Надежда Павловна – завуч школы, главная заводила бывших однокашников, а в прошлом староста класса - просто Надя Плетнева - чувствовала себя на вечере окрыленной. Не растерявшая в свои пятьдесят с лишним, былой красоты, сохранившая моложавость, поставленную с юности уверенную осанку, уже тогда считалась, вне всякого сомнения, первой красавицей десятого "А". Редко кто не обернется, посмотрев ей вслед: все - начиная с одежды и кончая какой то удивительной походкой - говорило о том, что она не обделена успехом, счастьем и любовью. Окончив пединститут, она вернулась в родную школу преподавать любимую химию, в тридцать пять стала директором, но теперь накопившаяся усталость шепнула ей опуститься на ступеньку ниже. Замуж она вышла за приезжего, гораздо старше ее, немного занудного, но, в общем, человека доброго и чуткого.
- Ну, юные пенсионерки прошлогоднего призыва, - озорно улыбаясь, налетел на стайку бывших одноклассниц "настоящий полковник" Витька Дубинин. - пора сделать третий подход к снаряду. - И театральным жестом показал на стол. Вокруг стола стало шумно, людно. Окинув всех довольным взглядом, Надежда подняла бокал, собираясь сказать что-то приятное, как вдруг музыка резко оборвалась. Все в недоумении замерли на какой-то миг, и кто-то из мужчин беспомощно выдохнул:
- Господи, да… это же Светлова!
На пороге стояла Ольга Светлова, приехавшая на встречу впервые за все эти годы. Все застыли от неожиданности, напоминая персонажей знаменитой сцены из "Ревизора".
Первой не выдержала Надежда.
- Ура-а-а! -закричала она, - и это "Ура!" было до глубины души искренним, почти детски радостным. Все бросились с шумом и визгом к Ольге.
Леля - так звали ее дома - единственная из нашего маленького провинциального городка поступила после школы в МГУ. К десятому классу она уже прилично знала английский, французский, владела стенографией и окончила школу с золотой медалью. Она никогда не показывала своего явного превосходства, часто давала списывать и, когда кто-то просил помочь, охотно отзывалась.
Немного успокоившись, все торопливо расселись за столом и с нетерпеливым вниманием уставились на Светлову.
- Ну, не молчи, рассказывай, - не выдержав томительного ожидания, опередила всех Наташка Сизова,
-Да, Оль, мы ничего толком не знаем, говорили только, что ты живешь в Москве, имеешь ученое звание, - начала осторожно Надежда.
- Я не люблю писать письма, да и времени на это не было, - сказала Ольга, закуривая сигарету.
Все с жадным нетерпением смотрели, как она от волнения мяла сигарету и по ее лицу скользнуло что-то нервное.
- Давайте я очень кратко и самую суть, - начала она, широко улыбаясь. - Живу я в Москве, доктор биологических наук, руковожу лабораторией в НИИ, есть взрослый сын, я уже бабушка, в настоящее время не замужем… Вот и все! - улыбнувшись, закончила Ольга.
- Учитесь, девочки: краткость - сестра таланта! - мило отшутился, указывая в сторону Ольги, Володька Смирнов. - А как ты узнала, что сегодня сбор?
- Это совсем не трудно было запомнить. Каждый год, третье воскресенье июня, - уверенно ответила Светлова.
- Тогда вот что: пойди по кругу и назови каждого, - по- детски гримасничая, не унимался Смирнов, надеясь на реванш.
Ольга пошла вокруг стола, останавливаясь у каждого за спиной, называя имя и фамилию. Иногда ее весело наперебой поправляли, заменяя вместо девичьей фамилией мужа и подробности семейного положения.
Пока она медленно обходила стол, многие отметили, что она не торопилась стареть - осталась такой же стройной, с умным, вдумчивым взглядом серых глаз, чуть ироничным выражением лица, но вместе с тем, чувствовалась какая-то замкнутость, настороженность, которую она старалась скрыть за маской деловитости.
- Ребята, я так рада видеть вас, правда, правда... Я часто вспоминала то время, когда мы были вместе, жили каким-то единым порывом...- Она запнулась, на лице ее выступил нежный румянец, и было видно, что в этой недосказанности таилась грусть по утраченному, но до сих пор близкому, до боли дорогому. За столом как-то все притихли - вероятно, каждый вспоминал что-то свое, но тут вдруг музыка встряхнула затянувшуюся паузу, все вновь весело загалдели, кто-то пустился танцевать, тихо подхватили песню.
