Кто-то тронул Снежану сзади за плечё. Она обернулась: Рита, проживающая в соседней комнате. На столь близком расстоянии Снежана её узнала. Рите скоро тридцать, а голос – как у ребёнка, и сама настолько низкорослая, что те, кто её не знают, за ребёнка и примут, да и ведёт себя, порою, как настоящее дитя. Ах, как же она сейчас не вовремя! На самом интересном месте! Снежана сняла наушники.
-Чего тебе?
-Снежан, включи музыку…
-Обойдёшься. Вчера что ли не наслушалась и под мою музыку не натанцевалась?
-Снежан, ну пожалуйста…
Вот уж пристала, что называется, как банный лист. Или – ещё точнее – как в той поговорке про пьяного, приставшего к радиоприёмнику: «Поиграй, да поиграй»!
…Когда же начались все несчастья Снежаны? – Тогда, когда ей было отроду всего один год и три месяца. Именно тогда заболела она менингитом. Чуть позже у неё брали на анализ спинномозговую жидкость, делая это трижды, в результате чего повредили спинной мозг. Так и осталась Снежана на всю свою дальнейшую жизнь согнутой в дугу. И от зрения остались какие-то доли процента. Кроме того, вскоре после этого у неё началась эпилепсия. Правда, припадки у Снежаны бывают не так уж и часто, и проходят они без конвульсий – просто теряет Снежана сознание и тело её начинает сводить медленная судорога. Однако, лекарства принимать приходится постоянно. На руке так и остался ожог после того, как один из припадков произошёл в тот момент, когда Снежана держала в руке чашку с горячим чаем.
С поступлением в школу опоздала. Пока в очередной раз в больнице лечилась, да пока комиссии всякие разные проходить пришлось… В итоге поступила в школу тогда, когда было ей без двух месяцев девять лет. Это была школа-интернат для слепых и слабовидящих детей в городе Новочеркасске. В тот год там не было первого класса. Просто не из кого оказалось его набирать. Потому Снежану зачислили сразу во второй. А по-хорошему, следовало бы сначала в приготовительный (которого в том году тоже не было, по той же причине, что и первого), потом – в первый и так далее. Кроме прочего, Снежана поступила не с сентября, а аж с января – по причине всё той же бесконечной волокиты с комиссиями.
Азбуку Брайля Снежана выучила в рекордно короткий срок – за месяц. А дальше снова неприятности начались. В конце февраля того же года попала в больницу с гландами. Их пришлось удалять. Не обошлось без осложнений.
А в сентябре набрали первый класс, и Снежану перевели туда. Как раз новая учительница пришла на работу в начальных классах, преподававшая прежде в обычной школе. Так Снежана её обучала брайлевской азбуке. Целый год обучала. Но, выучила в конце концов. Бывают в жизни такие парадоксы!
Вскоре у Снежаны обнаружились просто феноменальные способности по части математических вычислений – она могла безошибочно определить какое число того, или иного месяца приходится на какой день недели, делая подобные расчёты в уме не более чем за минуту в диапазоне десяти лет – как в сторону будущего, так и в сторону прошлого. Об этих её способностях тогда писал даже всероссийский еженедельник «Аргументы и факты», а городской еженедельник «Новочеркасские ведомости» опубликовал статью, где говорилось об участии Снежаны в школьном спектакле «Тайна заколдованного портрета», в котором – как это и бывает едва ли не во всех новогодних спектаклях – хватало мистики, потусторонних сил, чего-то жуткого, чего-то сверхъестественного, чего-то сверхневероятного, но который, тем не менее, заканчивался, как и положено в новогодних спектаклях, хорошим, счастливым, добрым, светлым концом, и репортаж о котором показал городской телеканал.
Для Снежаны школа на всю жизнь стала вторым домой, а учителя и воспитатели – вторыми родителями. Она до сих пор их всех помнит, поздравляет со всеми праздниками и каждого – с его Днём Рождения.
