Простая история (Рассказ)

ПРОСТАЯ  ИСТОРИЯ
Алексей Ходорковский частенько захаживал в ресторан «Адвокат», что на Курской. От неспешных бесед с коллегами, под армянский «Ахтамар»,  он получал истинное удовольствие. Этот коньяк – воспоминание о прекрасной поездке в Армению на озеро Севан. Где старинный друг Норик рассказал романтическую легенду о царице Тамаре и ее возлюбленном.
В этот ноябрьский вечер 2010 года Алексей уютно расположился в белом кресле в углу зала. На крошечной сцене ресторана играл джаз. Из коридора  слышался  голос московского адвоката Бориса Нуделя.
-Боря, я здесь, здесь -  крикнул Алексей и замахал руками над головой.
- Сто лет, сто зим. Ты как? Как семья? Я так рад тебя видеть. Как внучек?- приветствовал товарища Алексей, усаживая за свой столик: -что-то ты, Боренька, кислый? С  холода еще не отошел. Давай «Ахтамарчику» для согрева.
-Ты в коньяке, Леш, постоянен. Да и не только в коньяке. На просьбу товарища откликнулся, приехал.
- Борь, ты что- то «туману»  наводишь. Разговоры о постоянстве ведешь, грусть  вселенская в глазах. На тебя это все не похоже. Что случилось?
-Нет, нет -  все нормально. Давай выпьем за одну девушку. Ей сегодня тридцать пять.  
-Знакомая?
-Нет, не знакомая – Любимая. Но дело прошлое.
-Борь, я её знаю?
- Да нет, конечно,  нет. Откуда. Ты же вхож в мою семью, тебе тайны не положены. Но сегодня уже можно. Много времени прошло. Да и поделиться мне больше не с кем.  История старая. Началась она осенью  2000 года:

Офис моего клиента находился в Брюсов переулке. Люблю работать в центре Москвы. После бурных общений можно прогуляться по старинным улочкам, переулкам и бульварам. Просто так, без цели, медленно и со вкусом. Я прошел мимо дома Мейерхольда, взглянул сотый раз на гранитную доску со знакомым профилем. Вид этой серой доски на бесцветном  доме каждый раз приводит меня в оцепенение Тяжело смотреть на следы чужого горя.  Талантливый и безумно несчастный режиссер был арестован здесь, а потом уничтожен.  Квартиру постигла та же участь. Её разделили на две, и заселили в них любовницу и водителя Л.Берии.
Клиент был сложный. Английская фирма, которая боролась с «левыми» звуковыми дисками, стояла на страже авторских прав. Им на островах, конечно, было виднее, но в Москве  начала  двадцать первого века, это было  пустым занятием.  Они были готовы судиться-рядиться со всем миром. Мои доводы насчет борьбы с « ветряными мельницами»  никто  не слышал. С пеной у рта, через кучу переводчиков они настраивали меня на «боевые» действия.
Путь лежал в сторону Белорусского вокзала. Я  свернул в проходной двор и мимо  Центрального телеграфа  вышел на Тверскую.
Улица сверкала рекламными щитами и витринами. Площадь Маяковского была как всегда прекрасна и полна народа. Изучив афиши зала Чайковского, перешел дорогу и оказался в спине памятника великому трибуну. Люди, в основном молодежь,  ожидали своих спутников. Внимание привлекла девушка. Чем она заинтересовала меня – не понятно. Потом, спустя годы, я много раз спрашивал себя, какого рожна мне надо было, зачем подошел? Но ответа не было.
Ей было лет двадцать пять, милая и очень худая. Одета она была странно, ни куртки, ни пальто не было. Черные брюки, мешковатая голубая  кофта явно не соответствовали холодному октябрю. Лицо её ничего не выражало, какое- то безучастное, отрешенное лицо. Глаза, очень красивые с поволокой, слезились. И еще паника, да - да в ее глазах была паника, отчаяние. Это и привлекло мое  внимание. Заставило еще раз посмотреть на нее. Непонятно, что она здесь делала без верхней одежды? Кого можно ждать с таким выражением лица? В моей голове стали выстраиваться какие-то предположения. Прошел еще раз мимо, потом подошел к ней и обратился с глупым вопросом, что – то о грусти в глазах. Попытка завести разговор была серая и не оригинальная. Она молчала, я не уходил. В этот момент мне вспомнилась  начальная сцена из «Пигмалиона»  Б.Шоу, все было похоже, только без цветочков на продажу. Я засмеялся, она посмотрела на меня и улыбнулась. Было холодно, погода подталкивала к  движению, но она стояла на месте и, похоже, никуда идти не собиралась. Завел разговор, она молчала. На стандартную просьбу о номере телефона был ответ, что телефона нет. Я быстро записал свой номер. Без всяких эмоций взглянула на клочок бумаги.                
-Я не позвоню, сказала она.
Девушка меня заинтересовала. В итоге я выяснил, что она ждала кого- то  по торговым делам. Должна была передать деньги. Я слушал в пол уха и любовался ею.
-Прошу тебя пообщайся со своим  коробейником и никуда не уходи, сейчас вернусь.
