когда сигналит солнцу
с блатными номерами ночь.
Я побегу за нею марафонцем
и вырублюсь на финише – точь в
в точь.
Меня муравушка задавит
своей тележкой поутру,
меня, горбатого, исправит,
когда я глазки натеру.
Дождусь подушки лебединой:
– Пора в отлёт! Пора в отлёт!
А простыня,
которая невинна,
поможет труп мой выбросить за борт.
…Ход чёрных придаёт томленье.
Я сплю, как шахматный король.
Но, чувствуя свирепой пешки жженье,
я бегаю по полю вдохновенья…
И выхожу к своим под дружный вопль.
Мне темнота –
под интеллект мой.
Я даже получал деньгу,
бродя по сказочным объектам
с повязкой красной «стерегу!».
Другой и слышать не желает,
другой храпит уже давно.
Он видит сон, во сне летает.
Бесплатно крутится кино.
Он не выдерживает давки:
луна, как бюст, плывёт в окно.
И звёздочки, как обручалки,
летят на цинковое дно.
Прилежно спит:
ему не важен образ,
он на свиданья не ходок
с той дивой, чью красу недобро
увозит чёрный воронок.
Я во Христе.
Я помню, кто мой крёстный.
Могу и пальцем показать
на этот пулемёт несносный
из певчих глоток под закат.
Но кто расстреливает ночью
Сердца поэтов, как солдат?!
Ведь можно и попасть неточно –
вдруг выплывет на свет
ваш гениальный гад!
Избыток звёзд… и недолётов.
Но обязательно присутствие Звезды.
Ведь ночь – наплыв
тяжёлых бегемотов,
асфальт,
чтоб оставлять следы.
Дымятся туфельки надежды.
Выравнивается благодать.
И даже тёмные одежды
нам могут ясности придать.
Я видел день.
Его лохматость.
Все зубы сосчитал во рту.
Чирикала и кукарекала крылатость,
горели вишни,
бил кнутом пастух.
Но почему
выглядываешь кошку,
как-будто в космос запускал?
И гладишь новую гармошку,
как-будто девок не ласкал?
Мне интересна ночь.
Её часы-заточки,
срывающие глаз.
Мои острейшие глоточки
ворует чёрный скалолаз.
И скоро солнце
щёлкнет выключателем.
Точней, развесит
майки облаков.
А ночь,
её часы-старатели,
пойдут в кабак
с крупинками стихов.
