В табачных облаках плутало время.
Пора - подкинуть в печку - прогорело.
У вечерявших на чужой шинели,
стакан что в карауле постовой -
ходил по кругу... Ангелы - не пели.
Скребся неубиваемый сверчок,
чья скрипка отдыхала при обстреле:
Хранитель постоянства - малым телом
Участвовал в беседе. Сыпал хлебом -
лепил фигурки молчаливый черт.
Из рукомойника неспешно, еле-
еле, 'кап-как" тянул язык воды.
Единственная дама не молчала -
Возилась, и готовила печали...
Война-война сомнительное счастье -
стать малым, незаметным - не завыть.
Снаряд выслушивая часто-часто
дышать мышонком - в земляной норе.
Со входом дыркой, иней - окаймленьем .
Смотреть в себя не узнавая, слепо -
фигурку из крошащегося хлеба,
продвинутою пешкой по игре
ржано-курносоносым хлебным слепком.
Закашлялся, исторгнув смрадный дым,
копытами защелкал - что пальцами:
"Вы на гражданке - были пацанами -
вперед смелей несите наше знамя
к позициям чужим и, смерть "на ты":
встречайте, рвите - Вы мое цунами.
Реальность прорвана исход нелеп -
Проворно вынимают из шинели:
Солдатское белье парит, алеет,
чудные голоса с небес запели.
Я гол - разорван - лежа на столе
в жуть неуживчив: "Для чего - раздели?".
Срамная дама на хмельных ногах,
наполненная голодом и силой
подходит - трогает, Глядит умильно.
Брезгливо морщит нос, и тычет вилкой
в солдатский потный голый нежный пах.
До боли добралась - и жрет обильно...
Проснулся - холодно. Дырявая шинель
на ней остатки ужина и водки,
Разлитой по столу, патронам, сводкам,
А по норе знакомою походкой
Разгуливаю я?! да нет же! нет! -
военного похмелья жуткий чертик.