Девочка сидела на ступеньках гауптвахты Омской Высшей школы милиции. Внутрь ее не пустили, а ее любимый Юрочка уже три дня находился в этом маленьком домике с решетками на окнах. Думы ее были грустны, а слезы падали и падали с ее длинных очаровательных ресниц. Приехала она из райцентра Тара, что в трехстах километрах от Омска, где училась в медучилище. Ночевать ей в Омске было негде, идти некуда, а свидание с Юрочкой Климовым ей не дали.
С Юркой Люба познакомилась год назад, когда он приезжал в сентябре на картошку в деревню Ладушкино. Деревня спряталась среди болот, полей и лесов. Возникла она, наверное, когда-то случайно, и строилась явно наспех: ее улочки шли вразброд, а дома стояли как-попало, то протянувшись вдоль берега речушки Выря, то, как грибы в лесу, разбежавшись по оврагам и горкам. Сразу за дворами и конюшней начинались огороды, загороженные от скотины плетнем. На горизонте небо подпирали вековые хвойные леса черного цвета с болотным отливом. Гордостью деревни была речка Выря с прозрачной водой, песчаным дном, жирными карасями и перламутровыми ракушками. За оврагами колосилась рожь, а васильки, припавшие к золотым колоскам, добавляли им небесный оттенок. По всей округе были разбросаны пестрые картофельные поля, не имевшие ни конца, ни края. Гречиха росла за рекой. Ее ни с чем не спутаешь: красные стебли переплетались в причудливые узоры с голубыми цветками и серыми листьями – зрелище фантастическое! Такая красота необыкновенная, сибирская немного скрашивала все деревенские неудобства и тяжкие хлопоты.
Любка только поступила в училище и приехала на перекладных к родным похвастаться новеньким студенческим билетом. В первый же день она побежала вечером в клуб, на танцы. В деревне это целое событие. Галоши оставила на улице в лопухах и вошла в зал в ярко- красных босоножках, белом нарядном платье и в новых колготках. Встала у стены. В этот вечер в клуб ввалилась ватага парней, каких - то оборванцев, в старой военной форме без погон и с заплатами на коленях. На ногах у мальчишек были сапоги с обрезанными голенищами из- под которых торчали неумело натянутые портянки. Но вели себя нежданные гости вполне прилично: трезвы как стекло и рукам волю не давали. Танцевать Любку пригласил один из оборванцев. Сначала она испугалась, чужой – не деревенский, а потом согласилась. Что выламываться, когда зовут, да еще и с улыбкой.
Мальчик Любке понравился. ЧуднОй немного. Пахло от него гуталином и сеном, причем оба запаха не смешивались и благоухали одновременно. Пригласил и молчит в тряпочку. Водкой и куревом от него не пахло. Любка успокоилась и заговорила первая, на правах хозяйки. Высокий, плотный и неуклюжий Климов ответил, но как-то странно. Налегал на букву «а», и речь была жесткая, отрывистая. Неправильный говор, не местный, она такого и не слыхала. Ну, а когда он корову с буквой «а» произнес, девчушка совсем растерялась. О чем говорить Любка не знала и завела разговор на единственно общую тему:
- Картошку-то по сколько ведер в мешок кладешь? По три, небось?
- По три
- Вот… а надо по шесть, у нас мужики по шесть ведер на мешок кладут.
Любка разулыбалась и подняла свои огромные, серые глаза на кавалера.
Юрка представился, рассказал, что он москвич и приехал учиться в Омск.
Провожать Любка не разрешила. Чужой совсем, да и местные парни драку могли затеять, в морду дать - это было принято с чужаками.
- Сначала с ребятами с нашими подружись, а потом провожай, они на тебя и внимания не обратят.
***
Юрке девчушка понравилась. Красивая, скромная и тихая, глаз поднять боится, застенчивая. В Москве он таких не встречал. Да и говор у нее был такой прелестный, мягкий, даже нежный какой-то. Так «окает» смешно пог(о…)ворим, хор(о…)ший,п(о…)йдем - слова лились мягко, протяжно словно ручеек. Сибирской речи Юрка никогда не слышал.