Потом было окончание школы и возвращение домой, после чего началась жизнь, не отмеченная ничем.
А дальше… Дальше умер отец, прежде работавший в колхозе. Умер от болезни Паркинсона, пролежав восемь лет, будучи прикованным к постели. Мать пережила его на три года.
После смерти матери Снежана, оставшись в доме вместе с двумя своими женатыми братьями – Сашей и Геной – вскоре сама попросилась сюда. Видно, от очень «хорошей» жизни. Впрочем, жена брата Саши – Анна – была добра к Снежане. Даже подарила ей двухсимочный мобильный телефон и тот самый магнитофон – настоящее чудо техники, что в дальнейшем так ей пригодился.
Гена и Саша хотели, чтоб Снежана отправилась в тот психоневрологический интернат, что находится в городе Приазовске, мотивируя это тем, что там большинство обитателей страдают эпилепсией, как и Снежана. Но сама Снежана категорически отвергла этот вариант. Поскольку там – по восемнадцать человек в комнате. Куда ж это годится?! А здесь, в городе Зелёные Ключи, что, как рассказывают, когда-то, в незапамятные времена был всего лишь хутором, в таком же психоневрологическом интернате, проживают по двое в одной комнате. Это, как говорится, туда-сюда.
Ещё дома Снежана обзавелась несколькими друзьями. Правда, никогда их не видела – это были друзья по переписке. И все они были слепые. Была, правда, одна слабовидящая женщина из Ростова-на-Дону. С ней Снежана всё-таки однажды увиделась. Здесь уже. На проходной. И та женщина даже передала ей кое-что из продуктов и из вещей. А с прочими переписывалась по Брайлю и при помощи звуковых писем. Познакомилась Снежана с ними со всеми при помощи объявлений в рубрике «Будем знакомы» на страницах журнала «Наша жизнь» - главного печатного органа Всероссийского Общества Слепых, выходящего в трёх вариантах: в обыкновенном печатном (он же – плоскопечатный), в брайлевском и в звуковом.
Первой её соседкой была странная девушка по имени Евгения. У неё были огненно-рыжие волосы, фиолетовые глаза (не голубые, а именно фиолетовые) и удивительно белая кожа – следствие генетического заболевания, что известно под названием фенилкитонурия. Её психическое расстройство являлось следствием того, что её родители изначально не выполняли рекомендации врачей, вели ужасный образ жизни, пьянствовали, ей толком не занимались и кормили, чем попало, чего при её заболевании категорически нельзя допускать. Большую часть времени Евгения неподвижно сидела на кровати, уставившись в одну точку, никогда не отвечая ни на чьи вопросы. И это было страшно. Потом Евгению перевели в корпус «В» - на верную смерть. Больше Снежана её не видела.
Корпуса «А», «Б» и «В» вообще являют собой нечто зловещее. Корпус «А» - полностью мужской, корпус «Б» - полностью женский, корпус «В» - смешанный: два этажа мужских и два женских. Здесь содержатся те, кто, помимо прочего, страдают ещё и неподвижностью. Кроме того, эти корпуса выполняют ещё и неблаговидную функцию «штрафного изолятора» - как правило, пожизненного – для тех из числа здешних обитателей, кто либо попался на употреблении спиртного, либо совершил неудачную попытку побега, после чего был пойман и возвращён назад (отметим попутно, что побеги случаются, наверное, от «прекрасных» условий жизни). Из этих корпусов практически не выводят даже на прогулку. Четыре корпуса, каждый из которых имеет по четыре этажа – прямо какая-то цифровая мистика, достойная кабалистики… Про корпус «Г», где проживает Снежана было сказано выше. Не будем повторяться.