С этими словами я вприпрыжку добежал до гостиницы «Пекин», в холле купил мобильный телефон и широко улыбаясь, вернулся к памятнику. Девушка стояла на том - же месте. Вручил ей телефон и сообщил, что обязательно позвоню на этот номер. Она  молча положила телефон в сумку и, не сказав ни слова, пошла к метро.
Утром следующего дня я уже звонил незнакомке. Ответил унылый, бесцветный голос.  Я назначил свидание на вечер, на той же площади.     Она мгновенно согласилась, поблагодарила за телефон. Голос стал бодрее, звонче.
На встречу она пришла явно раньше. Когда я появился на Маяковке, девушка уже стояла основательно подмерзшая. Схватил ее в охапку и потащил в ресторан. Кулинарные изыски и богатый итальянский антураж сковал ее. Представилась:
-Лена, Лена Данилова
Ей было 24 года, родом из маленького, далекого подмосковного городка. Проживала она  рядом с Москвой  в частном доме профессорши медицинского института.
Слово за слово, расспросил о девичьей жизни, намекнул на одежду  не по сезону. Лена молчала. В ресторанах девушка явно не бывала. Как общаться с этим вышколенным официантом, что делать с тяжелым меню, о чем говорить со мной – она не  знала и чувствовала себя неуютно. Я попросил рассказать что-нибудь о себе.
В начале этого года она закончила второй мед и  из общежития ее тут же  вытурили. Она поселилась в качестве компаньонки в доме профессорши и имела комнату на втором этаже. С дальнейшей учебой не вышло, нужно было на что–то жить.
Зазвучала итальянская мелодия,  я пригласил ее на танец. Танцевать Лена не умела. Меня это забавляло, все умеют, а моя партнерша нет. Я промолчал. Развеселить Несмеяну не получалось, улыбки на лице так и не появилось. Она была зажата, как пружина. Кроме всего, наверное, сковывала и одежда,  явно не подходящая к ресторану на Тверской.    Ужин был закончен. Вышли на ветреную, шумную улицу. Она взяла меня под руку. Это было приятно.
-Что будем делать,  Леночка?
-Поехали к тебе, если есть куда,- сказала она тихо, уткнув глаза в асфальт.  
Я настроился на ухаживание. Деньков на пять-шесть  меня бы хватило. Ведь сорок восемь, а девочке в два раза меньше. Но предложение поступило, дома семья, нужно было что – то думать. Повел ее в гостиницу, все в тот  же «Пекин». Вечер был прекрасный. Фантастика…Я буквально растворился в ней. Новые ощущения.  Эта хрупкая, молчаливая девчушка перевернула в моей голове все представления о женщине. Она любила меня так  неистово, так дико и отрешенно, что я  не успевал ловить ее ласки.  Нежные врачебные руки, упругая грудь, худое, завораживающее тело добили меня окончательно. Я потерял ориентацию. Было хорошо, нет, не то слово – божественно.
И так было всегда. Все восемь лет, которые мы были вместе. Каждая наша близость была ее подарком мне. Я мыл ей ноги перед сном, целовал выступающие венки на икрах и каждый раз рассказывал историю о древних евреях,  ласкавших своих возлюбленных.  «Ты не  древний еврей, ты еврей -  любитель. Можешь не мыть».  Она всегда звонко смеялась во время диалогов в ванной.
Наше второе свидание я назначил  на самое утро. Её нужно было срочно одеть, даже смотреть на летний плащик было холодно. Встретились у метро «Динамо».  Продавцы на тряпичном рынке ЦСКА  только просыпались, волокли свои бездонные короба и развешивали разноцветные тряпки на голых, безруких манекенах.
    Я брал очередную шмотку,  направлял Лену в  примерочную и с явным удовольствием наблюдал за ней, любовался. Она не возражала. Мне  нравилось побыть таким «рубахой» парнем, с открытым кошельком.
-Не надо, Боренька, – это лишнее, хватит тратиться. Я и так согласна быть с тобой. – Несколько раз она останавливала меня. Казалось, что это говорится от души. Я получал удовольствие от действия, вошел в раж.  Все обвешенные пакетами мы зашли в какую - то  кафешку, плюхнулись на стулья – без сил, но довольные.
Профессорша, у которой жила Леночка требует отдельных строк. Девочка  была нелюбимой падчерицей из сказки. Уборка дома, работа в саду, выгуливание двух огромных ротвейлеров.  Частенько приходилось бегать на станцию за водочкой, которую светило науки употребляло в немереном количестве. Ну а купить продукты, приготовить и накормить благодетельницу – это само собой.  Дом находился в зеленой зоне под Москвой. Туда уже пробрались «зубастые» виллы коммерсантов, и жилище «злой мачехи» представляло собой  довольно убогое зрелище. Двухэтажный барак с залатанной крышей, не видевший ремонта лет сорок. Но худо - бедно был газ, теплая вода, большой участок. С моим появлением, в жизни Лены  тут – же начались проблемы. Пьющая хозяйка почувствовала, что  власть пошатнулась, и стала  съедать девочку поедом.  Появился мужик, защита. Это  уже ни в какие ворота не лезло. Возвращаясь от меня,  она каждый раз  «целовала» замок калитки и  карабкалась  через двухметровый забор. Жизнь в доме стала невыносима.
