Посвящается фронтовым водителям Великой Отечественной войны.
Наконец-то томительное ожидание закончилось. Ночью 23 мая 1942-ого года в автомобильную роту подвоза, в которой служил Иван, прибыл вестовой из штаба автотранспортного батальона с долгожданными приказами. В них чётко и ясно говорилось: советское командование предпринимает попытку прорыва линии окружения войск Юго-Западного фронта ударом извне частью сил 38-ой армии.
Их роте приказано немедленно подготовить уцелевшую технику к ходу, неисправную уничтожить на месте или привести в полную негодность. Была поставлена задача вывести исправные машины из окружения через точки прорыва. В душе каждого бойца-водителя зажёгся потухший огонёк надежды на то, что весь этот кошмар, наконец-то, закончится. В автороте от сорока трёх машин осталось всего лишь десять исправных грузовиков Газ-АА, называемых «полуторками» за их грузоподъёмность в полторы тонны полезного груза. Рота понесла тяжёлые потери: в её составе не осталось ни одного тягача, они, как и все остальные машины, были уничтожены немецкой авиацией.
***
В стороне предполагаемого прорыва громыхала канонада орудий, но кто по кому бил, было не понятно. Командир автороты нервничал, поглядывал в сторону предполагаемого прорыва и торопил всех отборным матом, как будто напрочь забыв про Уставы и правила общения военнослужащих в РККА (РККА - Рабоче-крестьянская Красная Армия — Прим. автора).
- Шевелитесь, мать вашу, или что, ласки от немца ждёте?! Вон как ласкает, сукин сын, слышите?! Горючку с неисправных машин слить в баки «живым», что не влезет - в канистры и в кузов! Про масло и керосин не забудьте! Стахеев?
- Я! – ответил Сашка, призванный в армию весной этого года и оказавшийся на удивление неплохим водителем.
- Ко мне! – подозвал его лейтенант и развернул перед ним на ящике карту. Как только вопрос с «горючкой» был решён, а неисправные машины приведены в полную негодность, все водители собрались возле Ивана, бывшего душой автороты. Он ещё с юности был влюблён в технику и с завязанными глазами мог разобрать и собрать двигатель любой машины: будь то трактор, ГАЗ или ЗИС. Вот именно поэтому все, даже командиры, уважительно звали его по имени и отчеству - Иван Васильевич.
В РККА он остался на «сверхсрочную» после того, как во время его службы, которая совпала с советско-финской войной, в родном селе ночью сгорел его отчий дом, а вместе с ним и вся семья: отец с матерью, молодая жена и двое ребятишек. Причина пожара осталась неизвестной. Поджог это был или просто несчастный случай – выяснить так и не удалось. Возвращаться было некуда и незачем. Ивану уже не раз предлагали повышение по службе, но он оставался рядовым бойцом-водителем, каждую свободную минуту, если таковая случалась в перерывах между заданиями, посвящавшим отладке и ремонту своей «полуторки». Та же – в ответ – служила ему верой и правдой.
Теперь, ожидая приказ к выдвижению, все собрались вокруг Ивана и он, угадывая мысли бойцов, достал кисет с махоркой и кусок газеты. Табака тогда ни у кого уже не было, только он сохранил свой неприкосновенный запас. Ради такого случая, как сейчас, им можно было и пожертвовать.
- Ну что, братцы, не так-то всё и плохо! Выведем своих лошадок?! – с улыбкой спросил он, глядя на собравшихся вокруг него водителей, щедро отсыпая каждому щепотки табака на протягиваемые кусочки газеты.
- Теперь-то точно выведем! Слышишь, как там громыхает?! – говорили бойцы, закуривая самокрутки и поглядывая в сторону, откуда доносилась канонада орудий. Взгляд Ивана внезапно упал на Сашку. Тот сидел на подножке своей «полуторки» и отстранённо смотрел в землю.
- Хорошо бы было, - сказал Иван повеселевшим бойцам-водителям и, взяв с собой кисет, подошёл к Сашке. Тот поднял голову, по щекам молодого парня текли слёзы. В его глазах был не просто страх, а отчаяние! Иван в первый раз видел этого парня в таком состоянии. Тот всегда возвращался со всех заданий на своей «полуторке» целым и невредимым и никогда раньше не показывал своего испуга.