Ночью, разместившись поудобнее на сене и накрывшись теплой шинелькой он рассказывал однокурсникам о своем новом знакомстве .Так или примерно так они познакомились и подружились.
- Как же вы без телевизора живете? Семидесятый год на дворе.
Юрка изумился, когда узнал, что электричество, кроме Сельсовета, только в клубе и фельдшерском пункте имеется.
- В клуб ходим, кино по выходным смотрим, два фильма привозят!
Любка через недельку уехала в Тару, а Юрка в начале октября получил новую форму, пришил, как смог, курсантские погоны и приступил к учебе.
Виделись они редко, раз в неделю. В выходные Любаша приезжала в Омск к милому. Они ходили в кино, а в основном гуляли по прекрасному городу и любовались Иртышом.
На третьем курсе Юрка по ночам стал подрабатывать в котельной кочегаром, а на полученные деньги они ходили в кино, цирк и в прекрасный Драматический театр, не отказывая себе в бутербродах и пирожных. Юрка стал дарить любимой подарки, не бриллианты, конечно, но Любка не избалованная достатком, была счастлива и рада тому, что есть.
- Сокол ты мой ясный, не торопись, не траться, я и так с тобой…
Любаша закончила медучилище и распределилась в фельдшерский пункт родного Ладушкино. Юрке оставалось учиться два года. Они продолжали встречаться в Омске. Юрка перешел из казармы в общежитие. Уходить на работу стало легче и он устроился на мебельную фабрику. Трудился в третью смену в цеху прессовки шпона к древесным плитам, на большом прессе. Работа была вредная и вонючая, но платили хорошо и в срок. Молодые стали подумывать о съемной комнате в Омске. Юрка предложил, Любка мотнула головой. Мол ты хозяин, ты и решай.
***
В районе Нефтяники сняли комнатку в двухкомнатной квартире. Хозяйкой была древняя бабушка Аграфена. Чистая, опрятная, но ворчащая день и ночь по поводу житья без брака. Ребята ее успокоили и наврали, что у курсантов нет паспортов и регистрироваться им запрещено. Она и отстала.
Любка привела комнату в образцовый порядок. Наклеила везде картинки на деревенский манер, цветочки в горшках расставила, журналы с актрисами на комоде разложила, а на самом видном месте повесила картину с оленями, крестиком вышитую.
Юрку все это смешило, но обижать любимую он не стал. Она и так его побаивалась, стеснялась и любила одновременно. За что любила - не задумывалась. Любила и все. Юрка для нее был как марсианин с далекой планеты. Он рассказывал о Москве, в которой родился с таким упоением и гордостью, что Любка сидела в эти моменты с открытым ртом, не шелохнувшись и смотрела на своего суженного с обожанием и гордостью.
Хотя происходили и казусные моменты. Она как- то вечером во время Юркиного монолога о Москве спросила:
- Юрась, милый, а сколько колонн в Большом театре?-
Любка читала о Большом, в справочнике.
Юрка растерялся, разозлился, выпил рюмку водки и пошел спать. Больше девушка каверзных вопросов не задавала, а про себя ругалась:
«Чего дура невпопад влезла?»
В августе они собирались на Юркины каникулы в Москву.
Весной Юра позвонил маме и с большой опаской сообщил, что приедет не один - с невестой. Мама отреагировала очень неожиданно. Она была рада и счастлива их принять. Такой положительной реакции сын не ожидал.
***
Юрка родился и жил с мамой в центре Москвы, на Кузнецком мосту, до пятнадцати лет. Он знал любимый город, в пределах бульварного кольца, так же хорошо как свой двор и свой подъезд: каждый закоулочек на Неглинке, каждый проходной двор на Тверской. Любимое место в городе - двор Рождественского монастыря. Монастырь, конечно, не работал, там располагались мастерские и склады Архитектурного института. Но все постройки уцелели, даже монашеские кельи прибывали в отличном состоянии. Снесли только надвратную церковь, Юрка ее на картинках видел.
