Чтоб проникла вовнутрь часть бесстыжего жара тропических зёрен.
В неизбежную пе́тлю свилась ариаднина нить.
Твой натужный дрянной эпатаж никому здесь не нужен и вздорен.
Тучи цвета застиранной простыни дальних больниц
Укрощают мой город смирительной негой последней рубашки.
Ты ещё не раздумал под небом пустым падать ниц,
Ожидая от чуждого бога нелепой случайной поблажки?
И от этого солнце сгорело, видать, от стыда:
И нигде его нет больше месяца в прóклятом месте постылом.
Здесь никто, никому, ничего и ничем - никогда,
И правдив только зев ненасытно-всеядной разверстой могилы.