мой путь, как и судьбу, не освещая.
Темны они. И круг свой завершая,
бреду на стойбище, к кочевью, в свой кораль.
Там я родился и, летать мечтая,
за сопки убегал, чтобы увидеть даль.
За сопками и лесом, словно море,
разлит был удивительный покой.
На островах, поросшими ольхой,
травы, цветов - нехоженое поле.
А в синеве над чёрною горой -
свобода без конца и края, воля.
Я побежал по ягелю быстрей.
Я чувствовал, как крылья на спине,
подобны перетянутой струне,
звенят... Вот взмах, ещё, ещё... Скорей!
И в синь густую, словно на волне,
я полетел из сумрачных теней.
Вниз уходили сопки, лес, олени,
жующие свой ягель не спеша.
В восторге захолонула душа -
от облаков разорванные тени
ползли, листвой опавшею шурша.
Над головой - одни лищь птичьи трели.
А я летел над грустною землёй,
подобен ангелу - смел и безгрешен.
Но неба край был тучами увешан
и мне грозил, как кулаком, бедой.
Полёт же мой беспечно был неспешен,
но снизу уже целились стрелой.
И с тетивы скользнув, как капля влаги.
остря свой наконечник на лету,
она пересекла невидимо черту -
черту моей всей жизни и отваги.
И вниз, считая за верстой - версту,
я камнем пал и камнем лёг в овраге.
И наверху услышал разговор,
то говорили пастухи смущенно,
и в тоже время, как-то убеждённо:
"Олень не может прыгнуть выше гор.
А уж летать - и вовсе не законно."
"КрылА отсечь!" - мой смертный приговор.
Сейчас меня и вам легко узнать -
тавро огнём мой заклеймило круп.
Ах, молодость, о как же был я глуп...
Теперь бескрылому куда бежать?
Смотрите, смейтесь - завершает круг
олень - который мог летать.