Я видел  ее синяки на ногах и слушал очередную историю о житейских невзгодах. Последней каплей было нападение одной из собак. Она, как могла,  отбивалась. На руке от клыка остался глубокий след. Я должен был как – то реагировать.  Предложил возлюбленной уходить из этого дома и срочно стал искать съемную квартиру. Пока возились с риэлторами, три ночи пришлось перебиться в гостинице.
Валентина Ивановна  доставляла  девушке не только физические страдания, но и давила морально. Леночка была врач. Диплом  Московского меда с отличием. Салтычиха, будучи теткой практичной,  с жесткой хваткой, прекрасно понимала, что девочка с врачебной деятельности большого дохода в дом не принесет. Она заставила ее заниматься продажей «Гербалайфа».  Врачебная работа и ординатура были под запретом. Ленка стала коробейником.
-  Леша, я битый, перебитый адвокат. Удивить меня  довольно сложно.  Но даже я офигел от такого персонажа как  «профессорша». Я и  не предполагал, что такие типажи встречаются в наше время. Но что было, то было. Молодой доктор, с большой тягой к  врачеванию, ходила по городам и весям, продавая пищевые добавки. Ну а деньги? Естественно вся в долгах. Закупала на заёмные. Ну а выручка куда шла?  Ты, наверно, догадался.  Салтычихе, конечно.
Первый её  опыт в бизнесе был неудачным. Продать она толком ничего не успела, а долг в тысячу долларов заработала.  Ее долг я сразу  отдал.
Решение о переезде приняли сразу. Сели в машину и поехали за вещами. Поднялись на второй этаж в Ленкину комнату. Собрали чемодан и уехали. Через четыре дня я перевез её  из гостиницы в однокомнатную квартиру  на  Павелецкой. Вот с этого момента  и началась наша совместная жизнь.                                                                                      Коммерцией заниматься я ей запретил  и твердо решил -  быть ей хорошим  доктором, в хорошей клинике и обязательно кандидатом медицинских наук. Сначала ординатура.
С большим  энтузиазмом занялся её проблемами, делал это с радостью и напором. Через четыре месяца Леночка уже училась в ординатуре.
В это время я стал называть её: «ЗАЯ».  Назвал, прижилось, ей понравилось. Она напоминала испуганного зайца из уголка Дурова. Это поздняя версия. А с чего началось, когда слово прилипло – забылось.
Ленка в своем ординаторстве  была счастлива. Я возился с ней как с любимой куклой: рядил её, холил и лелеял. Прокормить и приодеть одного любимого ординатора я мог. Учеба проходила в роддоме Первой Градской больницы. Первый год гинекология, второй акушерство. Специальность  она обожала, поэтому учеба была ей в охотку. Чудное настроение, прелестная улыбка всегда были с ней. Смотреть на нее было приятно, а быть рядом - тепло. Этот двухлетний период учебы и практики прошли на ура. В больнице ее хвалили, предлагали остаться работать, но Леночка  собиралась работать только в «детстве». Детский гинеколог – была ее заветная мечта.  Она была прекрасный врач – ординатор. Не выдрючивалась как многие москвички. Отлично понимала , что для нее ординатура великий подарок судьбы. Поэтому  Лена готова была пахать в больнице и за себя и за медсестру и за санитарку. Для нее не составляло труда вымыть пол в хирургии, подготовить пробирки или сбегать в лабораторию  за результатами анализов. Врач,  делающий на работе все от души и с улыбкой,  вызывает взаимные симпатии у коллег. Сестры же  с удивлением смотрели, как  доктор перестилает кровать больному или выносит утку.  Зая зарекомендовала себя блестяще и закончила учебу с отличием. Распределили ее в  московскую детскую клиническую больницу  на должность врача – гинеколога. Мы   оба были на «седьмом небе».
Первый рабочий день в  Клинику мы пошли вместе. Я нес огромный букет сиреневых хризантем для ее кабинета, а она вцепилась  мне в руку, стала вся белая.  Кабинет нас потряс: он состоял из двух огромных, светлых, чистых и очень красивых смежных комнат. Одна для приема, другая для хирургических манипуляций. Такой красоты мы не ожидали. Доктор одела, заранее купленный, белоснежный  халат, который ей шел и подчеркивал ее изящную фигурку. Она поставила в ведро цветы и выпроводила меня из кабинета. В коридоре со своими мамочками сидели ее первые пациентки. Я сиял – уходить не  хотелось.
Леночкина мама по-прежнему жила далеко под Москвой. Ездить Зае туда на электричках приходилось часто. Путь от станции до дома был долгий. Я решил купить ей машину. Доктор опять отправилась учиться - теперь на курсы водителей. Способная девочка – она и здесь преуспела. Все экзамены, включая вождение, сдала с первого раза. Машину выбрали на площадке быстро, трехлетний белый «Пежо» понравился нам обоим. Зая стала водить машину. Мне это очень нравилось. Молодая, эффектная девушка ездит со мной всюду, да еще за рулем. Несмотря на  полученные права,  она стукала своего «Пыжика»  обо все возможные углы. На работу в больницу Лена ездила исключительно на  машине. Охранники ее торжественно пропускали на территорию, поднимая красный шлагбаум.
