...иногда я думаю - к черту все, исчезнуть, уехать, раствориться в пространстве, чтобы ни один черт меня не отыскал...
...потом приходит понимание, что исчезнуть некуда.
Я смотрю на себя в зеркало - вот этот, тощий, с ввалившимися глазами и покарябанной рожей - я? И кому этот я - нужен?
На газоне, где я выгуливаю собаку, собирается трио наркоманов. Мужик неопределенно-потасканного возраста, молодой парень и девица. На их лицах безразличие и усталость. Изредка я подсаживаюсь рядом, и они угощают меня косяком. Просто так, за компанию. Лежат на траве, молчат, иногда начинают что-то бормотать, непонятное. Прошлым летом их было четверо.
По нашей улице ходит сумасшедший мальчик. Я иду в магазин, а он ходит и выкрикивает на всю улицу на иврите - то рекламные объявления, то заголовки статей. Останавливается за моей спиной и кричит. От него остро и резко пахнет - как от намокшей под дождем псины. Я боюсь сумасшедших.
К нам с Зээвом в гости частенько приходит семейная парочка. Пожилая парочка - для меня пожилая, им лет по пятьдесят, солидные такие дяденьки-домовладельцы. Зээв их знает, мне на них плевать, я присутствую из вежливости. Эти монстрики меня не возбуждают, им далеко до моих виртуальных порноидеалов. Мне бы жеребчика, молодого и неутомимого...ну вот тот же Зээв вполне, если бы не ставил бизнес выше секса. У монстриков он снимает помещение под магазин, где и торчит сутками, с восьми утра и до последнего клиента, который может заявиться и в двенадцать ночи. Сгорел бы тот магазин, но он нас кормит-поит. Неплохо, надо сказать, кормит. Иногда Зээв ко мне пристает, чтобы я ему помог, но мне лень, и я его чаще всего посылаю... в магазин. На обидки мне плевать с высокой колокольни, я не навязывался и обязанным себя не считаю. Не нравлюсь - в три минуты меня тут не будет, пару дней на травке с наркоманами перекантуюсь, потом что-нибудь найду, не привыкать.
Монстрики регулярны, как месячные. Раз в месяц они являются за деньгами, почему-то предпочитая брать оплату налом. Видать, от налогов прячутся. Мне насрать, это их проблемы, раздражает только, что они строят из себя друзей дома и не прочь уложить кого-то из нас в постель. Зээв вежливо не понимает намеков, ну а мне их масляные глазки и без слов все говорят. Впрочем, в последнее время у меня большое подозрение, что о чем-то монстрики с Зээвом договорились, причем этот уговор касается меня. Может быть, они пообщали ему пропустить один платеж за магазин или скостить на чуть-чуть - за мою благосклонность. По-крайней мере, что-то Зээв стал мне предлагать нанести монстрикам ответный визит. Чем я им понравился - ума не приложу, на трезвую голову я зол и груб, а в пьяном виде - и того хуже. Переносить меня можно только в состоянии полного моего отруба, и только до момента открытия мной хотя бы одного глаза. Потому как состояние абстиненции вгоняет меня в бешенство - до первой банки пива.
Э-эх, связался черт с младенцем. Он страшно правильный и ужасно переживает из-за своих наклонностей. Угораздило его со мной познакомиться и у себя поселить. Я очень себя люблю - намного больше, чем своего сожителя - поэтому в те дни, когда Зээв работает - я бездельничаю, а когда он дома и отдыхает - шаббат, святой день, все равно все лавки закрыты - я его трахаю до потери пульса (это обоюдно) и всех и всяческих ощущений (это тоже обоюдно). Потом Зээв ползет в свой магазин на полусогнутых и в раскорячку, а я опять бездельничаю неделю.
Зээв младше меня на пару лет, но мне кажется - на всю мою жизнь. Приличный мальчик, окончил Университет, открыл бизнес, семья не бедная настолько, что я вообще не понимаю - на фиг ему работать. Так нет, хотелось ему самостоятельности и приключений - нашел-таки их на свою задницу. В виде меня, родимого.
Глядя на него - невысокого, в костюме и при галстуке, в модных очках и пахнущего Пако Рабанне - я удивляюсь, чего ради он со мной живет. Галстуки я ненавижу, униформа моя вечная - джинсы с чем-нибудь, и пахнет от меня, в лучшем случае, табаком. Так нет же, прилепился ко мне мальчик моллюском. Вот только о чем он там с монстриками договаривался сегодня?
