Крым, санаторий, поздняя осень, совсем рядом декабрь, но у моря ещё довольно тепло. В городе «Н» я оказался не по путевке отдыхающего, не по приглашению, а так, ткнув пальцем в небо, и вот я у моря. Проживая на Южном Урале, где уже шёл снег, и была зима в полном разгаре, бросив всё, и всех я уехал на юг, к морю, к теплу.
Выход был один, уехать, нужно было уезжать от повального пьянства, и нищеты. На полках магазинов было совершенно пусто, нужно было изворачиваться, добывая себе пропитание. В 1979 Челябинской области действовали продуктовые талоны, но алкоголя было в достатке, страна катилась в пропасть, промышленный район Урала был беден. Мне всего хватало, я был молод, полон сил, и созидательной энергии. Но моральное опустошение людей подталкивало менять пластинку, менять место, менять саму сущность своего существования в обществе. Пьянство стало бичом убивающим всё разумное и доброе. Пил рабочий класс, пило руководство, работа шла по пьяной лавочке, а телевидение докладывало о достигнутых планах и результатах соцсоревнований.
Работая художником-оформителем, я неплохо зарабатывал. У меня было уйма работы, и прилично денег. Я рисовал, чеканил и лепил «ленинов», писал лозунги и призывы – типа: «Долой пьянство», «Партия и народ - едины», «Береги рабочую минуту», «Партия – наш рулевой», «Чисто не там где убирают, а там где не сорят», и за это платили большие деньги.
Это был предсмертный демарш правления коммунистов СССР перед всем миром, лозунги, призывы, ложь и бездействие правящей верхушки, а низы крали, пили и отчитывались перед Кремлём о своих достижениях и победах. Но так уж получилось, что стране нужны были не труженики, не герои, а бездельники, лжецы, и воры.
Но я уже не выдерживал этого сумасшествия, да ещё сдобренного литрами водки и прочей гадости. С женой, абсолютно безвольной женщиной я разошёлся, и меня в этом Уральском бастионе Советской страны больше ничто не удерживало. За кордон к нашим врагам я бежать не хотел, да и было это совсем не просто, хотя и возможно. Но я любил свою Родину, свою страну, свою Россию…
Я любил правду, а она для меня была возможна только в этой стране. Смешно, не правда ли? Правда, в стране лжи. Только правда в СССР реальной была в виде газеты «Правда». А так правда стала мусором, никому не нужным мусором. Но там, я был бы чужой. Они были не для меня, они были мне тоже чужие. Так меня убедили, так я понимал тогда. А может бежать за кордон просто у меня не хватало духа, я ведь уже пробовал уйти, но вернулся с уже пересечённой границы руки «НКВД». Я решил ещё раз попытать своё счастье и теперь уехать не на север, а на юг. Я выбрал город «Н».
Своей женщине я сказал: «Всё, я уезжаю на юг, вот подожду, как зима навалится, так с последней лошадью уеду». Конечно, были сопли и слезы, возьми меня с собой, тому подобное. С собой брать её я не хотел, вообще я ничего не хотел, я бежал от того, от чего не убежишь. Бежал я от любимой страны и от самого себя. Страна была вся такая, страна как большой корабль валилась на бок, получив пробоину. Капитан был пьяница и самый верный ленинец.
Врали со всех трибун, врали и в эту ложь верили. Экономика страны давала «на гора» планы, лила из стали молотки и наковальни миллионами штук, а народ был гол и голоден. Молотки и наковальни продавали Япошкам, а те из отличной советской стали делали лезвия и продавали по всему миру. Брак на заводах, дорогущие детали из цветных металлов зарывали в котлованы вырытые бульдозером прямо на территории заводов, это я видел сам, я сам работал на военном предприятии. Потом в 90-х «металлурги» промышлявшие добычей и сдачей в металлолом долго ещё буду греть руки на таких залежах оставшихся от СССР. В 90-х добывали металлолом даже в местах захоронений литья, отходов ещё с царских времён. Резали и рвали тело советской страны на куски, на части, уничтожали заводы, корабли, тепловозы и паровозы, самолёты и вертолёты – резали и везли металл в Китай. Создавались целые синдикаты из бандитов и бывших партократов, и наживались, наживали огромные капиталы, потом на эти деньги скупалась страна, и появлялись новые «Хозяева», банкиры, миллиардеры и правящие партии.
Вот вам и «Экономика, должна быть экономной» - уважаемый Л.И. Можно ли придумать, что ни будь ещё дурнее? А коммуняки придумали, и гордились собой.