Кстати, свидания здесь если и допускаются (даже комнаты для свиданий нет и её создание не планируется), то, опять таки, исключительно, с ближайшими родственниками. В реальности это бывают, как правило, те же самые родственники, стараниями которых человек и оказался в здешних стенах без всяких перспектив выбраться отсюда, хотя мог бы жить и жить вольной, полноценной жизнью, несмотря на некоторые, возможно, и в самом деле, имеющиеся, проблемы со здоровьем, кстати – по большей части, явно преувеличенные, что видно бывает, как говорится, «невооружённым глазом». Так что Снежане при её встрече с приехавшей к ней знакомой ростовчанкой, просто исключительно повезло.
А ведь людей, проживающих здесь, очень даже активно привлекают к выполнению различных работ: и в мастерских, и в прачечной, и на кухне, и на огородах, за что они не получают ни копейки – ещё хуже, чем в зоне, где за работы, выполняемые заключёнными, каждому из них хоть что-то начисляют на его персональный счёт, и по окончании срока он получает наличными все деньги, что успели там накопиться, и нередко это бывает очень даже приличная сумма. А здесь, кроме всего прочего, и срок пожизненный, и назначен он ни за что.
Отдельного упоминания заслуживает здешняя баня и всё то, что с ней связано. Баня находится в здешнем дворе. И «топать» туда приходится в любую погоду и в любом состоянии – даже, если человек простужен, а на дворе мороз, или метель… Как говорится, комментарии излишни. И никто не освободит от похода в баню. Ни при каких обстоятельствах. Летом туда «загоняют» - а иначе не скажешь! – около трёх-четырёх часов пополудни. Отбой в десять. Успеешь ещё так вспотеть, что очередное омовение было бы просто бесценным. Но уже не дают.
Продолжая «банную» тему и тему тех проблем, что с ней связаны, нельзя не отметить, что ещё большую гнусность ситуации придаёт тот факт, что в самих корпусах имеются душевые. Но их посещать, как говориться, «не моги»! Они – только для «своих». А «своими» являются те, кто – если проводить аналогию с «местами не столь отдалёнными» - представляют из себя то отвратительное явление, представителей которого всё в тех же «местах не столь отдалённых» именуют презрительным словом «суки». Надеюсь, дальше ничего объяснять не надо.
Помимо сказанного следовало бы отметить и ещё одну, не менее болезненную тему «флюорографическую». Правда, бывает это всего лишь два раза в год – весной и осенью, - когда во двор интерната приезжает специальный автобус с установленной внутри него флюорографической аппаратурой. Но и этих двух раз хватает… Тогда всех выгоняют во двор – в любую погоду: и в слякоть, и в дождь, - выстраивая очередью к этому злополучному автобусу. Очередь тянется медленно. Постоянно прерывается за счёт хронически неходячих, которых постоянно выносят и вывозят сюда же из других корпусов… Несколько раз у Снежаны случались припадки именно в этой очереди…
Есть у Снежаны и ещё одна проблема, так и остающаяся хронически не решённой. Тем не менее, она требует скорейшего решения. Снежана сильно страдает от геморройных шишек. Требуется операция по их удалению. Несколько лет назад Снежане удалили наросты «дикого мяса» на носу, сильно мешавшие ей дышать. А теперь, относительно названной выше операции всё, как говорится, «кормят завтраками». То, было, на апрель назначили, однако сейчас август, «а воз и ныне там». Тем более в интернате недавно сменился фельдшер. А что касается врача – если речь идёт не про врача-психиатра, а про какого бы то ни было другого врача, - так его здесь и днём с огнём не найдёшь.