- Хочешь, пройдемся по школе? - подсев к Ольге, спросила Надежда. - Ты сто лет не была в ней.
Коридор второго этажа переходил в широкую лестницу, был длинным, и по одной стороне его большие окна глядели в школьный сад. Остановившись у окна, Ольга, глядя на темные старые деревья и не оборачиваясь к Надежде, тихо спросила:
- Ты помнишь, как мы сажали этот сад? - и, чуть помедлив, добавила: - Как он постарел, неужели и мы так же?
Они стояли молча, всматриваясь, как за окном в сумерках причудливо преображался старый сад.
- Оля, у тебя неприятности? - неожиданно спросила Надежда. - Иначе, ты бы не приехала…Я угадала?
- Неужели так заметно? - Стоя перед окном, Ольга, немного погодя, покачав согласно головой, добавила: - Да, есть такое…
- Что-нибудь по работе или… - искренне поинтересовалась Надежда.
- Как говорят, на личном фронте, - нараспев сказала Ольга, продолжая смотреть в окно. - А как у тебя?
- У меня? - очнувшись, бодро начала Надежда, но тут же осеклась. - А что у меня…Я давно уже не живу для себя, - сказала она, немного подумав, заговорила вновь:
- В общем-то, он неплохой, заботливый и матери сразу понравился. Правда, детей своих нам Бог не дал, старше на десять лет, зато не пьет, все в дом… А тут, как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло: подруга моя по институту умерла при родах, одиночка была - мы малыша тогда и усыновили.
- Прости, я ничего об этом не знала, - с сочувствием обняв Надежду, сказала Ольга.
- Я уже год как замужем была, поехала летом на юбилей к свекрови под Смоленск, муж не мог - что-то у него на работе: то ли сдача объекта, я уже не помню. Остановилась в Москве на день - посмотреть, купить подарок, весь день пробегала по магазинам, а к вечеру на вокзал. Поезд мой утром, сижу в зале ожидания, коротаю время - газетка, журнал. И как-то незаметно подсел рядом молодой парень, ну слово за слово, так, разговор ни о чем. Оказалось он учится на художника здесь, в Москве. И вдруг он мне говорит: «Хотите, я вам Москву покажу, что бестолку здесь сидеть?» Смотрит на меня так по-доброму, что я только и успела пожать плечами - вроде бы и не против. А он - как-то по-свойски, словно знакомы сто лет, меня за руку. Ну, и пошли. Ходим по улицам, он все рассказывает, много интересного узнала, набросил на меня свою легкую курточку… и что со мной, сама не знаю: будто помутнение рассудка какое, словно нет и не было ничего до этого - только он и я, и никого кругом… Всю ночь целовались - веришь: ни разу не вспомнила, ни дом, ни мужа…наваждение радости, счастья какого-то и только! Утром - на вокзал, провожает, стоит у вагона, а в глазах, если бы ты видела, такая тоска - смотреть больно, держит за руку, боится отпустить... А у самой все внутри колотится, вот-вот разорвется что-нибудь, не выдержу… Веришь, Оля, я потом никогда ничего за всю свою жизнь, не испытала подобного и до сих пор, как вспомню, - начинает колотить внутри - ужас какой-то, а ведь столько лет прошло...
Глаза Надежды от возбуждения горели, лицо покраснело, и было видно, что воспоминания ей приятны.
- Давай выпьем, - неожиданно предложила Ольга.
- Идем, у меня в кабинете есть коньяк, - словно только этого и ждала, охотно отозвалась Надежда.
- И, что же потом, … вы когда-нибудь виделись? - поинтересовалась Ольга, устраиваясь поудобней в кресло завуча.
- Да, приезжал тогда дважды осенью. Уговаривал, еще как звал, но ты же помнишь: больная мать, брат учился, да и ни жилья толком, ни работы, ну прямо как у Чехова - отказалась я. Писал на школу, приезжал еще раз, года через три, потом пропал... - И, немного подумав: - Глупая была, позови он меня сейчас - бросила бы все и ползком за ним на край света… Я письмо даже тебе написала, чтобы ты нашла его.
