студню сереньких деньков,
выбью дух как брат Максудов,
кипу искусив листков.
По ночам берусь за дело
что бы ручка прочь смела
загогулинами смело,
чистоту на их телах.
Всё чем чаю намечаю,
всё чем дышит мысль моя.
Пусть ведёт меня по краю,
путь осветит, как маяк.
Горизонт замреет буро
вздуется от солнца гладь,
утро ошалевшей дурой
заползёт в мою тетрадь.
И усиленно натужив,
окна сонные глазниц
отзовётся матом стужи,
криком стаи чёрных птиц.
Наконец осилив строки,
улыбнётся и в плечо
ткнёт, и скажет: «Снова горькой
ты вчера был увлечён».