на ладонь рядом с сестричкой, только что освобождённой из многолетнего «халатного» плена. Открыла индийскую шкатулку-хранилище, вынула Браслет.
– Мама, почему ты скрываешь от меня такую красоту?! – воскликнула девочка, оказавшаяся тут как тут. – Дай хотя бы в руках подержать!
– Успеешь ещё, – ласково ответила Марина. Супруг молча улыбнулся. Он всегда настраивал себя и близких на то, что справедливость должна когда-то восторжествовать, а лучшие намерения должны обязательно осуществляться, и данное происшествие как раз подтверждает это. Правда, никогда не говорил о том, что давно хотел бы видеть у супруги и другой автомобиль, а не старенький зелёный «Audi», с которым Марина никак не хотела расставаться. Ждал случая.
«Цвет зелени…», ставший в некотором смысле реликвией семьи, был ему дорог. Серёжки отнесли в мастерскую вместе с Браслетом, доверили хорошему мастеру. Гарнитур – так их называл мастер. Изумрудный гарнитур словно попал в санаторий, где прошёл полный курс оздоровления. Серёжки и Браслет были в восторге друг от друга, благодарны хозяйке за внимательное отношение к ним. А ведь она могла бы ещё и много лет назад избавиться даже от памяти о них…
– Нет, не могла бы, точнее, не смогла бы, – тихо произнесла Серёжка с зазубринкой, сохранявшая долгие годы своего заточения веру в благополучное избавление от плена. Обращаясь к Браслету, произнесла: – И я… Мне… Я никогда не смогла бы забыть о вас, о тебе… А ты бы смог?
– Да что ты! Никогда! Ты и сама знаешь, – прошептал Браслет. Они знали друг о друге всё или почти всё, доступное обоюдному знанию и пониманию. Знали и о семье, в которую попали по воле судьбы, если не всё, то многое. Изумрудный гарнитур, оказавшись в первоначальном составе, ликовал.
Девочке прокололи ушки, когда ей исполнилось пятнадцать лет, и подарили эти самые серёжки, которые отец подарил матери в день рождения ещё до свадьбы.
Да, есть справедливость на свете!
Хорошо, когда тебя понимают окружающие.
…Посторонние предметы, даже имея в себе задатки и запасы золота и изумрудов, обычно не в состоянии понять чувства и мысли тех живых или одухотворённых существ, которые в полной мере осознали себя. Однако, оказавшись рядом с ними, эти самые посторонние предметы иногда способны испытывать настоящие чувства и понимать родственные мысли.
Не имеет значения фактор времени или места.
Не так важно, кем и когда ты был создан.
Важнее всего, как и кем ты стал и в каком качестве продолжаешь быть.
Май 2014 г.