Рассказать, как мы познакомились? Обхохочетесь, господа.
Я сидел в пабе и надувался пивом. С бесплатным салатом. Потому как денег у хронически безработных не бывает, а если и зазвенит в кармане мелочь, то квартиры на нее не снимешь, от Кардена не оденешься, так что единственный выход - проесть и пропить. На сколько хватит.
Вы просили когда-нибудь милостыню, господа? Все на самом деле просто, до идиотизма.
Находишь в помойке какое-нибудь рванье, желательно не по сезону (какой сезон, бляха-муха, прикиньте, в сорокаградусную жару и в куртке, зато жалостно, такой нищий, такоооой, аж на футболку с шортами не наскреб), свои шмотки прячешь в подсобочке у знакомого бармена, с которым пару раз перепихнулся по пьяни, кунаешься в море или просто стоишь под душем на пляже, потом находишь какую-нибудь грязную лужу у того же душа, сидишь в ней мокрой задницей пару минут и затем занимаешь пост у ближайшего банка, желательно, на главной улице, поближе к уличным музыкантам и в тенечке. Говорить ничего не надо, просто сидеть-лежать на тротуаре, поставив рядом мелкую тару, например, пластмассовую детскую чашечку. Ноги подальше и поширше, пусть спотыкаются. Худо-бедно, но на выпивку и пару-другую шварм за день набегает. А то и побольше. Вечером - взять свое, под тем же душем на пляже сполоснуться, рванину припрятать в кустах и тихо-спокойно посидеть в пабе у того же знакомца. Жизнь-малина. Мда.
Так вот я после трудового дня и сидел. У стоечки. С баночкой. Под телевизором, где крутили эмтивишную хню. Сидел-лялякал с Йудой-барменом за жизнь.
И тут входит в паб мальчик. Ну не мальчик, но - мальчик. Весь из себя. Зайчик, одним словом.
И садится, одинокий, за столик. Йуда к нему тут же слетал, меню выложил, тарелочки там, салфеточку, пепельницу. Потом принес пиво, фисташки, соломку всякую солененькую. Сидит мальчик, пьет пиво и грустит до невозможности. А я за ним в зеркальную стеночку наблюдаю. Народу в пабе среди недели никого, нас двое да Йуда-мученик.
Поднимает мальчик глазки и обнаруживает, что я на него в зеркало пялюсь. Я, естессно, покидаю стул у стойки и оказываюсь за его столиком. Проблемы? Помочь?
Да, проблемы, страшные, просто кошмарные проблемы. Любимая собачка потерялась. Рванула, дура, за кошкой и с концами. Два часа поисков, и все безрезультатно. Мама прилетит с Родоса, она не переживет. Мне бы, мля, такие проблемы, я бы до конца дней своих жизни радовался.
Короче, мы идем с мальчиком искать собачку. Между делом выясняю, что мальчику уже двадцать пять, что он заканчивает учиться, что квартира у него своя, а собачку мама дала на время круиза - позаботиться.
Пинчера этого поганого мы нашли перед дверью в квартиру. Сидел, гад, хозяина ждал. Нагулялся по помойкам и домой прибежал. Зээв на радостях пригласил меня выпить. Ну я выпил. Он удивился - как можно выпить столько сразу. Ну я еще раз показал - как можно.
И вот чувствую - нутром, всеми жилами-поджилками - что-то не то с мальчиком. Глазки прячет, краснеет невпопад. А глазки красивые, томные, хоть и ненавижу маслины, а вот - как маслины, черные. И краснеет очаровательно, словно спичку поднесли - раз и вспыхнул.
Подошел я к нему, руку на затылок положил, волосы в горсть захватил - благо не короткие, как у большинства местных, и пригнул вниз. Пригибаю, а другой рукой зиппер на джинсах расстегиваю.
"Ну, - говорю, - давай, ты же ЭТОГО хочешь, да?"
Он что-то там заскулил по-своему, за руку меня стал хватать, а мне водка в голову ударила уже, да и пива я в пабе выпил немало. Короче, дал я ему по роже, несильно так, чтобы знал, кто тут командует, и снова за волосы к своему животу подсунул.
Пал мальчик на колени и смирился. Пальчиками дрожащими достал моего красавца, погладил, да и присосался, как клещ.