- Ты чего это, Саня? В первый раз, что ли? Держи, покури и всё пройдёт, - он протянул ему свою зажжённую самокрутку. Но тот даже не взглянул на неё. Пряча лицо от испытывающего взгляда Ивана, он протянул треугольник письма, которое получил от жены ещё в первых числах мая перед началом Харьковской наступательной операции.
***
Для лучшего понимания эпизода, о котором идёт речь в рассказе, необходимо вкратце обрисовать ситуацию, сложившуюся на момент описываемых событий. 12-ого мая 1942-ого года части Южного и Юго-Западного фронтов перешли в наступление на Харьковском направлении. В первые дни нашим войскам сопутствовал успех. В районе Барвенковского плацдарма оборона противника была прорвана, и наши части углубились на территорию противника до 30-60-ти километров. Однако 17-ого мая 1-ая танковая армия вермахта армейской группы Клейста, оперативно среагировав на сложившуюся ситуацию, нанесла с фланга мощный удар в тыл наступающим частям Красной Армии. Уже в первый день своего наступления немцам удалось прорвать оборону 9-ой армии Южного фронта и отрезать советским войскам пути отхода на восток. Необходимых подкреплений и сил для отражения такого удара немецких войск у нас не было. Начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Александр Михайлович Василевский предложил отвести войска с Барвенковского выступа, однако Сталин разрешения на отступление не дал. Член Ставки Верховного Главнокомандования полковник Никита Сергеевич Хрущёв, пытаясь прикрыть вину своего бездарного командования и спасая себя, намеренно выдавал Ставке неверные данные о положении наших частей и силах противника.
К 19-ому мая ситуация резко обострилась, и обстановка на юго-западном направлении стала катастрофической. В соответствии с немецким планом "Фридрихус-1", 6-ая армия генерала Паулюса из района Балаклеи и армейская группа генерала Клейста из района Славянска и Краматорска начали наступать в направлении Изюма. Ударные группировки противника быстро вышли в тыл другим, ещё не окружённым советским частям. Только тогда Ставкой был отдан приказ о прекращении наступления на Харьков, но было уже поздно! С севера прорвались танковые соединения 6-ой армии Паулюса и устремились на юг. К исходу 22-ого мая окружение частей РККА, участвовавших в Харьковской наступательной операции, было завершено. В результате основная часть войск ударной группировки Красной Армии на линии наступления оказалась полностью заблокирована и окружена. Начались отчаянные попытки вырваться из «котла».
***
Иван развернул письмо, переданное Стахеевым, и прочёл:
«Любимый Сашенька, знаю как тебе нелегко, хочу чтобы ты знал: я всегда с тобой! Я всем подругам говорю: водитель – самая опасная работа на войне. Милый, у нас будет ребёночек, теперь ты просто обязан вернуться живым! Не хочу растить ребёнка без отца, будь прокляты эти фашисты и Гитлер! Не знаю, есть ли у вас газеты, поэтому высылаю тебе вырезку из «Правды». Выполни этот приказ ради нас и вернись живым, умоляю тебя!» В письмо был вложен небольшой кусочек газеты, где было напечатано: «Приказ Верховного Главнокомандующего № 130 от 1 мая 1942 года: Приказываю всей Красной Армии добиться того, чтобы 1942-ой год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев». Прочитав это, Иван отдал письмо Сашке и вполсилы двинул того в ухо. Отлетев с подножки машины в пыль, тот встал, отряхнулся и спросил:
- Ты чего это, Иван Васильевич?!
- Чего, чего?! Да того! Думаешь, один такой?! У Степанова жена померла, а дома три рта без мамки и без куска хлеба остались, и что?! Молчит, стиснул зубы и ездит! Ты же, Сашка, никогда не дрейфил, а тут-то чего?! – разозлился на него Иван.
- Да не боюсь я! Меня ещё вечером загрузили ящиками со снарядами и патронами, а сейчас приказали доставить их на батарею «сорокопяток» и на позиции 4-ого батальона. Они будут наш отход прикрывать, а я дороги совсем не знаю! Не доеду я до них! – ответил он, и Иван, несмотря на вспыхнувшую злость, понимал – парень был прав.
- Ну-ка, малой, давай за мной! – позвал Иван Сашку, и они направились к лейтенанту. Тот удивлённо взглянул на них и, потянувшись рукой к кобуре, зарычал на молодого:
- Ты ещё здесь, Стахеев?! Под трибунал захотел?! Сейчас же солнце взойдёт! Как ты, мать твою, доедешь?! Да я тебя сейчас сам прямо здесь расстреляю!