Везде толпились очереди, но страна упорно пела и пила. Мы пропивали страну. Мы пропивали себя. Я попытался себя спасти.
Шёл сильный снег. Меня ночью проводил товарищ на пригородный поезд, и я укатил в Челябинск, что бы с Челябинска улететь на Симферополь. Чуть не опоздал на самолёт. Снег шёл очень сильный, люди спешили на работу, трамваи стояли и люди уезжали на такси. Я, перепрыгнув через ограждения на стоянке такси, вскочил в машину под крики людей с очереди, и сказал, «Шеф» поехали, опаздываю на самолёт. Таксист домчал меня в аэропорт, так
я покинул опорный край державы.
В городе «Н» меня никто не ждал. Я пошел в бюро по трудоустройству, там мне выписали направление на работу в санаторий, в качестве слесаря сантехника. Сантехники, как потом я понял, нужны всегда и везде. В эту ночь я спал в санаторной палате, меня принял на работу заместитель главного врача санатория, хороший еврей, Владимир Наумович В. После добрый еврей укатил к своим евреям в Израиль. Бог ему судья. Я был в городе «Н», у меня в паспорте была прописка и место проживания. И работа, само собой. Не художника, не мастера-инструментальщика, не чеканщика, не специалиста по подделке денежных знаков, а слесаря сантехника.
Заместитель главного врача по технической части познакомил меня с рабочим коллективом санатория. Меня принял коллектив в маленьком подвальном помещении, в слесарной мастерской слесаря сантехника, отставного офицера КГБ и морфлота, бывшего баскетболиста и лучшего ныряльщика побережья Черного моря, рентгенолога и киномеханика санаторного клуба, без пяти минут профессионального киноактера Матвеева Александра Васильевича. Александр Васильевич был высоким, статным мужиком с интеллигентными чертами лица. Матвеев несколько раз сыграл в кино на вторых ролях и об этом говорил просто и естественно. Он знал лично многих киноактёров 50 – 60-тых годов. С некоторыми из них ему пришлось даже пить водочку.
Моё пришествие мы сдобрили приличным количеством спиртного, приятной беседой и знакомство состоялось!
В этом коллективе выделялся хромой дедок, круглолицый с хитрыми, маленькими и злыми глазками, небольшого роста. Дед прихрамывал на правую ногу, в руках у него всегда была палка и рядом с ним «оруженосец» со стороны, звали его Мыколас, пьяница и бродяга. Рядом с Антоном Михайловичем он был всегда при деле, носил ящик с инструментом, помогал выполнять работу, и конечно бегал за портвейном. Пили в городе «Н» не меньше чем на Урале. Но в городе «Н» была еда и тепло. Так я обосновался в санатории и влился в рабочий коллектив.
Матвеев Александр Васильевич заслуживает особого внимания. Родился он так, что в его 17 лет закончилась война, он на неё не попал, его призвала страна бороться с бандами предателей Советской власти, прячущимися в лесах Прибалтики, с «Лесными братьями», а после он служил на Черноморском флоте, как раз в то время когда подорвался линкор «Новороссийск». Он участвовал в расследовании этой страшной катастрофы, унесшей 829 жизней наших моряков. Но, сейчас повесть не о нём, хотя он заслуживает особого внимания. Это был очень интересный, честный человек, талантливый мужик, с особым шармом южанина.
Санаторий жил своей советской размеренной жизнью, принимали отдыхающих, получали прибыли, обманывали отдыхающих, воровали все, тащили со столовой мешками продукты, тащили всё, что плохо лежит. Получали помощь от предприятий, сотрудничающих с санаторием, это был «Уралмаш», объединение «Запорожтрансформатор» и другие. Опять воровали, приписывали, продавали путёвки, и пили, пили по любому случаю и без случая, а просто так, выпить хотелось. Дисциплины в санатории, ответственности не было и в помине, так же как и во всей стране. Мы жили по законам, или по беззаконию революции. Праздники соблюдали все, и по чётко установленным правилам.
А что главное на праздниках? На праздниках главное это президиум, и само собой коллектив! Игнорировать собрания и праздники, считалось преступлением, и ты мог лишиться всех премий и уважения руководства. А что главное в президиуме? В президиуме главное Большой человек, Человек «Пример», человек «Герой» и естественно всё руководство санатория. Во главе президиума сидел Главврач, рядом с ним прихлебатели и замы, рядом люди с наградами, а далее отличившиеся в соцсоревновании. Мне удалось сидеть среди «Особых» один раз. И конечно по любому случаю в президиум были необходимы ветераны, ветераны труда и обязательно Великой Отечественной войны. В санатории таких работников было двое, Антон Михайлович, и баба Дуся.