Потом уж я Зээва от себя оторвал, до дивана дотолкал, стащил с него все это фирменное великолепие. Он и не сопротивлялся, можно подумать - только этого и ждал. До утра мы с ним кувыркались, в общем. Утром я его, измученного, на диванчике оставил, собрался по-тихому и слинял.
А через пару дней он меня в пабе у Йуды отыскал. Так с тех пор я у него и живу. Причем, пинчера маманька так и не забрала, вот я и таскаюсь с ним три раза в день на прогулки по окрестным кустам.
Только не надо думать, что я весь из себя половой гигант и внешне напоминаю Жана-Клодта, какого-нибудь Ван Дамма. Ничего подобного, меня выходные с Зээвом выматывают до полного отупения, и внешность у меня самая обычная - не качок я и на роль сексуального маньяка не претендую. Сам не знаю, что на меня в ту ночь нашло. Но у Зээва куча своих комплексов, среди которых полное сексуальное подчинение партнеру. Вот и тоскую я третий год по нормальному универсалу.
Монстрики сидят в салоне, пьют кофе и уходить не собираются. Зээв развлекает их беседой, а я третирую пинчера. Дрессирую, значит. Пинчер не первой молодости, лет ему уже к десятку, но стервозный мерзавец и кусачий. Меня эта гадина терпит только потому, что я с ним гуляю и кормлю. Если поручить кормежку Зээву, то через неделю зверь сдохнет от голода и жажды. Есть у пинчера (кстати, зовут его Арафат, это я его так назвал, вообще-то он некий Боу, но давно уже на эту кличку не реагирует) дурная привычка грызть обувь. Количество сжеванных Арафатом кроссовок не поддается исчислению, вот я и пытаюсь его отучить (мертвому припарки, в ответ на шлепок тапком по морде Арафат рычит и повисает на обуви, вцепившись в подошву намертво, словно бультерьер).
- Питер, не мучай собаку, - это Зээв отвлекся от монстриков и смотрит на меня с укорзной.
- Ты предпочитаешь, чтобы я мучил тебя?
Зээв краснеет, монстрики понимающе улыбаются, а я бросаю Арафату тапок на растерзание и иду на кухню варить кофе. Мой зайчик бежит за мной.
- Питер, ну как так можно?
- Как? - я включаю кофеварку, поворачиваюсь к Зээву и обнимаю его за талию. - Тебе не нравится?
Зээв тут же слабеет и прижимается ко мне. Я лапаю его за кругленький зад - кухня прекрасно просматривается из салона, пусть позавидуют. По большому счету, я бы его при них запросто трахнул, мне по фиг веники их мнение, но мучает любопытство - что им там Зээв наобещал.
- Что старичкам надо? Деньги ты им два часа назад отдал. Пусть сваливают.
- Они хотят остаться, Питер, до утра. С нами.
Таак, назревает групповичок в доме престарелых? Я поднимаю лицо Зээва за подбородок и внимательно смотрю в черные глазки. Он опять краснеет и вырывается.
- Чего ради?
- Ты им нравишься, Питер, они говорят - настоящий мачо.
Зато они мне не нравятся, и никакой я не мачо, обычный универсал, разве что морда в шрамах, так это к моей ориентации мало отношения имеет, просто по пьянке когда-то давно дверь с окном перепутал, слава богу, глаза целы остались.
- Тебе это надо, маленький? Они хотят смотреть или участвовать? Что они тебе пообещали?
- Ничего, Питер, они хотят только посмотреть.
- Видеокассета на три часа стоит сотню шекелей, Зээв, я думаю, они вполне в состоянии купить с десяток и смотреть целыми днями. Ты что, становишься эксгибиционистом?
Зээв прячет глаза за ресницами и строит умоляющие рожицы. Кофейник за моей спиной фыркает и выдает облачко пара. Я расстегиваю на Зээве брюки, поворачиваю его спиной к себе и пригибаю к кухонному столу.
- Питер? - голос у него удивленный, слегка возмущенный.
- Что - Питер? Тебе не все равно, где тебя вы**ут?
Монстрики напряглись и таращатся на кухню, как завороженные. Интересно, как они у себя дома трахаются? Тихо-чинно в мягкой постели?