Климов хвастался Москвой, словно боярин, своей вотчиной. Он ощущал себя здесь хозяином и старожилом. А Любка просто обалдела от такого огромного и такого красивого города. Она никогда подобного не видела. Ее изумляло все: огромное количество людей, вкусное мороженное в ГУМЕ, красивое и необычное метро, Большой театр, Красная площадь, Великие храмы и изящные бульвары. В душу ей запал громадный Елоховский храм, со старинными, намоленными иконами и золотым иконостасом.
Юркина Москва ее покорила раз и навсегда.
Мама встретила молодых замечательно, взяла отгулы и обхаживала ребят целый день. Подбросила Юрке немного денег, чтоб нагулялись всласть, а на ночь перебиралась к лучшей подруге на Речной вокзал.
– Зачем мешать новой семье.
О свадьбе никто не говорил, это подразумевалось как- то само собой, поэтому значения сему гражданскому акту никто не предавал. Семьи с обеих сторон бедные, дач, машин и денег никто не имел, молодых объединяла только любовь, и свадьба казалась чисто техническим вопросом.
«Таганка» -самый модный театр Москвы тех лет. Любимовым и Высоцким в середине семидесятых бредили все. Хотелось пригласить любимую на лучший спектакль. Но попытка пробиться на «Мастера и Маргариту», с Ниной Шацкой в главной роли провалилась. Билетов не было и в помине. Юрка пошел в местное Таганское отделение милиции, представился, разъяснил ситуацию старшим коллегам и ему помогли. Участковый прогулялся с молодыми к администратору и Юрка получил заветные контрамарки на приставные места.
Сказать, что спектакль понравился - это ничего не сказать. Действие Юрку ошеломило, повергло в шок и уложило на обе лопатки. Они молча вышли ночью на Таганскую площадь, молча доехали на метро до дома. Молча легли спать.
Только рано утром, проснувшаяся Любка поцеловала любимого и сказала:
- Спасибо тебе родной, я о такой радости и таком счастье даже не думала никогда.
Юрка решил пригласить куда-нибудь обеих своих женщин. Выбрали зал Чайковского и московскую изюминку - Ансамбль Игоря Моисеева. Моисеев - гениальный человек и потрясающий организатор сотворил то, что до него никто никогда не создавал. Он внедрил балет в народный танец, а танцы народов мира поднял на высочайший балетный уровень. Весь мир стоя приветствовал балет Моисеева.
С билетами оказалось уже полегче. Мамочка и Люба надели самые нарядные туалеты и все трое направились на площадь Маяковского. Народный трибун, как всегда, стоял величественно и гордо на своем законном месте. Снующие, встречающиеся, ждущие и провожающие были всего лишь обрамлением, фоном вокруг хозяина площади.
Всех покорил танец трех аргентинских пастухов, Мамочка и Любка стоя хлопали в ладоши, а гордый Юрка восседал в алом плюшевом кресле и любовался своими дамами.
***
Выпускной год в Омске пролетел, как один день. Юрка был закручен как «последний винт». Практика в угрозыске Омской области, скромная свадьба в деревне, работа на фабрике, подготовка диплома, госэкзамены и выпускной бал - свободного времени не было совершенно.
Молодой, дипломированный лейтенант Климов с женой Любушкой, в августе, уехал отдыхать в частный сектор города Сочи. В Омск решили не возвращаться, а после купаний и загораний прямиком в Москву.
От бабушки осталась комната в коммуналке, в которую ребята и собирались поселиться. Валентина Петровна звала сына и невестку в свою квартиру, но молодые категорически отказались и новую жизнь решили начать отдельно от всех.
- Две хозяйки на одной кухне находиться не должны, изрек мудрую истину совсем еще не мудрый двадцатитрехлетний Юрка
***
Что нужно сделать, чтобы милая, любимая, ласковая, нежная и скромная женщина стала свольчью и неисправимой стервой?
- Нужно ей изменить? Нет! Не давать денег? Не думаю. Обругать последними словами? Совсем не то. Избить, наконец? Да нет же. Может уйти от нее? Опять не то.