Баба Дуся прошла всю войну медсестрой, она была награждена орденом и медалями, курила «Беломор», хромала на одну ногу, материлась и подметала территорию санатория и улицу. Бабу Дусю злые языки называли «Шлёп нога» за то, что она хромала. Баба Дуся была хорошим человеком, доброй и хлебосольной женщиной. Я ей всегда помогал в доме с мелким ремонтом, а она меня усаживала откушать и наливала рюмки три водки под селедочку и маринованные грибочки.
Третьим в президиум среди заслуженных работников приглашали Матвеева А. В., но он туда шел с неохотой и часто игнорировал приглашение вовсе.
Это конечно хорошо, что мы не забывали о наших воинах-героях, освободивших страну от захватчиков. Конечно, хорошо. Они заслуживали намного большего, но получали открытки с поздравлением, и маленькие недорогие подарочки. Помню Матвееву, вручили часы «Победа» с надписью. Антон Михайловичу вручили ко дню Победы в Великой Отечественной войне часы с надписью «Заслуженному герою войны и ветерану труда», майку и открытку. Бабе Дусе подарили небольшой набор посуды и открытку с поздравлением. Всем ветеранам преподносили цветы и крепко жали руку.
В санатории шла размеренная Советская жизнь. Рабочий день обслуживающего технического персонала начинался с планёрки, все собирались в кабинете заместителя по технической части, получали задание и разгон за прошедший день и спокойно уходили повторить вчерашний день.
Закалённая часть техперсонала собиралась у слесаря Матвеева, или у плотника Антон Михайловича, (у этого была просторная мастерская на отдалении от руководства) посылали гонца за портвейном, и в минуты ожидания шла вялая беседа о радостях и трудностях жизненного пути. Приходили гости и вливались в пьющий коллектив путем внесения взносов на спиртные напитки и закуску.
Вы спросите, а когда же работали? Работали, успевали, успевали так, что нас даже хвалили и отмечали премиями за хорошую работу.
В алкогольный коллектив приходил сосед бабы Дуси, Чучин Костя, мужик рослый, немного обрюзгший, всегда в тельняшке, и ходил вразвалочку. Костя был не просто фронтовик, Костя был моряк до мозга костей, настоящий моряк прошедший учебку в Кронштадте, и провоевавший всю войну на Северном флоте. Служил он на флоте Рабочих и Крестьян целых девять лет. Во время войны Костя служил в бригаде торпедных катеров сопровождавших конвои, и война отразилась на всей его оставшейся жизни. Он был немногословен, понимая, что здесь говорить неуместно о серьёзных вещах, этот народ не поймёт моряка. Костя пил много, у него не ладилось в семье, жил он не в квартире с женой, а в сарае, зимой обогревался электрообогревателем, в общем, было тепло, и никто его не тревожил. Жил он во дворе своего дома, в своем сарае потому что страдал в пьяном виде недержанием мочи. У него был большой нос картофелиной, морщинистый, с ярко выраженной синевой. Но мужик он был безобидный, хороший человек, имел много военных наград, вот только жаль, сильно пил «проклятую».
Часто к этим господам заходил, или приезжал на зеленом мотоцикле «Урал» с коляской, рядом живущий бывший КГБист, а ныне шеф-повар в партийном санатории, Женя Шканаев. Ему было в ту пору лет 50, он постоянно глотал нитроглицерин, у него было больное сердце. Шканаев был горд собой, он воровал мясо и много рассказывал разных историй из своей жизни. Он лично готовил Л. И. Брежневу, было такое. Его пригласили кормить верхушку компартии во время проведения в Москве олимпиады 1980 года, и это мероприятие отложило особый осадок на его жизнь. Он был небольшого роста, но очень значителен и важен. Он делал ртом такое действие вфссссс, всасывая воздух с пространства, при этом кривил сильно ртом, и это означало только одно, Шканаев приехал выпить и поговорить. Шканаев очень гордился своим сыном врачом, тот был знаком с певицей Аллой Пугачевой, проживающей в ту пору в городе «Н».
Так жизнь шла своим чередом, беззаботно, бессмысленно и безнадёжно. Мелькали лица, морды, ходячие манекены, начальники, рабочие, врачи, гости местные и залётные. Но суть происходящего была предопределена там, в основополагающей и ведущей, в Белокаменной, за крепкими Кремлёвскими стенами.