А недавно судьба подарила Снежане встречу с её одноклассником Андреем, хотя эта встреча была заочной – посредством всё того же мобильного телефона. После школы Андрей учился в Кисловодске, в специализированном училище для слепых. Учился там на массажиста. Довелось потом немного поработать по этой специальности. Да, что-то пошло не так…
Снежана почти случайно – хотя, разве бывает в этом мире что-то случайное? – узнала его телефонный номер. Ох, и нерадостной оказалась эта встреча! Сестра Андрея – алкоголичка. Нигде не работает. Отец – тоже алкоголик. Живут они в сельской местности, к тому же – весьма отдалённой. Не так давно у Андрея умерла мать. Отец, не дождавшись даже сорока дней, привёл в дом другую женщину. Тоже пьющую. Андрей возмутился. Мол, ты ж, батя, хоть год выжди, как все порядочные люди поступают… Разговор перерос в большой скандал, закончившийся тем, что Андрей оказался на улице в метель. Сам Андрей слепой полностью. Его приютил другой одноклассник, проживающий в соседнем селе, не смотря на то, что у самого семья, дети. Потом Андрей нашёл приют в доме местного батюшки и его жены. Теперь снова живёт в одном доме с отцом, но в разных комнатах и между собой они практически никак не общаются. Однако отец каждый раз так и норовит отобрать у Андрея его очередную пенсию, поскольку на выпивку не хватает.
Сама Снежана, размышляя об этом, часто мысленно говорила, как бы обращаясь к отцу Андрея: «Ты ведь когда-нибудь свалишься. И некому будет тебя поддержать, кроме твоего сына, хоть он и инвалид. Нужен ты будешь твоей бабе, которая у тебя уже вторая, или третья?! Ты об этом думай!».
Примерно через полгода проживания в одной комнате с Евгенией Снежану перевели в другую комнату, где её соседкой стала Зинаида, проживавшая там к тому времени не первый год, говорившая постоянно, что её туда определили обманным путём, но особенно на сей счёт предпочитавшая не распространяться. Кстати – и это было известно всем – через год после того, как сама Зинаида оказалась здесь, её дочь погибла в автомобильной катастрофы, сопровождавшейся весьма странными обстоятельствами.
Зинаида говорила, что она верующая. Ходила в церковь. Переживала, когда её туда не пускали. А посещение церкви, несмотря на то, что она всего в нескольких минутах ходьбы отсюда, всегда являлось здесь делом крайне проблематичным. И чего это стоило каждый раз Зинаиде! Судите сами. В четверг она должна была, через медсестру, передать врачу о своём намерении в очередной раз посетить церковь, а тот, в свою очередь, должен был поставить этот вопрос на обсуждение на планёрке, что состоится в пятницу, где ещё будут обсуждать: разрешить, или не разрешать, после чего, в пятницу, уже после планёрки, опять же через медсестру, Зинаиде сообщалось о том, каково же было окончательное решение. Но даже если её всё же решали отпустить в церковь, то – только в воскресенье, и никогда в субботу! А ведь в субботу вечером, как правило, и совершается Таинство Исповеди, после чего, во время Воскресной Заутреней, и происходит Таинство Причастия. Правда, в исключительных случаях, в воскресенье с утра тоже допускается Исповедь. Вот Зинаиде – и разве только ей одной! - каждый раз и создавали такой исключительный случай. Это – конечно, если её вообще отпускали в церковь. А ведь у той же Зинаиды – да и опять же, не только у неё одной - неоднократно сотрудники отбирали и выливали принесённую ею Святую Воду. Теперь же в церковь не пускают вообще, за исключением тех крайне редких случаев, когда удаётся – по предварительному согласию с начальством психоневрологического интерната – договориться со священником из здешней церкви, чтобы он принял, исповедал и причастил целую группу проживающих в интернате, которую, разумеется, к нему приводят в сопровождении соцработника.