- Надо дать ей власть и финансовую независимость!
***
- Юрасик . Солнышко мое – хочу работать. Ну что я дома сижу, у телевизора тупею. Я медсестра, говорили хорошая. Можно я работать пойду?
***
Юрка Климов распределился в Москву в отдел БХСС (сноска Отдел борьбы с хищениями Социалистической собственности и спекуляцией) Центрального района. Многие коллеги годами ходили вокруг экономического отдела милиции, мечтая о переходе.
Климов не напрягаясь, и никого не упрашивая, сразу распределился в отдел «белых воротничков». Служба в экономических подразделениях считалась престижной, а возможности оперов, в условиях всеобщего дефицита были фантастическими.
Юрка считал, что служебное положение для того и существует, что бы его использовать. Он попал в группу контроля над предприятиями общественного питания. А если проще, то все рестораны и кафешки Центрального района оказались под ним. Климов, как учили, перезнакомился со всеми директорами и шеф - поварами. Все ему заискивающе кланялись и подобострастно улыбались. Обедать и пить он ни с кем не стал. А начал регулярно, с упорством рейсового автобуса пробивающегося сквозь пробки на Ленинском проспекте, проводить масштабные контрольные закупки. Результаты проверок, соответственно, нормальными быть просто не могли. Пересортица продуктов, недовес, недобив по кассе, продажа левого спиртного и сигарет через бар, просто открытое воровство и стяжательство было делом обыденным. Юрка это все знал и революцию в давно отлаженном механизме проводить не собирался. Но поставить себя на пьедестал он был должен. Как же без этого.
Без этого оказалось никак, Климова стали уважать, бояться и ненавидеть одновременно. Юрке это чувство власти, полной свободы и безнаказанности дурманило голову и очень нравилось.
Он получил, все что хотел. Разъезжал на служебной «Волге» шашлычной «Казбек», обедал и ужинал в валютных ресторанах Центра Международной торговли. Вещи и обувь ему привозили на просмотр из складов центрального универмага.
Платил ли наш герой?
Конечно, платил. И за обеды, и за костюм и за юбочку Любке.
А зачем платил? И так бы отдали, да за честь сочли.
Нет, в тюрьму Юрка не хотел. А хорошее образование и природная смекалка подсказывали, что пользоваться служебным положение можно и даже нужно, а вот злоупотреблять ну никак нельзя – сядешь!
Цены, по которым никто ничего купить не мог, в те времена развитого Социализма, оказывались мизерные, а вот достать нужную вещь было невозможно. У Климова такая проблема отсутствовала .
Наладив жесткие подконтрольные отношения с курируемым общепитом, Юрка как-то решил собрать в зале управления милиции центрального района всех директоров столовых, кафе и ресторанов. Поговорить с ними серьезно. Руководство управления узнало про такие начинания, немного струхнуло и вызвало Юрку на ковер. Поорали немного, постращали, но отменять революционное мероприятие не стали. А в день собрания начальники прихватили с собой стулья и притулились у дверей плотно забитого людьми зала. Климов тщательно подготовился к мероприятию. Проштудировал все конспекты по хищениям в общепите, провел консультации с экспертами по бухучету, изучил рецептурные кулинарные справочники (Сноска. Рецепты блюд четко прописаны в рецептурном справочнике и утверждены ГОСТОм. Справочник имел силу закона). В последние ночи, перед собранием, Юрке уже снились нормы выхода мяса в бефстроганов и плавающие сухофрукты в компоте.
Собрание началось в одиннадцать. Этим событием так заинтересовались в Московской милиции, что приехал даже генерал с Петровки (правда в штатском). Никто не знал, что делать с Климовым: то-ли в зашей гнать, то-ли хвалить.
Юрка раздобыл черный галстук, Любка нагладила ему штаны и белую рубашку. Климов блистал на сцене как золотой червонец в солнечный день.
Впервые в жизни, забравшись на трибуну, и ощутив за своей спиной бодрящий взгляд мраморного Владимира Ильича, он постучал указательным пальчиком левой руки в микрофон.