Порой я подкидывал в этот животный коллектив динамита о несовершенстве нашей экономики и политического устройства страны, и начиналась активная дискуссия, которая впрочем, заканчивалась всегда согласием с моими выводами. Почему соглашались? А потому что так было выгодно, все вокруг виноваты, а вот мы, а мы правы. Мы пили, и пропивали все, себя и страну. Да, не только пили, болтали всякую чушь, играли в шашки и шахматы, и даже участвовали в санаторных соревнованиях! Делали левую работу из материалов санатория, делали в рабочее время и зарабатывали на пропой и домой.
Партийный секретарь санатория Леонард Михайлович Б., подлец и большая сука, собирал собрания, намечал планы, выдвигал соревнования между сотрудниками и вызывал на соцсоревнование другие санатории. Бывало компартийный бог влазил в святая святых, и допускал крамольные мысли об Афганской войне и шепотом говорил о большом количестве погибших Советских солдат. В такой способ он зарабатывал себе доверие со стороны коллектива.
Случались разные мелкие события, но они все были в рамках социального и политического предопределения Советской страны. Рождались, умирали, награждали, лишали, бывало, сажали, но все потихоньку булькало в этом болоте и ничего не менялось. Зима сменялась на весну, весна на лето и так далее. Время проваливалось в пропасть.
Начиналась весна в городе «Н» и свою лепту по встрече тепла и пробуждения земли вносил Антон Михайлович. Он активизировался, и приглашал весь пьяный коллектив на пирушку за пределы санатория, в свой огород, недалеко от его дома в горной ложбине, около объездной дороги. Там алкаши под чутким руководством Антона, разработали земельный участок на склоне горы, под клубничку. Участок был большой, соток 30, террасами, с подпорными стенами и будкой для инвентаря. Бригада «УХ» работала, Антон угощал портвейном, а баба агрария продавала клубнику на городском базаре по 25 рублей отдыхающим. Антон Михайлович любил земельку, за то, что она приносила капиталы. Он богател, он очень любил денежки, он их копил. Алкаши обходились ему довольно дешево, и потому трудились на огороде в будни после работы и обязательно в выходные. Так в плотном графике фермера Антон Михайловича проходило лето.
Я сильно отвлекся, не рассказал вам главное о главном герое моего повествования, о ветеране войны Антон Михайловиче, ведь весь смысл в моей философической повести это рассказ о войне устами слушателя и очевидца тех, кого я знал. Я знал много народа, солдат, моряков, медсестер, тех, кто воевал с врагом, и выжил, был награждён, и после войны трудился на благо Родины. Я видел после войны в пятидесятые годы тех, кого с войны привезли без ног и без рук, на их груди красовались награды и из глаз текли слёзы. От многих из них отказались жёны, или погибли все родственники, и им деваться было просто некуда, их место было теперь на базарах, обычно у входа. Их способ передвижения был деревянный щиток на старых шарикоподшипниках, а двигатель их руки с деревянными толкателями. Здесь они просили милостыню, пропивали её, и спали на боку обоссаные. Родине они были не нужны. Потом их всех собрали по большой Советской стране и сослали в специальные, закрытые учреждения, по сути, в концлагеря.
Мой батя плакал с ними, он был с ногами и с руками, но вся грудь простреляна, он был инвалид первой группы и знал что умрёт. Здоровый с виду мужик, красавец, моряк, прошедший три войны на флоте, ведя меня за руку по базару в городе Николаеве, разговаривал с этими калеками и плакал вместе с ними. И я тоже плакал. Это были слёзы войны, она жила в наших сердцах, она ранила и оставляла неизгладимый след в душе на всю жизнь. Я знал очень многих свидетелей и участников Великой Отечественной войны, разных, героев и простых солдат, людей переживших войну по-разному, как положительных, так и антигероев, тех, кто предавал свою Родину. Были и такие. Но вот такого как Антон Михайлович, я встретил впервые.
Он сильно хромал на правую ногу, и рана совсем не заживала. Она ему напоминала о том, что для него война не закончилась. Он был награждён медалью «За отвагу» и показывался с ней на груди только на праздновании дня Победы, когда его приглашали на трибуну. О своем участии в войне он никогда и ничего не говорил. Да собственно его и не спрашивали. В коллективе Антона Михайловича знали как человека злого, скрытного и непонятного. Он ходил по санаторию с палкой, хромая, вечно раздраженный. Палкой он мог огреть любого, кто как ему казалось, покусился на его интересы. Был инцидент с врачом санатория, которого Антон ударил своей палкой, эту историю разбирали у главного врача, но она ему так и сошла с рук. Антоша, как его называли некоторые, был хитер, нагл, скрытен, и сам себе на уме.