Молодой  врач начала привыкать к работе в клинике. Пациентки ее любили,  очереди на прием были длинные. И вот при двух больших кабинетах и длиннющих очередях ей не дали ни одного помощника: ни медсестры, ни санитарки. Манипуляции, в том числе и хирургические,  необходимо было делать довольно часто. Нужны были еще две, а то и четыре руки на подхвате. Но людей никто не давал. На конфликт идти  не хотелось, она ничего не просила. Повторялась рабочая ситуация ординатуры, приходилось выкручиваться самой. Нагрузка была большая. Кроме стационара было поликлиническое отделение. Пришлось мыть полы, несколько раз за прием бегать за стерильными  инструментами, бинтами, результатами анализов. Все это делала Ленка, хотя в штате кабинета было четыре человека.  Я старался успокоить,  приласкать ее, гладил по головке, говорил какие - то хорошие слова, просил потерпеть. Мне хорошо было известно, чем заканчиваются финансовые скандалы в больницах. Думаю, что она была единственный врач в Москве, которая все  это терпит и  помалкивает.  И здесь ее терпение дало плоды. Доктор плавно, без каких-либо замечаний, разборок и скандалов закрепилась в клинике, наладила хорошие отношения с коллегами. Это было  важно, и мы оба ходили очень гордые.
Работа в больнице занимала три дня в неделю. Леночка хотела работать полную неделю. Все верно, когда же работать как ни в двадцать семь лет.  Мы стали искать подработку по специальности. Предложения посылали через интернет. Через пару недель ее пригласили  на собеседование в Центральную детскую поликлинику Минобороны. Ей предложили место.  Зая не могла не понравиться: красива, молода, умна и с блестящими рекомендациями. Она загрузила себя любимым делом на всю неделю и была счастлива.  
Новое жилище нужно было приводить в порядок. Начали вить гнездо. Пусть и с любовницей, все равно гнездо. Ведь гнезда в ЗАГСах не регистрируются. Перво-наперво  решили купить софу.
-  Устойчивая, - заявила Зая при покупке.
Эту «устойчивую» мы и взяли. Все бы хорошо, но наша покупка не влезала в проем двери. Мы пробовали и так,  и сяк,  но «сокровище» в дверь не лезло. Выкрутили шурупы, сняли  дверь. Леночку эта картинка развеселила. Она хохотала до слез. Мы с грузчиками тоже заразились, бросили софу  и дружно заливались, подпирая стены коридора. В итоге софу установили, дверь повесили на место, и  выпили с грузчиками бутылку коньяка. Подшофе  мы стали кругами ходить вокруг приобретения. Это была наша первая совместная собственность. Леночка легла и закрыла глаза. Я стоял на коленях у ее ног и любовался «моим доктором».  Зая  затаилась и лежала не шелохнувшись. Потом пошла в ванну, включила душ. Я намылил ее ноги и стал их массировать. Красивые икры, колени и очаровательные бедра. Лена стояла с закрытыми глазами, молчала и млела. Я долго вытирал ее мягким  махровым полотенцем, взял на руки и понес в комнату. Она вырвалась, подбежала к шкафу, достала и постелила новое постельное белье, положила меня на спину и пальчиком приказала молчать.
Затмение.   Я  не понимал, что происходит. Куда-то провалился. Не ощущал  ни ее, ни себя.  
-Боренька, ты сок будешь. - На этой фразе я очнулся.
   Квартира  стала жилой, теплой и уютной. Мы стали  обустраивать свое жилище. Обставили комнату, кухню.  Гуляли  по мебельным и хозяйственным магазинам. Новоиспеченная хозяйка с большим удовольствием покупала всякую домашнюю ерунду.
- Это теперь наши модные бутики, - улыбалась она, заруливая,  в какой-нибудь, отдел посуды.
Для  приличия иногда  советовалась со мной, но я отшучивался и разрешал ей все. Мне нравился сам процесс превращения девочки из общежития - в хозяйку дома. У  Леночки появились какие-то свои деньги, и она сделала мне первый подарок – свитер «Кашарель», я отнекивался, но мне было очень приятно. Она была в восторге.  Я радовался, что моя любимая женщина, недавно униженная нищетой, выпрямила спинку.
Леночка обжилась в новой квартире. Оказалась, что она отменно готовит. Новая газовая плита, красивая посуда и восхваления ее талантов, явно подталкивали к кулинарным изыскам. Для меня это было неожиданно и приятно. Женщина именно для тебя  очень старается, причем после трудного дня на приеме  больных в поликлинике и  стационаре. Я всячески подогревал в ней чувство хозяйки дома.
Ей этого не хватало « в прошлой жизни». Старался создать тепло, уют. Уступал ей последнее слово. Ее решения по дому не обсуждались и быстро выполнялись.
Началась совместная жизнь под общей крышей.  Оставаться на ночь я не мог, но как только выдавалась свободная минута,  летел к ней.
Я  часто приходил домой раньше, раскладывал купленные продукты, смотрел телевизор – ждал ее. Каждый раз, открыв дверь,  она в шутку искала меня. Хватал ее за талию, укладывал  рядом. Так начинался наш обычный вечер. Если  собирались идти в кино или театр, то встречаться нужно было на улице.  Даже при наличии хороших

билетов вылезти из своего гнезда мы не могли.  Славно было. А жажда развлечений куда – то улетучивалась. Вечером она шла меня провожать. Взяла за правило довозить меня до дома. Лена говорила, что ей доставляет удовольствие прокатиться лишний раз на машине и услужить мне. Казалось, что так она  благодарит за купленную машину.
