Чернеет первый «эмками» затор.
На площади пока ещё не нужен
Ни людям, ни машинам светофор.
У них по ситуации решенья,
Притормозил водитель: «Проходи!»
Другой жмёт на гудок до исступленья:
«Не видишь, еду? Значит, стой и жди!»
Ах, как хитры художника уловки!
Ну, что ни ход – то неисповедим:
Стоим толпою в зале Третьяковки,
А кажется, что в «эмке мы сидим.
Комфортно зрителю в такой картине!
Ещё бы, всё же не пешком идём:
Мы словно едем по Москве в машине
С красивой женщиною за рулём…
Небрежно развалившись на сиденье,
С улыбкой я гляжу по сторонам,
Мне по душе неспешное движенье
И этот уличный невнятный гам.
Ленясь, в часы слагаются минутки…
Но вдруг недоумённые слова:
Художник, это что ещё за шутки?
Какая ж это «новая» Москва?
Она тогда тебе казалась новой,
Когда писал её в тридцать седьмом.
Но разве ты не знал, что это слово
Не так уж и надолго. А потом?
Потом чредой пойдут десятилетья,
И в каждом будет новою - своя.
Ведь города – не люди: не стареть им,
А молодеть положено живя.
Они и умирают молодыми…
Нет. Хватит. Философию – долой.
А хочешь, расскажу, какая ныне
Москва, любимый город твой?
…Арбат весёлой музыкой облаян!
Но странно: просто серый от тоски
Брожу среди матрёшек, балалаек –
Кругом ларьки, ларьки, ларьки, ларьки…
Вот площадь у Казанского вокзала.
Кольцом милиция, народищу – не счесть:
Одна тут… позвонила и сказала,
Что в здании, мол, где-то бомба есть.
…Ох, как усадьба Лунина красива!
Дворянский дух, породистая стать!
Она за тем щитом - с рекламой пива,
Поэтому её и не видать.
Что там за звуки? – это перестрелка.
Вон, одному накладывают жгут,
Но нас не тронут – у бандитов «стрелка».
Вот разве что случайно попадут…
Что скажешь? Как тебе Москва такая?
Та или эта лучше? Выбирай!
Ответ понятен. Но не стоит хаять:
В тридцать седьмом ведь тоже был не рай!
Но в годы тех чудовищных репрессий
Сумел ты (может, думая о нас)
Москву изобразить как город-песню!
Как облик милой! Как свиданья час!
И с самых молодых лет и доныне,
Когда душой испытываю гнёт,
Я каждый раз спешу к твоей картине,
Где женщина меня в машине ждёт.
Я, торопясь, запрыгну на сиденье,
И женщина - как в самом дивном сне! -
Чуть-чуть приобернётся на мгновенье,
И может даже улыбнётся мне.
В манящем последождевом просторе,
Сквозь дымку различимое едва,
В себя нас примет ласковое море –
Столица наша. Новая Москва.