- Никакого письма я не получала, - встревожилась Ольга.
- Я не отправила его, порвала, да и зачем я ему с такой обузой? - продолжала Надежда, сверкая влажными от слез глазами. - Оля, ну почему, почему я такая дура, почему не побежала за ним? Порой иду и разговариваю с ним, будто он рядом, слышу его голос, живу какой-то второй жизнью, мне тогда кажется, что я с ума схожу…Устала я от этой жизни, устала делать вид, будто все хорошо, чувствую, как становится пусто вот тут. - И она, отчаянно постучав себя в грудь, беспомощно опустилась на стул.
- А я в первый раз вышла замуж еще в университете, на пятом курсе, - начала Ольга. - Вместе учились, прожили четыре года, родила сына. Потом - диссертация, наука, мама с ребенком - и как-то сама собой наша семейная жизнь тихо и мирно прекратила свое существование. Наверно, не любила так, чтобы все бросить. Долго жила одна и привыкла так, что боялась даже потерять одиночество… Жила все время с ощущением, что чувство любви прошло мимо меня, пока не встретила одного человека, но и здесь оказалось все непросто: стыдно признаться, сын - законченный подлец… Не хочу об этом. Я давно поняла, что первый мужчина должен быть только по любви, пусть пьяница или еще кто, но по любви, а так - ты словно дорогая, но неоцененная вещь, что пылится в шкафу.
- Как верно ты сказала, Оля! Спроси, ну спроси меня, что было в моей жизни светлого, яркого такого, чтобы... - И Надежда, сжав маленькие кулачки, потрясла ими перед грудью. - И я тебе отвечу, что ничего и не было, кроме этой ночи! - Лицо ее вдруг исказилось, губы судорожно задергались, слезы потекли по щекам, оставляя извилистые черные ручейки.
- Ну что ты, что ты, - стала успокаивать ее, гладя по голове, Ольга. - Красавица ты моя! Ты что-нибудь о нем знаешь, где он, что с ним?
- Давно уже ничего о нем не слышно, в последний раз лет пятнадцать назад получила вдруг от него посылку, раскрываю, а там - мой портрет, и с обратной стороны - романс, представляешь? Я храню его здесь, в школе, сейчас покажу тебе. - Она достала из глубины стола среднего размера плоскую картонную коробку и, вынув из нее холст в незатейливой раме, подала Ольге.
С портрета смотрела, облокотившись в кресле, молодая девушка в темно-синем, бархатном под старину, платье на фоне вечернего сада. Ее светлые волосы едва касались открытых плеч, а наклон головы, приподнятый подбородок и совсем еще юные, по-детски пухлые губы, придавали ей загадочный вид. Она смотрела в упор своими большими темными глазами, словно ждала ответа, а едва заметная улыбка скрывала где-то в глубине поселившуюся теперь уже навсегда светлую грусть.
- Господи, как ты хороша! Какой прекрасный портрет! - искренне порадовалась Ольга и, повернув его обратной стороной, где на загрунтованном участке холста был черной краской написан текст, стала читать его вслух:
Романс
Ты смотришь на меня с прекрасного портрета,
И взгляд не может скрыть, той осени былой,
Быть может, грустный взгляд - фантазия поэта,
И в тот осенний день я был всему виной.
Пусть осень не стучит ко мне в окно разлукой,
Пусть годы не грозят, что пронеслись уже,
Во мне еще живет любовь той сладкой мукой,
Я нежность сохранил еще в своей душе.
Смотрю я на тебя, как прежде с умиленьем,
Прошло не мало лет, ты вновь передо мной,
И этот милый взгляд мне будет утешеньем,
Напомнит мне о том, как был любим тобой.
Пусть осень постучит в окно мое надеждой,
Пусть не спешат года еще немного лет.
Я на тебя смотрю, и хочется, чтоб нежной
Улыбкой засиял прекрасный твой портрет.
Ольга, не сдерживая волнения, обняла Надежду.
- Надька, милая моя Надька! Ты хоть представляешь, к чему ты прикоснулась в своей жизни? Это же такая редкость! Какая ты счастливая, Надька!
За окном совсем стемнело, и только узкий, далеко-далеко, где-то там, у самого горизонта, едва мерцающий свет напоминал угасший день.