«Пыжика» через три года продали, и  купили ей новенького красавца «Опеля». Зая была в восторге от новой игрушки и каталась на ней везде и всюду. Теперь куда бы мы ни ездили  и где бы ни были, она всегда  была за рулем. Я слабо возражал, но  мой «автомобилист» ничего слушать не хотела. Машина крепко вошла в ее жизнь: далекие поездки к маме, на работу  со мной по Москве и за город - сделали из нее заядлого автолюбителя. Мы часто останавливали машину и целовались. Леночка любила целоваться в машине и каждый раз приговаривала:
-Когда же ты научишься целоваться? Поцелуй  еще раз, я буду тебя учить.
Определенные меры предосторожности, как и все любовники, мы соблюдали. Она старалась не пользоваться духами, помадой и не оставлять следов на моем лице и теле. Бывали казусы, но все обходилось.
-Леш, понимаешь какая штука, несмотря на мой загул и счастливые дни с Леной,   я любил жену, был с ней близок и не хотел причинить ей  боль.
- Боренька я отлично понимаю тебя. Кто сказал, что мужчина может любить только одну женщину? Это придумали женщины, защищая свой статус. В жизни бывает по-разному. Мой друг, казах, имеет официально двух жен и счастлив с ними, кстати, это не помешало ему в  Алма-Ате  генерала милиции  получить.
-Да ты прав. Но жене и детям я не могу рассказать про твоего генерала. А если судьба уж так повернулась, то я должен  был избавить от стрессов семью. Наверно я  был наивен. Но я не мог оставить, ни ту ни другую.
Наша с Леночкой  совместная жизнь шла тихо и спокойно. Она продолжала работать в больнице и поликлинике. Кабинет ее процветал. Я часто наведывался к ней с букетом сиреневых хризантем и мягкими игрушками для ее пациенток. Мне было приятно сидеть в очереди, у ее кабинета среди мамочек и папочек с дочками,  и слушать разговоры о «молодом докторе». Потом  я пересказывал Зае хорошие  отзывы о ней, немного приукрашивал. Как только очередь заканчивалась, я заходил к ней и запирал дверь изнутри.  Начинал хозяйничать в кабинете. Ставил цветы в вазу, выкладывал из пакетов  мягкие игрушки и расставлял их в шкафах. Лена ворчала, но не мешала. Мне очень хотелось сделать что-то приятное доктору  и полезное для кабинета: приносил  бумажные полотенца, салфетки, посуду, бахилы,  да и многие другие мелочи. После вручения подарков,  в вазу ставились сиреневые цветы,  и мы пили кофе.  Моя любимая сияла.
Меня постоянно грыз червь сомнения. Я совершенно никого не знал в  ее окружении - ни сослуживцев, ни начальства. Молодая, красивая женщина не была защищена на работе. Как создать броню от снующих слева и справа молодых мужчин врачей. Как защитить от возможных приставаний на постоянных симпозиумах, конференциях, фуршетах и дежурствах? Особо ничего придумывать не пришлось. Больнице понадобилось   дорогое диагностическое оборудование, и я привел  одного из своих клиентов - банкира. Для банка это была не сумма, а пиар мы с главврачом обеспечили. Сделали полезное дело, я же,  в свою очередь, перезнакомился со всеми врачами, окружавшими Леночку. Все узнали  - доктор Данилова не одна.
Настроение было классное  от общения с ней. Мы всегда были вместе:  и на медицинских тусовках, где врачи одолевали меня юридическими консультациями, и в подмосковных домах отдыха, куда вырывались довольно часто, на концертах и в театрах. Родилась идея купить  абонемент в бассейн, и мы плескались вместе. Потом я становился у бортика и любовался ею. Как она плыла! Я понятия не имел что она классная пловчиха. В воде Зая была быстра, изящна и неотразима. Купальщики,  вроде меня, останавливались и любовались ее стилем.
Первые совместные годы мне пришлось заняться ее речью. Делал я это максимально деликатно, но она все равно дулась.  Речь хромала, ударения гуляли в словах и частенько не там где нужно. Ухо резало.
    - Заинька, ты московский врач, любимый и самый, самый лучший. Работаешь в лучшей детской клинике, среди интеллигенции. С такой речью, тебя отвергнут, и ты никогда не станешь им равной.
Она хмурилась, даже всплакнула пару раз, но подчинилась  и зубрила  орфоэпический словарь.  В конце каждого занятия все переводили в шутку. Через пару лет победа  чистого русского свершилась. Мы оба были горды собой.
Меня беспокоила ее врачебная карьера в огромной больнице. Было ясно, чтобы удержаться  в клинике на плаву, нужно было защищать диссертацию, иначе выгонят.  Я стал  давить на нее, Лена была в ужасе - о диссертации она не думала. Сдавать минимумы категорически отказалась. Английский и философия вызывали у нее дрожь.  Она всячески сопротивлялась любому движению к диссертации. Зая к этому времени немножко изучила меня и,  повесив нос, написала заявление в заочную аспирантуру. Мы мирились,  ругались  и  опять мирились.
