Которые порой чудовищней чудовищ.
Бессмысленно брожу у мертвых алтарей,
Мусолю «Captain Black» и жду, что ты откроешь.
Левиафан глубин, отравленных тоской
(В клепсидру на столе стекает желчь столетий),
Ныряю с головой в пылающий восток
И утренней звездой всплываю на рассвете.
Я – нелюбимый сын. Я проклят и распят,
Паршивая овца, источник зла и блуда.
Куда мне до тебя, единокровный брат,
Рожденный для небес из смертного сосуда.
Я искушал? Тебя? В пустыне? Не смеши,
На эту дребедень давно не ловят души.
Хотел поговорить. С чего-то я решил,
Что я смогу помочь, а ты умеешь слушать.
Любовь? А что – любовь? Смесь меда и дерьма,
Неодолимый яд по воспаленным венам.
Я пробовал. Теперь я сам себе тюрьма,
И узник, и палач… Давай-ка сменим тему.
Зачем я приходил? Ну в общем-то не суть.
Нам нечего сказать друг другу, да, братишка?
Но если вдруг тебе однажды… нет, забудь.
Мне хватит и любви. Надежда – это слишком.