Однажды, я подсел к бабе Дусе на скамейку около склада санатория, где она отдыхала от своей работы и спросил: «Теть Дуся, ты вот здесь живёшь всю свою жизнь, правда?».
Она ответила: «Да, я здесь родилась, училась, ушла на войну, и сюда вернулась в конце войны после госпиталя».
- А ты Антона Михайловича знаешь давно?
- Да, давно, это часовщик.
- Как часовщик?
- О, это ещё тот Антоша! Он в городе появился после войны, наверное, в 1947 году, и устроился часовщиком в часовую мастерскую. Он сидел в будке часовщика около главпочтамта, и ремонтировал часы. Вот там я его и встретила, помню, как будто это было вчера. Разное о нём говорили, но точно о нём ничего и никто не знал. Его за глаза все звали хромой часовщик. Потом я слышала, что он женился на бухгалтере с треста ресторанов. В санатории он работает уже давно, а почему бросил часовую мастерскую, я не знаю. Но знаю, что он ремонтировал часы на дому. Он вообще очень тёмный человек и он мне малоинтересен.
Я знал, что жена Антона бухгалтер, а вот о часовщике я услышал впервые. Меня всегда интересовали механизмы часов, и я их как раз начал коллекционировать. Мне нужен был ящик-дипломат для часов и инструмента по их ремонту. Антон был плотник, и я обратился к нему за небольшой помощью, сделать ящик у него в мастерской. Так мы с ним оказались в обществе одних интересов. Я сделал у него очень хороший ящик с отделениями, полированный и лакированный верх, бархатные основания для самих часов и коробочки для запчастей. Я показал ему свои инструменты и коллекцию своих часов, их было ещё мало, но были значительные экземпляры. Мы с Антоном как бы прониклись одним духом, он мне доверял больше других и на то были основания. Я говорил не то, что говорило большинство. Я был весь в «наколках», которые носили явно уголовный характер, это мне вредило, но порой и пользу приносило. От меня Антон слышал о переходе Советской границы, и меня побаивались Антошины гости, да и, по-моему, он сам. Я много знал, знал то, чего не знали другие, был начитан, разбирался в технике и искусстве, мог многое, в санатории я был лучшим рационализатором, и меня уважало руководство. Антон Михайлович приглашал меня к себе в гости домой, и я стал, как бы гарантом между теми, кто ему был нужен и им самим. Он был хитёр и дальновиден. Он со своей хромой ногой крепко стоял на земле, и ему жизнь нравилась в том виде, в котором он её строил. Он ко мне благоволил не открыто, а так, исподтишка. Он считал, что меня лучше видеть другом, чем врагом.
Я купил себе мотоцикл «Ява» с коляской, новенький, ярко-красного цвета, и в одном здании с Антоновой мастерской, мне главврач санатория разрешила оборудовать гараж. Я очистил заброшенное помещение и сделал с него хороший гараж для мотоцикла. Мы с Антоном Михайловичем, как бы, стали соседями, бывало, что я его подвозил домой и на огород, где он просил меня покомандовать его сельхозрабочими. Мы, как явно думал он, подружились. Но я думал совсем иначе, я понимал, что старик совсем не прост.
Так бы жизнь и катилась до бесконечности, но есть Бог и он в неё внёс поправки. Однажды, в преддверии праздника первого Мая, мы в мастерской Антон Михайловича крепко выпили и весь трудовой, опьяневший коллектив разбежался, а мы вдвоём с Антоном продолжили неспешную беседу. Антон Михайлович был уже прилично на взводе, хотя он отличался крепким здоровьем и почти не пьянел обычно. Но, то ли то, что это был я, и он расслабился, толи потому, что он решил вдруг поведать мне свою тайну, так как нужно было излить свою душу, но факт, Антон мне рассказал не просто военную тайну, он рассказал мне скабрезную историю о себе и своем военном прошлом.