Доцент кафедры философии, плотный мужик вокруг пятидесяти, с совершенно не философским хватом и внешностью рассудил четко:
-  Нахрена врачихе философствовать, пусть лечит!
Он больше напоминал спортивного тренера перед пенсией с «большим» ненормативным словарем.
- Кем тебе эта докторша приходится? – и глянул на меня  исподлобья  хитрым лисом.
Я что - то промямлил невнятное.
-  Ну и где она, твое сокровище?
«Сокровище» стояло в дальнем углу коридора, и наотрез отказалось идти в кабинет к «тренеру». Философ надул желваки и  был непреклонен. Подать к столу соискателя и точка. Все мои увещевания и умасливания не работали. Пришлось ее тащить,  как козу на веревке, и вталкивать в кабинет коленом. Далее все пошло нормально.   Это была наша первая стометровка в марафоне.  Английский прошел в похожем режиме, а со специальностью Леночка справилась сама на отлично, презрев всяческую мою помощь. Я был счастлив и горд – путь к защите кандидатской был открыт.
Совместная жизнь продолжалась. Своя арендованная квартира,  поездки на отдых, походы в кино и театр, вкусный кофе в клинике, поездки на автомобиле. Деньги тратили умеренно, она никогда ничего не просила и ни на что не претендовала. В начале знакомства я объяснил, что работаю адвокатом, что не беден, но и в категорию богатых   не попадаю.
- Леночка, если мы останемся вместе, давай не будем выходить из разумного бюджета.
Она,  выслушала мое сообщение молча. Больше о деньгах  разговора никогда не было.  Инициатива покупок всегда исходила от меня. Покупки  делали вдвоем. Нравилось  заглядывать в примерочные и любоваться ею. Это был наш своеобразный ритуал. Она мерила массу вещей,  я уносил их из кабинки и приносил новые. Мы при этом всегда смеялись и прибывали в чудном настроении. Я не жадничал и старался сделать  приятное  своей женщине. Мне казалось, что жизнь со мной ее устраивала,  верил, что она меня любит.
Походы в театр и дальние поездки мешали моей семье, поэтому они были редки. Как себя развлекать? Мы придумали для себя  походы в кино. Садились на дальние ряды,  и я как школьник обнимал и целовал, целовал любимую.  На экран внимания обращалось мало. Леночке эти походы нравились, хотя каждый раз при выходе из зала она шутливо упрекала:
- Боренька, ты так и не научился целоваться.
Как-то мы поехали на выходные за город. Дом отдыха «Глебово» встретил нас  лошадками на центральной аллее. Сразу закралась мысль покататься. На лошадях мы никогда не сидели и решили попробовать.  В первый же день пошли на конюшню и договорились с тренером. Нам были рады. Тренер – молоденькая девушка обещала интересную прогулку. Все  ожидания оправдались. Было страшновато, но здорово.
Жилые корпуса находились в прекрасном месте  между сосновым лесом и озером. После завтрака пошли осматривать окрестности. Озеро было большим и круглым. На пляже загорали две пары на ярких полотенцах.  Леночка решила искупаться. Принесли купальники, зашли в воду. Она поплыла очень быстро и сказочно красиво. Я гордо пыхтел сзади, отстав на пол озера.      
Вечером следующего дня мы пошли в кафешку на берегу озера. На открытой террасе играла музыка.  Принесли шашлык и вино. Я подошел к ней сзади, поцеловал волосы и пригласил танцевать. Звучала красивая итальянская мелодия. Она была в легком, облегающем платье, от волос пахло чистотой и свежестью. Обнял  и прижал к себе - мне не хватало ее тела. Мы медленно двигались в танце.
- Понимаешь, Леш, я пятидесятилетний мужик, не склонный к сентиментальности,  вдруг ощутил нереальный кайф,  миг прострации. Что - то сильнее оргазма. Такое было впервые в моей жизни.
После танца мы вернулись за столик,  и я рассказал Леночке о пережитых секундах. Она смолчала,  думаю,  не поверила.
Как - то за ужином  в нашем  съемном гнезде, поедая  очень вкусный десерт,  приготовленный волшебными врачебными ручками, я спросил ее:
- Не тяготит ли тебя,  Зая, наша жизнь  вне брака? Ведь из семьи я не уйду – ты это знаешь с первых дней нашего знакомства.
Она ответила для меня неожиданно.
-  Я  благодарна тебе только за то, что ты даешь мне возможность греться рядом с тобой.
Я долго обдумывал ее слова. Не сразу понял, что это была ложь.  Она,  как и все женщины хотела замуж.  Лена выставила ультиматум:
- Хочешь, чтобы мы дальше были вместе? – Женись!