…Часть пенсии выдавалась на руки, ещё часть можно было получить по заявлению (а можно было и не получить) и ещё часть поступала на личный счёт, с которого можно было снять только намереваясь съездить в отпуск к родственникам. Пишется в прошлом времени потому, что через несколько лет пребывания здесь Снежаны, означенные порядки кардинально изменились. Причём, в худшую сторону. Но об этом будет сказано дальше. Так вот. Снежана получала в руки две тысячи рублей, да ещё по заявлению тысячу (это, когда удавалось по заявлению получить), а Зинаида, хоть ей было за шестьдесят и она являлась ветераном труда, но по какой-то непонятной и необъяснимой никому причине, получала всего по полторы тысячи рублей. И по заявлению (опять же, если удавалось) всё ту же самую тысячу рублей. Что-либо выяснить в подобном учреждении является – сами же понимаете, наверное – задачей крайне неблагодарной и заведомо обречённой на неудачу.
Однако, как известно, слаб человек. До того Зинаида ухаживала за одной женщиной, проживавшей здесь, которую позднее отправили в какой-то другой интернат. Та женщина была полностью слепая, да к тому же – полупарализованная. А Зинаида – как потом выяснилось – не брезговала пользоваться её деньгами.
Со Снежаной несколько лет жили вскладчину. Сначала тратили деньги одной, потом другой. Нужно отметить, что значительную часть личных средств приходится тратить и на продукты питания, поскольку кормёжка здесь просто отвратительная. Хотя, сотрудники – понятное дело – постоянно уносят домой полные сумки продуктов, что практически и не скрывается. Так же, впрочем, как и везде. После того, как деньги перестали выдавать «по заявлению», положение стало просто критическим.
Проживая здесь, одежду и обувь по большей части приходится тоже приобретать за свои деньги. У Снежаны эта проблема осложняется ещё и наличием грибка стопы – далеко не всякая обувь ей подходит. Хотя в вольной жизни этот окаянный грибок, скорее всего, уже давно удалось бы вылечить, благодаря современным лекарствам, дающим возможность избавиться от подобной гадости буквально за несколько сеансов. Хотя, если говорить ещё точнее, то в вольной жизни никакого грибка, скорее всего, и вовсе бы не было.
А со стороны Зинаиды со временем стали всё чаще проявляться определённые, мягко говоря, «странности». Тогда ещё за территорию интерната выпускали по пропускам. Но потом их отменили, опасаясь побегов. Тогда же и забор обнесли по всему периметру колючей проволокой. Правда, ещё какое-то время выпускали именно за покупками в сопровождении соцработника. Но и это стало практиковаться всё реже и реже, а потом и вовсе прекратилось. Но, когда ещё такая возможность была, Зинаида стала брать самовольно деньги Снежаны, а ей говорить об этом только потом, как о свершившемся факте. Снежана-то сама никуда и никогда отсюда толком не выходила – при её практически не разгибающейся спине (только сидя в кресле, удаётся полностью разогнуться, да и то не всегда) и при едва ли не полном отсутствии зрения, когда уже в двух-трёх шагах от себя практически ничего не видит.
Последние два года Снежана – так уж получилось – не ездила в отпуск в Елизаветинскую. Но три года назад, собираясь в отпуск, успела скопить, ни много, ни мало, пять тысяч рублей, да ещё шесть тысяч сняла со своего персонального счёта. На почве этих денег у неё случился ужасный скандал с Зинаидой. Мол, дай мне из тех денег и всё тут! Не смотря на все конфликты, Снежана вернувшись из отпуска, привезла с собою две увесистые сумки угощений и вещей, в том числе – и для Зинаиды.
Чуть позже давние друзья Снежаны по переписке – семейная пара слепых, проживающая аж под Смоленском – прислали ей посылку, где, помимо всего прочего, было мягкое полотенце очень красивого фасона, на которое тут же позарилась Зинаида. Снежана отстояла его только тем, что обещала со временем добыть для Зинаиды похожее полотенце. Когда, примерно через полгода, к Снежане на свидание приехал брат Саша (он, хоть и скрепя сердце, но иногда приезжал на свидания, но бывало это - хорошо если раз в полгода, а в последнее время с его стороны не стало и того), она, предварительно позвонив ему, попросила привезти с собою полотенце (объяснив, какое примерно нужно), а заодно – и трёхлитровую пластмассовую банку для сахара, столь необходимую в здешнем быту.