Зээв постанывает при каждом моем движении. Я взял его как взялось, безо всяких прибамбасов-гелей, которые он так любит, и даже слюной смочить не удосужился. Впрочем, зайчику с университетским образованием - чем хуже, тем приятнее, я в этом давно успел убедиться. По кухне плавают кофейные ароматы, в коридоре негромко взрыкивает Арафат, наверное, совсем тапок догрыз. О чем я думаю? О банке пива, которую забыл в морозилке. И о том, что если я его выпью, наверняка опять заработаю ларингит и буду изъясняться знаками. О том, что мне уже тридцать один, и вполне вероятно, что скоро я Зээву надоем и он меня выставит за порог, хотя может и нет, он в меня совершенно искренне влюблен и в постели я его устраиваю не на сто, а на двести процентов. О том, что надо бы найти работу, но вставать в пять утра и тащиться в какую-нибудь вшивую столярку совершенно неохота, а моя профессия - пианист - здесь никому даром не нужна. Я не Святослав Рихтер и не Ван Клиберн, по кабакам в России налабался досыта. Да и квалификация моя уже оставляет желать лучшего, столько лет к роялю не подходил. Гамму не сыграю толком, не то что приличную джазовую композицию.
Однако, пора заканчивать. Зээв уже не стонет, а тихонько подвывает, бедолага, стол не подушка, а я мало напоминаю ласкового любовника сегодня. Надеюсь, монстрики довольны увиденным, а если недовольны - их проблемы. Тут вам не там, не цирк, не пип-шоу и не гейклуб со стеклянными стенками.
- Натягивай штаны и скажи им, пусть убираются.
Зээв покорно надевает брюки, вытирает слезы тыльной стороной ладони. Кажется, ему и правда было обидно. Да и хрен с ним, сам напросился.
К разговору в салоне я не прислушиваюсь, достаю из морозильника пиво и прямиком иду в ванную. Что монстрики придумают через месяц - мне неведомо.
До соседнего города пятнадцать минут пешком. Одно название - соседний, по большому счету просто один из районов Гуш-Дана, Большого Тель-Авива.
В соседнем городе у меня растет сын.
Как, как... а вот так... каком кверху. Уикэнд, млять, с шашлыками и водкой. "Не надо презерватив, милый, у меня спираль". А через пять месяцев - "у нас будет мальчик".
Какой мальчик, на х**, я даже имени ее не запомнил - то ли Альбина, то ли Карина, то ли Маруся. Пьян я был, что тебе надо, дура, от затраханного жизнью пидора?
Я увидел его на генной экспертизе. У моего сына была отвисшая нижняя губа и пустые глаза дебила. Мои хромосомы.... мои хромосомы, завязанные морским узлом, которого не развязать никаким генным инженерам. Идиотка, прежде чем западать на голливудскую улыбочку и наглые глаза, поинтересовалась бы сначала здоровьем кандидата в отцы.
"Распи**яй", - на плохом русском сказал мне Зээв, переводя на понятный мне язык результаты экспертизы, и добавил - "Зайн".
Я бываю там... достаточно часто. Йоэль обычно сидит на диване, ему скоро три года, но он почти не вырос и не умеет говорить. Его глаза так же пусты, как и раньше. Я беру вялую крохотную ладошку и вкладываю в пальчики что-нибудь вкусное - конфету или шоколадку. Потом подталкиваю сжавшийся кулачок ко рту. Шоколадная слюна стекает по его подбородку вниз, я ловлю сладкие капли салфеткой. Бывает, Альбина-Карина-Маруся отправляет меня с ним погулять. Йоэль висит на мне крохотной обезьянкой, его голова покачивается, время от времени он принимается сосать рукав моей рубашки. Я стыжусь его, и гуляем мы там, где нас мало кто видит.
Он не нужен своей матери, да и мне, в общем-то, тоже. Я не испытываю к Йоэлю никаких отцовских чувств. Его глаза смотрят сквозь меня в какие-то, неведомые мне, миры. Время от времени он принимается тоненько ныть, и лицо становится испуганным. Какие бесы тревожат его мозг? Мне никогда не узнать этого. Какие ангелы развеивают его страхи? Мой сын мне этого не скажет. Я покупаю ему разные разности, хотя не обязан этого делать, но я никогда не дождусь от Йоэля ни осмысленного взгляда, ни слов "спасибо, отец".
На хрена я трахался тогда с этой дурой, его матерью?