- Разрешите обратиться, товарищ лейтенант? – спросил офицера Иван Васильевич.
- Разрешаю! Тебе-то чего надо, Иван Васильевич, своих дел не хватает?!
- Разрешите мне выполнить задание Стахеева на его машине. Он ни разу не ездил в 4-ый батальон, а я ту дорогу знаю как свои пять пальцев, помню все повороты, ямы и выбоины.
Лейтенант на минуту задумался, посмотрел на Сашку, затем на Ивана.
- Хорошо, но знай — эти снаряды и патроны нужны там сейчас как воздух! Так что хоть на спине, хоть в зубах тащи ящики, но они должны быть там, и как можно скорее, - сказал он и уже спокойным голосом добавил: - Солнце вот-вот взойдёт, постарайся уцелеть, Иван Васильевич. Нагонишь нас в точке сбора, думаю, что успеешь, часов пять у тебя ещё есть.
- Знаю, всё будет нормально, старшой, ещё увидимся, - ответил Иван и вместе с Сашкой зашагал в сторону машин. Дойдя до своей «полуторки», он показал Стахееву, где лежали инструменты, заводная рукоятка. Затем, словно прощаясь со своей машиной, он погладил её руль и сказал Сашке:
- Береги мою Галю. Если с ней что случится, я тебя, малой, и на том свете сыщу! Так что смотри у меня!
- Не волнуйся, Иван Васильевич. Сберегу я твою Галю, всё будет нормально, - ответил Сашка. Он, как и все в автороте, знал — Иван называл свою машину именем погибшей жены и никого к ней не подпускал.
- Ну, давай, до встречи, береги себя, - попрощался Иван, прикидывая, с какой скоростью поедет.
***
До позиций 4-ого батальона и батареи «сорокапяток», что располагались к западу от них, было всего лишь восемь километров. Но «всего лишь» было бы, если бы в небе не хозяйничала немецкая авиация. Она превратила все дороги в сплошные полосы препятствий с ямами и воронками, но не это волновало Ивана. Он уже не раз ездил в этом направлении и знал, где и как можно было объехать разбитые участки. Его беспокоило другое — всходило солнце! Теперь его одинокий грузовик будет лёгкой мишенью для немецких самолётов, выдавая себя на грунтовой дороге шлейфом пыли из-под колёс. Выехав, он мысленно материл Сашку за то, что тот сразу не обратился к нему за советом, теперь из-за глупости Стахеева драгоценное время было упущено. Будь у Ивана в запасе тридцать-сорок минут, он уже возвращался бы назад на пустой машине.
Когда он проехал добрую половину пути, в подтверждение его мыслей в небе раздался гул самолётов, идущих на низкой высоте. Двигаясь по дороге в сторону запада и маневрируя между воронками, Иван их не видел, те шли с востока и, очевидно, уже возвращались с задания. Прислушиваясь сквозь шум мотора своей машины к гулу их двигателей, он пытался уловить в нём малейшее изменение. Только так, не видя перед собой в небе противника, можно было предугадать его атаку. Этот опыт уже не раз спасал водителю жизнь, не подвёл он его и сейчас. Как только ровный шум в воздухе сменился на нарастающий вой, Иван понял – грузовик заметили, вот-вот будет атака. Судя по звуку, это были немецкие пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87». Их пилоты для психологического эффекта во время атаки наземных целей всегда включали сирену, и её вой вселял страх и ужас в людей, которым эти самолёты несли смерть.
Рассчитав время, Иван крепко сжал руль и, прошептав машине: «Выручай, милая!», нажал на педаль тормоза. «Полуторка», словно услышав его, остановилась, и от резкого торможения её сразу же накрыло облаком пыли. Иван не ошибся в расчётах! В небе над ним раздались очереди авиационных пулемётов, и предназначавшиеся для него пули подняли на дороге перед ним фонтанчики пыли — немец промахнулся. И на этот раз смерть прошла мимо! Повторного захода и новой атаки не было. Очевидно, немцы уже истратили весь боекомплект во время своего вылета, и пара немецких штурмовиков Ю-87 ушла прежним курсом на запад.