…Опять Зинаида отправилась за проходную, - тогда всё ещё выпускали, хотя, получить пропуск становилось с каждым разом всё труднее и труднее – взяв, как водится, и свои деньги, и деньги Снежаны, и опять старается купить из продуктов в первую очередь то, что устраивает саму Зинаиду. Всё же купила селёдку «под шубой» - Снежана так об этом просила. Однако, вернувшись, не преминула упрекнуть Снежану за то, что это очень дорогой продукт, а Зинаиде, при её проблемах с желудком, ничего подобного нельзя, и что Снежана, мол, много на себя тратит. Чуть позже, когда Зинаиду уже переселили в другую комнату, и Снежана сидела и надиктовывала список необходимых покупок своей новой соседке Вике, чтобы передать его соцработнику, окончательно отказавшись от помощи Зинаиды, сама Зинаида вошла в комнату, как ни в чём не бывало, и внаглую указала Снежане:
-Не забудь указать килограмм огурцов и килограмм сахара.
-Сама разберусь, - последовал ответ Снежаны.
Зинаида и прежде неоднократно успела упрекнуть Снежану за то, что та копит себе на новый двухсимочный мобильный телефон со встроенным телевизором, в то время как сама Зинаида не может купить себе ничего подобного. Тогда Снежана ей ответила:
-Откладывай по пятьсот рублей каждый месяц. И тогда запросто купишь. Кто тебе мешает?
И снова обида. Снежана на эту покупку по тысячи рублей откладывала ежемесячно. Но в тот год, когда этот крайне неприятный разговор у неё с Зинаидой случился, ей пришлось ещё себе зимний халат купить за пятьсот рублей, которые Зинаида так и норовила проесть. Да ещё исхитрилась в том же году Снежана собрать и отправить посылочку на тысячу рублей своим знакомым ещё по школе, про нынешнюю жизнь которых снова узнала почти случайно. Савелий – он учился в параллельном классе – и Анна, она училась на два класса младше. У обоих со школы были какие-то проблемы с психикой. А теперь, как оказалось, оба живут тоже в психоневрологическом интернате. Только, в другом. Может и обошлось бы как-то. Но беда в том, что оба были круглыми сиротами. Интернат, в который их забросила дальнейшая жизнь, находится в городе Красноаксайске. У обоих имеется по мобильному телефону. Так, что снова можно перезваниваться. От них Снежана неоднократно успела услышать о гораздо более вольных порядках, существующих в красноаксайском психоневрологическом интернате. Например, там электрические розетки имеются практически в каждой комнате. И ничего из ряда вон выходящего на этой почве не произошло. Многие имеют свои телевизоры, видики, компьютеры и даже стиральные машины, стоящие в их же комнатах. Многие самостоятельно готовят себе еду. За проходную можно выйти фактически в любое время, ни у кого не спрашивая разрешения. Со свиданиями и с поездкой в гости (даже на несколько суток) – тоже практически без проблем. Вот куда очень хочет перебраться Снежана. Но почему-то этого очень не хотят её братья. Кто знает, почему? Но, такие вещи без согласия родственников не делаются.
