и, возможно, правильно себя ощущал.
Был готов поучать смыслу жизни зверей и детей,
потому что стоял, так сказать, у начала начал.
Люди строили храмы, которые проектировал он,
крыли чистым золотом церковные купола.
Ему нравилось слушать вечерний малиновый звон –
видно, тема заката на сердце ему легла.
Но однажды в минуту жестокой, глубокой хандры
(две недели запоем мальвазию вредно хлебать),
он решил усложнить элементы мультяшной игры
и пределы любви и терпенья людей испытать.
Показалось ему, что могли бы усердней они
прославлять всемогущество его и доброту,
проводить в светлых думах о нем свои ночи и дни,
предаваться молитвам, а также, раз в месяц, посту.
Ведь они занимались не тем, чего для них он хотел.
Не боролись за счастье других, ему верных бойцов.
Ели, пили без меры, потакая потребностям тел,
помолившись, любили друг друга, в конце-то концов!
Насмотревшись, до боли, на хаос от их суетни,
(вместо счастья, которое новый порядок им нес),
он разрушил все крыши, что золотом крыли они,
и залил их потоком горючих напалмовых слёз.
Очищенья процесс наблюдая из своих райских кущ,
он услышал стон, отраженный от обугленных стен:
”О, Верховный! Кажется, ты не так уж и всемогущ,
если вместо любви хочешь чего-то взамен”.