Несмотря на то, что это был уже далеко не первый налёт, Ивану понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Не каждому и не всегда удавался этот манёвр на дороге, который только что спас водителю «полуторки» жизнь. Только что он дважды поцеловал свою смерть! Во-первых, немец промахнулся, но если бы у него был полный боекомплект, то он запросто смог бы повторить атаку. Во-вторых, ходовая часть «полуторки» была рессорной. У этой конструкции был один серьёзный недостаток: при резком торможении амортизационные блоки принимали на себя многократные нагрузки. Рессорные листы могли сдвинуться относительно продольной оси, и любая встряска кузова со снарядами могла закончиться плачевно. Проще говоря, от такого торможения боеприпасы в кузове машины могли детонировать, и их подрыв разнёс бы машину на куски почище любой авиабомбы. Однако риск был оправдан, так как любое попадание очереди из авиационного пулемёта в кузов с боеприпасами привело бы точно к такому же результату.
Придя в себя и отдышавшись, Иван вышел из кабины и осмотрел машину. Видимых повреждений не было. Несмотря на то, что от резкого торможения ящики в кузове сместились, груз был цел и невредим. До конечной точки его пути осталось около трёх километров. Иван посмотрел и в направлении позиций 4-ого батальона, прислушался. Несмотря на то, что солнце уже взошло, в той стороне стояла тишина. Скорее всего, попытка прорыва из окружения стала для немцев неожиданным сюрпризом, и теперь всё их внимание было приковано к участкам, где наши войска пытались пробить бреши в «кольце». Это было только на руку водителю. Сев за руль и пытаясь нагнать упущенное время, он нажал на педаль газа: тишина, он знал, на фронте всегда обманчива.
***
Оставшиеся три километра Иван преодолел быстро и без происшествий. На позициях батареи 45-ти миллиметровых орудий и 4-ого батальона его помнили и встретили с теплом и уважением. Эти люди, которым предстояло прикрывать прорыв из окружения, понимали, что шансов уцелеть у них практически нет, и иллюзий никто не испытывал. На тот момент от полного состава батальона осталось не более ста человек, но, несмотря на это, все держались мужественно. Они были готовы выполнить данный им приказ, сделать это ради жизни других, абсолютно незнакомых людей. Помогая разгружать машину, Иван видел и слышал, как комиссар батальона говорил своим бойцам:
- Мы погибли бы раньше, товарищи, если не погибали бы наши отцы, деды и прадеды, дававшие отпор врагу! Так давайте же и мы сегодня, ради их памяти, ради жизни родных и близких, не посрамим себя трусостью и покажем фашистам наши зубы!
Комиссар 4-ого батальона всегда мог найти нужные слова.
Когда разгрузка была закончена и кузов опустел, комиссар подошёл к Ивану:
- Спасибо, что снаряды привёз. Вот-вот немец нагрянет, а пушкари совсем пустые!
- Повезло, мог и не доехать, по дороге с воздуха обстреляли. А где Павел Семёнович, комбат-то ваш? – спросил Иван. Комбат 4-ого батальона тоже увлекался техникой и во время коротких встреч они беседовали о машинах и другой технике.
- Нет больше Павла Семёновича. Убило вчера миной, когда вечернюю атаку отбивали. Дорога, по которой ты ехал, ещё цела?
- Не везде, много ям и воронок, но проехать можно.
- Возьми с собой раненых, из них трое тяжёлых, - комиссар посмотрел в сторону противника. - Эти вот-вот начнут. Что-то сегодня слишком долго они медлят с атакой. Видно основательно готовятся, сволочи! Когда тут всё начнётся, нам будет не до них, да и новые появятся, а так эти, может, и уцелеют. Приказывать не буду, знаю — на дороге с ними в кузове не сманеврируешь. Возьмёшь?
- Возьму, комиссар. Ради того, что ты только что сказал, возьму! Грузитесь быстрее, а то и в самом деле немец появится, - Иван отлично понимал — только что он подписал себе смертный приговор. Имея в кузове людей, тем более раненых, он уже не сможет маневрировать на дороге так, как если бы ехал порожняком. Не сможет потому, что в кузове будут живые люди! Но слова комиссара, услышанные им до этого и обращённые к бойцам батальона, глубоко запали ему в душу.