Но это будет намного позже, перед разрывом. До этого жесткого разговора будет еще Париж, защита диссертации…
Наше четырехлетие мы отмечали дома с красивой скатертью, абхазским вином и подругой Светой. После третьего бокала Леночка отозвала меня в коридор,  прижалась ко мне и заявила, что хочет ребенка. Ничего неожиданного  и оригинального в этом не было. Двадцать семь лет, молодая красивая девушка хочет родить  от близкого человека. Я был в ужасе. Перепугался до полусмерти. Через годы сам не понимал, почему так струсил. Не я первый,  не я последний имел бы внебрачного ребенка, да и прокормить их была возможность. Ребенка бы любил. Но понял я это все позже, когда поезд ушел. Тогда я был рад победе – никаких детей. Но победа потом вылезла депрессией и давящим чувством вины.  Зимним вечером, где - то лет через пять,  я направил ей сообщение,  где назвал себя м-даком, извинился. К этому времени отношения наши были закончены и она была беременна от другого.  Зая ушла от меня. Вместе с ней ушли любовь и счастье.
Жизнь продолжалась. Пока, мы еще были вместе. Происходили новые события, которые,  как новые страницы книги, залистывали старые. Я всячески старался загладить удар,  подлизывался, как мог. Стал более внимательным, дарил подарки. Но что – то  надломилось. Лена стала грустнее, реже смеялась.  В один из выходных, под Москвой, мы встретили прелестного малыша лет двух, трех. Зая грустно так сказала:
-Такого хочу.
И тихо добавила:
-От тебя.
Через год после конфликта, отношения выровнялись, во всяком случае, внешне.
Мужики часто жалеют о своих поступках. Не признаются, но жалеют. Это был именно тот случай. Встреча малыша и ее слова крепко засели в моей голове.
Совместных поездок в выходные стало больше,  куда - то ездили и ездили. В памяти все слилось в одну большую поездку. Названия отелей и домов отдыха стерлись. Нам было все равно где,  главное вместе просыпаться утром, для нас это и было счастье. В будни мы были лишены  этого.
Потом был Париж. Мы праздновали свое семилетие. Леночка уже почувствовала вкус к хорошим вещам,  блистала своей красотой и нарядами. Наверно год после поездки  была законодателем мод в своей больнице. Она умела носить вещи и  преподать их. Всегда все было отглажено, украшено каким – то пустячком и шлейф тонких духов тянулся  за ней следом. Даже  белый врачебный халат, сшитый нами на заказ,  жестко накрахмаленный, с именным вензелем на   груди, смотрелся как произведение искусства. Она носила красивые и дорогие вещи  без лишней помпезности и выпендрежа.  Поэтому  тряпки смотрелись на ней естественно и просто. В аэропорту  Шарль де Голь   Зая пришла в восторг от яркости и необычности архитектуры стекла и бетона. Она  принимала все как ребенок, смеялась. Я был рад ее реакции, мне было уютно рядом с ней, хотел ей угодить.  Ей нравилось то, что обычно вызывает у нас раздражение: очереди на таможню, ожидание паспортного контроля и багажа. С  Леночкой эти процедуры проходили легко  и незаметно. Она была счастлива. С удовольствием опиралась на мою руку и хвалилась духами «Люблю Париж», которые  мы купили тут же в аэропорте. Она крутила флакончиком перед моим носом и целовала меня в щеку. Брызгаться я ей  не давал, но она каким – то образом ухитрилась и была довольна собой.  Взяли такси и поехали в отель. Отель был  забронирован в самом центре, я когда - то в нем бывал. Подъехали к парадному подъезду,  Зая вышла из машины и увидела Лувр. У нее,  по-моему,  дыхание перехватило. Она обняла меня и сказала:
- Спасибо тебе, мой  родной. Я всегда мечтала увидеть Лувр.
Первое ее искреннее, не сыгранное впечатление. У каждого есть свои любимые места в Париже. Ленку уложили на обе лопатки старинные стены Лувра.   Она просто обалдела,  и  к  этим воспоминаниям  мы  много раз  возвращалась.
Мы поселились. Отель старый, с маленькими лифтами и уютными каминами. Обычная комната  с окнами на цветочную клумбу во дворе. В номере мы практически не бывали. Все время гуляли по улицам. Париж был перед нами, у нас было семь дней.
В первый вечер мы пошли в варьете «Крейзи хорс».  Обнаженных танцовщиц «одевали» яркими лучами света. Необычно и красиво.
Прогулки по Парижу. Смех, улыбки, рука в руке. Вернувшись в отель, падали в койку еле живые от усталости и лежали без движения.
Все дни гуляли по городу пешком, экскурсий не брали, наслаждались Парижем и друг другом.
Как потом выяснилось, эта поездка стала этапом в нашей жизни. Через пару месяцев, Лена осторожно  сообщила мне, что беременна. Удивления не было, так как мы перестали предохраняться. Было ясно, что без ребенка она не останется со мной. Я решил, будь что будет. Молча,  поцеловал любимую женщину. Она сияла. Я уже хотел, что бы она родила. Материально мы к  этому событию были готовы, да и морально я за семь лет созрел. Все было вовремя и здорово. Стал видеть в ней не только любовницу, но и маму своего ребенка. Беременность нас сблизила.  Каждый вечер целовал ей животик и задавал старый риторический вопрос:  «Кто там?».  Она ждала ребенка. Ей был тридцать один год.
Прошли счастливые три месяца. Наступил новый 2008 год. В январе мы поехали в подмосковный санаторий. Леночку мутило. Я носился с ней, как с писаной торбой. Она  меня успокаивала, но была раздражительной.   Я все понимал,  и относился к ней как к больному ребенку, собственно она и годилась мне в дочки.