В тот день, когда Зинаиду перевели в другую комнату, Снежана зачем-то вышла, вернулась, а на её кровати лежат три плитки казинак. В коридоре нос к носу столкнулась с Зинаидой. Та ей говорит:
-Ну, эти ж казинаки на твои деньги были куплены…
Вечером того же дня Зинаида вернула Снежане вафли и печенье, что покупались для того, чтобы вместе попить кофе. Да, с такой обидой вернула! Чуть ли не «На! Подавись!». А ведь сама же виновата…
Новую соседку Снежаны зовут Виктория. Ей тридцать два года. У неё, как и у Снежаны, эпилепсия. Но, припадки случаются крайне редко. Гораздо реже, чем у Снежаны. Хотя, и у Снежаны они бывают не так уж часто. С таким состоянием вполне можно было бы жить «на воле», где-нибудь работать и даже инвалидность не иметь. Но ей ещё в детстве оформили инвалидность стараниями её мамы, которой вечно на бутылку не хватало, и которая постоянно отбирала у неё все деньги. Как часто повторяется всё та же история!!! Вика от своей мамы фактически сбежала в психоневрологический интернат. Сбежала, когда ей самой было двадцать два года. Таким образом, она уже десять лет здесь. Но её мать звонит ей и туда, действует на нервы, требует денег. И младшая сестра тоже звонит. И тоже денег требует. Нет, не зря – совсем не зря! – сказано: «Враги человеку домашние его»!
Оказавшись в одной комнате со Снежаной, Вика изъявила желание изучать азбуку Брайля. Да, так здорово у неё это стало получаться. Лишь изредка Снежане кое-какие вопросы задавала. И примерно за пару месяцев все премудрости этой науки освоила. Бывает же так!
Живя здесь, то ли от переживаний, то ли от внутренней душевной пустоты, которую так хотелось заполнить хоть чем-то, Снежана вскоре начала писать стихи. Конечно, весьма и весьма слабые, сырые, очень далёкие от совершенства, но зато искренние и непосредственные. Впрочем, как бы то ни было, но одно из её стихотворений через некоторое время опубликовала на своих страницах местная газета. Но это было, скорее, исключением. Все свои стихи Снежана помнит наизусть, по мере возможностей, конечно, записывая их при помощи всё той же азбуки Брайля.
А сегодня придумали менять подушки. Не нравится, видите ли, здешним сотрудникам, что перьевые подушки иногда прорываются, перо из них иногда вылазит. Решили заменить их на паралоновые. Сложили по четыре штуки на одной кровати. По закону подлости, это оказалась кровать Снежаны. Три из них оказались вполне себе ничего, чистые (относительно, конечно), а четвёртая почему-то мокрая. И от неё вся постель намокла. Сушить пришлось тут же. Благо, комната находится на солнечной стороне. И солнце заглядывает в неё до самого вечера. К отбою, худо-бедно, подсохло всё, включая злополучную подушку. И смех, и грех…
…Сгущаются сумерки над бывшим хутором Зелёные Ключи, что с незапамятных времён разросся, успев превратиться в настоящий город, каковым он и значится теперь на всех географических картах и во всех документах. Отполыхали последние отблески багрового заката, словно вобравшие в себя весь жар, накопившийся в течение минувшего дня, заглядывая в окна этого странного и страшного здания, высящегося на самой городской окраине, чем-то неуловимым похожим на корабль, застывший посреди зелёных волн степного моря, почти уткнувшись своим носом в протекающую здесь же речку. Стены этого здания, и правда, белеют, будучи отделаны столь распространившейся за последнее время в ремонтно-строительном деле, «вагонкой», что заметно ещё издалека. Но не добрый это «корабль». Совсем не добрый, застывший в своём зловещем движении на этом месте, каковое само по себе всем своим видом и антуражем производит достаточно удручающее впечатление – даже прохожие случаются здесь крайне редко. А сколько невысказанной боли копится день ото дня, год от года в его «каютах», надёжно скрытых от постороннего – и даже от непостороннего! – взора здешними стенами и забором с колючей проволокой!
А где-то за окнами, за стенами, за забором – совсем другая жизнь, совсем другой мир…
2014г.
P. S. Напоминаю о том, что настоящее произведение является художественным и потому все его герои и события вымышлены. Любое сходство с реальными событиями, имевшими место где бы то ни было и когда бы то ни было, или с реальными людьми где-либо живущими, или когда бы то ни было где бы то ни было жившими, является чисто случайным совпадением и не имеет к ним никакого отношения.