Зал замер в молчании и предвкушении чего-то особенного, непонятного и скорей всего, плохого.
Юрка представился присутствующим, извинившись перед теми приглашенными, с которыми он не успел познакомиться ранее. И стал чихвостить районный общепит. Разгромил их в пух и прах, а в поддержку своей пламенной комсомольской речи рассказал бывалым директорам о всех способах обмана покупателей, администраторов и тех же директоров, сотрудниками общепитовских точек. Начав за упокой, он решил закончить за здравие, хотя перепуганные красные как спелые помидоры лица директоров уже ничего не выражали.
- …Работать друзья нам вместе. Мы ведь с вами где-то коллеги. Дело делаем общее. Кормим людей и даём план государству. Просьбы две: - План продаж должен расти ежемесячно! И второе - Никакого обмана, ни от ваших сотрудников, ни от вас мы терпеть не намерены. Будем работать!!!
Доклад имел успех. Юрку вызвали в Главк и попросили выступить на годовом комсомольском собрании, а в отделе поставили на очередь на Жигули первой модели.
***
Климов устроил жену на работу в ресторан «Советский». Самый шикарный и самый престижный в Москве. Огромные окна с толстыми серыми стеклами смотрели на Кремль.
Директор, седовласый красавец Самвел, счел за честь присутствие Любки в его шикарном заведении. Жена опера была охранной грамотой для его ресторана.
На следующий день, после инструктажа и отмашки Юрки, ровно в десять в ресторан вошла молодая женщина. Не дожидаясь приглашения, она вошла в кабинет директора, села в кожаное, глубокое кресло и перебросила ногу за ногу. На столе гостью ждала бутылка кахетинского розового вина, пикантно нарезанный сыр и красный прозрачный виноград. Самвел Гургенович Казарян был сама любезность.
Любовь Евгеньевна Климова приступила к выполнению своих обязанностей старшего администратора четко, жестко и без вступления.
- Ну вот, что мои милые…,-
начала свою тронную речь Любка.
Утренний зал, блестел чешскими люстрами, игравшими в первых лучах мелькнувшего солнца, тяжелыми плюшевыми гардинами вишневого цвета с золотой отделкой, расписными стенами и потолком в стиле Советского классицизма и Василием-гардеробщиком, приводящим себя в порядок рассолом из трехлитровой банки с солеными томатами. Перевернутые стулья, рабочие, чистящие недалеко от эстрады фонтан с золотыми рыбками, снующие уборщицы и замотанные экспедиторы со свежими фруктами с Центрального рынка, - представляли собой жужжащий улей.
Официанты, и два молодых бармена, выстроившись полукругом, стояли посредине зала и дружно в такт речи кивали головами.
- …Так вот. С сегодняшнего дня, подчеркиваю, с сегодняшнего дня!!!-
Любка включила полную громкость.
На эти две октавы среагировал только Василий-гардеробщик. Он подавился рассолом, резко оторвал банку от лица и громко закашлялся.
Все остальные участники собрания, в том числе и Самвел, стоявшей за Любкиной спиной, скромно опустили глаза в ожидании дальнейших указаний.
- …все чаевые, включая чаевые барменов, после смены сдаются мне в обязательном порядке! Кто не хочет прислушиваться или обмануть решит - вперед, Москва большая - мест много. В конце недели все смены получают свои премиальные. Повторюсь, крысятничать не дам!!!
Красавец Самвел, упорно рассматривал изящные ноги докладчицы и уже ощущал ее на древнем кожаном диване своего директорского кабинета. Но эти эротические мысли опытный ресторатор быстренько свернул, представив себе тот геморрой, который мог свалиться на его седую голову.
Речь старшего администратора продолжалась, но слова более не имели значения. Каждый слушатель усиленно пытался просчитать материальные потери, постигшие его семью.