Все хорошо в жизни не бывает. В конце февраля, на четвертом месяце беременности истеричный голос в трубке, слезы. Лена сообщила, что было кровотечение, выкидыш, больница. Я в это время  был в командировке. Прилетел через три дня. Она была уже дома. Замкнутая,  эмоции блокированы, молчит. Стал ухаживать за ней, утешал. Возил в больницу на осмотры. Очень испугался за нее, о ребенке как - то не думал. Лишь бы родная была жива и здорова.
Ее лицо ничего не выражало, белое лицо с красными глазами. Ходила она в одном старом халате и все время плакала. Мой помощник привозил нам фрукты, соки, еду – я не хотел оставлять ее. Леночка не ела.  Я впервые понял,  что она   уйдет от меня.  
-  Отец твоего ребенка должен быть моложе. Во всем виноват я.
Зачем  я сказал эти слова? Не знаю. С них все и началось. Уже в марте она  предъявила мне ультиматум: Женись или уходи! Дались эти слова ей тяжело.  Лена, скорее их выдавила из себя. Но смысл от этого не менялся.  Мы стали чужими. Нет не так, я стал ей  чужим.
-  Надо сейчас решать все наперед.
Такую странную фразу она произнесла тихо и спокойно. Видимо уже тогда в марте, через месяц после выкидыша, у нее появились мысли о смене партнера, о муже, об отце ее будущего ребенка, о том, что скоро  тридцать два…
В апреле появился Саша. Сначала было сказано очень осторожно:
- У меня нет подружек. Ты моя единственная подружка. Дай совет. Что делать? Мне предлагают серьезные отношения. Я боюсь. Его зовут Саша. Он инженер -  строитель. Директор маленькой строительной фирмы. Хороший человек. Хочет детей. Ему тридцать девять.
Разговоры о Саше звучали все чаще:
- Он небольшого роста. Это плохо? Придется ходить без каблуков. Он не пьет и труженик.
Я должен был что – то говорить, я поддакивал. Я был уже чужой. Саша так Саша, пусть решает сама.
- Каблуки – это  «муть голубая».  Он люб тебе Зая?
Она молчала.
В мае  зашел днем в нашу квартиру,  увидел около двери мужские коричневые ботинки. В комнате слышен мужской голос. Я не видел Сашу, но понял, что это он. Лена выскочила ко мне красная, побежала за мной по лестнице, успокаивала, извинялась. Я все понял, и мешать им не стал.
В начале августа Лена сообщила, что беременна. Они с Сашей хотели девочку. Я был рад, искренне рад за нее. Саша твердо занял мое место в ее жизни.
Через месяц  она позвонила и попросила купить ей платье. Свадебное платье. Я согласился. Сказал, что с радостью. Платье, туфли и фату выбирали долго. Объехали с десяток магазинов. Меня принимали за жениха, это было приятно и грустно. Леночка была в хорошем настроении. Это был мой последний подарок любимой.
Платье было потрясающе красиво, со шнуровкой на спине, в расчете на растущий животик. Белый цвет ей шел.
Наряды сложили в огромные пакеты и погрузили в ее машину. Я загрустил. Лена  пыталась приободрить меня. Поцеловал ее и ушел. Она не пошла за мной.
С июня они уже жили вместе на западе Москвы у Саши. Мы встречались несколько раз летом и осенью. Встречи  давались с трудом. Ей было уже тяжело со мной.
Свадьба была в ноябре. Она рассказала мне об этом по телефону.  Извинилась, что не позвала на защиту диссертации. Я поздравил.  
- Не звони мне больше, Боренька
Попросила она.
- Ты разведешь меня с мужем.
- Ты любишь Сашу?
- Да, - сказала она, - Люблю.
.
   Я пытался много раз звонить ей, но телефон был отключен. Я ее потерял.
Весной девятого года она родила девочку. Узнал я это через справочные роддомов, которые усердно обзванивал в течение месяца.
Я тут - же прибежал под окна родильного дома в Тушино, махал руками, кричал. Лена с доченькой на руках подошла к окну. Улыбнулась. Потом получил записку с одним словом: « Уходи»

Под окнами я встретил ее маму. Мы не были знакомы. Узнал по пальто, которое мы с  Заей покупали  «Теще»  на день рождения. Она  рассказала, что девочку назвали Сонечкой. Что Саша любит жену и очень рад  рождению дочери. Просила меня не беспокоить Лену и поберечь ее. Ей нельзя нервничать, может уйти молочко.
-  Пожалуйста,  не мешай им. Лена любит тебя, не ломай им жизнь. Я молю тебя. Теперь они наравне будут жить…
Она была права. Я ушел. Я им был не нужен.
Кто в итоге проиграл, кто выиграл? Как нужно было поступить?  Уйти из семьи? Я не знаю.
Простая история, а ответа нет.   Сонечке скоро три годика. Леночке сегодня тридцать пять. Ничего не знаю о них. Дай бог им счастья.
                                            _                                          
Джаз уже не играл. Борис  встал и пошел к выходу. Алексей не стал его окликать. Сочувствовать не хотелось, а говорить было не о чем.