Как только раненых погрузили в машину, Иван ещё раз посмотрел в сторону на удивление тихого в эти утренние часы запада. «Успею!» - решил он, когда люди, обречённые на смерть и подвиг, помогали завести ручкой двигатель. Как только «полуторка» зарычала родным голосом, вся неуверенность исчезла. Водитель снова оказался в родной стихии, но помнил, что в кузове девять раненых, из которых трое в тяжёлом состоянии. Справа от него сидела заплаканная девушка-санитарка. Комиссар силой запихал её к нему в кабину машины. Надавив на газ и вглядываясь в небо, Иван подумал: «Молодец комиссар, хотя бы этих людей и девчонку спас!» Объезжая воронки на дороге, он спросил девушку:
- Как зовут тебя, красавица?
- Галя.
Он усмехнулся:
- Надо же, прямо как мою машину, не эту, а мою, родную.
Почему он назвал свою машину Галей, Иван объяснять не стал. Ему было не до этого. Выруливая между воронками, он щурился от слепившего его солнца, всматривался в небо и прислушивался, ожидая уловить звук немецких самолётов. Когда позади них, на оставленных ими позициях, загрохотали отголоски ближнего боя, Галя вытерла слёзы и прошептала:
- Теперь я не смогу жить спокойно! Я должна была быть там!
- Дурочка, умереть всегда успеешь! Эти люди только что подарили тебе и раненым жизнь, береги её, иначе ради чего всё это?! – ответил он, а машину внезапно накрыли тени от появившихся немецких истребителей. «Проклятое солнце!» - успел подумать Иван. Из-за слепившего солнца он их не увидел, а ревущий на разных оборотах двигатель заглушил звук их моторов. На этот раз немецкие асы не промахнулись!
***
Иван Васильевич погиб, так и не узнав, что из их автороты из окружения удалось выйти живым только Стахееву Александру, тому самому молодому парнишке, вместо которого он сел за баранку «полуторки». Колонну грузовиков, вырывавшихся из «котла», немцы уничтожили с воздуха. Сашка пересёк линию фронта уже пешком. После проверки и жестоких допросов, он был снова отправлен на фронт, но перед этим написал жене, что если родится мальчик, то имя их ребёнка будет Иван.
Погибшему водителю не дано было узнать, что в те майские дни около ста бойцов 4-ого батальона и батарея «сорокапяток», которым он привёз боеприпасы, почти сутки сдерживали противника и не давали ему выйти в тыл к нашим войскам. Выполнив приказ, батальон в составе всего лишь шестидесяти человек вырвался из «котла». А одно-единственное орудие и отделение бойцов ещё несколько часов не давали немцам переправиться по деревянному мосту.*
…Семья Стахеевых после войны перебралась из Сибири на Украину, поближе к тем местам, которые были так памятны Сашке. Когда Иван, его сын, вырос, он, как и геройски погибший сослуживец отца, стал водителем. И всякий раз, когда случалось ему проезжать по дорогам Харьковской области Украинской Советской Социалистической Республики, он ловил себя на мысли о том, что где-то здесь погиб мужественный человек, в память о котором он и был назван. Вот только, где конкретно это произошло, неизвестно никому. И нет на этой земле, политой кровью красноармейцев, определённого места, где можно поставить строгий обелиск с пятиконечной звездой, куда можно прийти, поклониться и тихо сказать: «Спасибо, тёзка, за жизнь, за мир, который ты приближал…и который ты не увидел! Спасибо, Солдат!»
…Несмотря на все усилия наших войск, вырваться из этого окружения удалось не более чем 40-ка тысячам бойцов. Советские потери Южного и Юго-Западного фронтов приблизительно были около 270 тысяч человек личного состава, из них более 200 тысяч безвозвратных. Точное число потерь выяснить так и не удалось. Большинство погибших до сих пор числятся пропавшими без вести. Земля в местах тех боёв так и остаётся наполненной останками ещё не захороненных бойцов, как советских, так и представителей «исключительной» нации. Трагедия окружения наших войск под Харьковом закончилась лишь в феврале 1943-ого года, когда командующий 6-ой армией фельдмаршал Паулюс подписал под Сталинградом капитуляцию немецких частей. А до этого, после Харьковской катастрофы, нашим войскам ещё предстояло, неся тяжёлые потери, отступать до самой Волги.
* Этот эпизод описан в рассказе «Неизвестный подвиг» из цикла рассказов «Рассказы ветеранов».
08.08.2016