***
Юрка, за завтраком ежедневно интересовался рабочими успехами жены и настраивал ее на боевые действия. Результаты трудовой деятельности Любки превзошли все ожидания. В семье появились немалые деньги. У жены завелись нужные связи среди торгашей и артистов. Многие известные писатели, партийные и Советские чины оказались приятно удивлены ее вниманием и услужливостью. Молодая красавица, с безупречным макияжем и скромными украшениями, в темно синем строгом костюме с белоснежной блузкой и лакированными черными туфельками стала популярна в Москве. С ней искали знакомства и гордились ее неподдельным вниманием во время застолий. Все просьбы клиента выполнялись моментально и между прочим. В распоряжении администратора находился штат официантов, водителей и многочисленных помощников. Любка всегда и всем платила за услуги, поэтому ей никто никогда и ни в чем не отказывал. Ее клиенты обслуживались в первую очередь и по высшему разряду. О чем бы не шла речь, и в каком бы состоянии не находился посетитель ресторана, Любовь Евгеньевна начинала и заканчивала разговор улыбкой, обнажая, при этом, свои белоснежные, очаровательные зубки.
А просьбы бывали разные…
Дело пошло, она стала частью «блатной», элитной Москвы, где главное связи и возможности.
***
Понимать, что семья распадается Юрка начал через пару лет после трудоустройства жены. Днем и вечером она появлялась редко, все общение с мужем ограничивалось получасовым завтраком. Приезжала домой Люба ночью, всегда на такси и всегда в легком подпитии. Поначалу все списывалось на работу. Действительно ресторан работал до ночи, действительно с гостями приходилось пригубить бокал шампанского, и действительно поздней ночью можно добраться до дома только на такси. Юра все понимал, но жена, хозяйка - дома отсутствовала и похоже жену он потерял. Квартиру убирала домработница, рубашки и белье стирала прачечная, а о ласках молодой и любимой жены он вообще забыл. Любка приезжала без сил и выглядела как выжатый лимон.
Через год Любовь Евгеньевна купила новую, по тем временам крутую, шестую модель Жигулей. С мужем этот вопрос даже не обсуждался.
- Ну, сколько можно на такси разъезжать, -
заявила Люба, покручивая автомобильный брелок на мизинчике левой руки.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения, оказался разговор в Большом театре, куда Люба пригласила мужа в выходной. Это скорее уже был не разговор, а уведомление.
- Милый я купила кооперативную «двушку» на Ленинском, обставила немного, хочу туда перебраться…
Юра, аж подавился бутербродом с икрой. Какая «двушка», на какие деньги? Почему уезжает? Зачем? Одна?
И тут до Климова дошло. Жена больше жить с ним не будет. Ее захватила, закружила Столица, и ему в этом хороводе места не было. Он всего лишь жалкий опер, старлей, стоящий в райке огромного трёхъярусного зала под названием - Москва.
***
Через год Любу задержали на первом этаже гостиницы «Россия» у дверей магазина «Березка». Она скупала чеки «Внешпосылторга». Привычка одеваться в валютной «Березке» - полное безумие. Валюты у нее, конечно, не было, а скупка чеков являлась валютной операцией и каралась по законам того времени очень сурово.
Юра вмешался, пытался помочь, но задержание проводили оперативники Госбезопасности, а подходов к этой организации он не нашел.
Любу осудили.
Юрку стали мурыжить на работе, таскать в инспекцию по личному составу. Пугали, отстранили от дел. Развод оформлен не был. Он находился в браке. Климов собрал всю волю в кулак и решил идти на Петровку искать правду.
С ним любезно беседовали: сочувствовали, успокаивали. Подвели Юрку остаточные алкогольные явления. Амбре, к великому сожалению, «благоухало» во все стороны.
Климова уволили из милиции с «волчьим билетом» и устроится куда- то юристом с такой характеристикой было невозможно.
Юрка стал попивать, сначала в компании дворовых доминошников, а потом и один. Календарь кишел яркими поводами, а водка и деньги от прошлой жизни еще не кончались. Бывший гроза рестораторов, старший инспектор ОБХСС, старший лейтенант Климов спивался.
Раз в неделю к нему приезжала мамочка, забирала грязное белье, убирала комнату, кормила сына горячей, очень вкусной едой и готовила огромную кастрюлю супа - на неделю.