Шла война, Красная армия наступала и продвигалась с Ростовской области в Донецкую область. Руководство нацистской Германии придавало удержанию Донбасса в своих руках исключительно большое значение. Этот индустриальный район на юге Европейской части СССР играл важную роль в военной экономике Третьего рейха. Гитлер на одном из совещаний в августе 1943 года заявил: "Исключительно важно Донецкий бассейн и далее удерживать в наших руках, и вместе с тем всё, что не является настоятельно необходимым в Донецкой области, уничтожить, с тем чтобы, если при определённых условиях придётся вынужденно отойти, лишить противника важных экономических позиций".
Немцы лютовали, взрывали шахты, железнодорожные мосты, уничтожали промышленные объекты. Хватали молодежь и отправляли в Германию на работы.
После разгрома немецко-фашистских войск на Волге советские войска в феврале 1943 года освободили восточную часть Донбасса и вышли на рубеж рек Северный Донец, Красный Луч, Миус. Попытки с хода прорвать этот сильно укрепленный рубеж успеха не имели. Поэтому бои шли с переменным успехом, наступали, отступали, но упорно продвигались вперёд.
Разгром немецко-фашистских войск в Курской битве (1943) и успешное наступление войск Воронежского и Степного фронтов на Белгородско-Харьковском направлении создали благоприятные условия для освобождения Донбасса.
Антон со своим товарищем решили бежать с оккупированной немцами территории Донецкой области. Мы, говорит, боялись, что нас угонят в Германию. Нам было по шестнадцать лет, и только попадись патрулю, или сдадут полицаи, и пиши, пропало, прямая дорога к немцам в Германию на работы. Попрощались с родителями товарища, собрали пожитки, одежду и поесть и направились по знакомым полям и лесополосам на восток. Переправились через речку, и удачно вышли на другой, восточный берег.
Антон Михайлович говорил, что он сам с Воронежской области, как он оказался в Донецкой области в гостях у товарища он промолчал.
Выбравшись на берег, они увидели ужасную картину недавнего боя. Тлела земля, дымились танки и орудия. Горели разбитые блиндажи и везде валялись трупы убитых немцев и Советских солдат. Советские войска отступили, и вдалеке была слышна канонада. Били тяжелые орудия, но очень далеко.
На месте боя никого не было, казалась, это и был ад. Но Антон не растерялся, не испугался, а предложил другу поработать, пошманать убитых, немцев и своих, мол, мертвым, зачем деньги и часы. Убитых было сотни, товарищ попытался возражать, но Антон настоял, и они стали обыскивать мертвецов. Товарищ возмущался, говорил, что очень страшно, кровь и оторванные руки и ноги, развороченные тела наводили ужас, но они продолжали грабить мертвых. Набили часами, деньгами и разными вещами Немецких и Советских солдат два вещмешка в которых были их собственные вещи, вещи они выбросили. Подобравшись к дымящейся воронке, увидели советского офицера, молодой лейтенант лежал вниз лицом, уткнувшись в окровавленную землю, и не подавал признаков жизни. Антон потянул за портупею и вытащил планшет, там были карты и документы. Он отстегнул портупею с планшетом и вытащил из под офицера, стал переворачивать тело, что бы залезть в карманы, офицер застонал и открыл глаза. Глаза Антона встретились с глазами лейтенанта, Антон даже не моргнул, он ударил наотмашь саперной лопаткой, которую только что подобрал в окопе. Лейтенант дернулся и замолк. Товарищ Антона сильно испугался и, заикаясь, спросил, зачем ты это сделал? Антон невозмутимо ответил, он нас видел…
- А теперь слушай, он был мёртв, понял? Антон сказал это, каким-то загробным и злым голосом, и повторил, ты понял? Мы его нашли здесь и думали что он живой, теперь потащим его с собой, это наш пропуск, потащим к передовой, а пока запрячемся вон там лесосеке.
- Давай, бери сапёрную лопатку в руки и бей меня по ноге. Чего смотришь, говорю, бери и бей! Я должен быть раненым, понимаешь ты, дурья башка?
-Антоша, это зачем? Я не могу.
- Ты что, сука тупая, не понял, я сказал бей! Колька взял саперную лопатку, она была немецкой, крепкая, надежная и увесистая. В руке лежала удобно, и Колька, закрыв глаза, ударил Антона с силой по ноге. Антон застонал, Колька разрубил сустав правой ноги Антона.
Достали санитарный пакет с сумки офицера и наспех перебинтовали Антону ногу. Антон приказал товарищу, что делать дальше.
- Документы, карты, деньги, часы, все вернем на место и пока припрячем командира в кустах, а немцы отступят и мы поползем к своим. Они так и сделали, прикрыли офицера, и сами спрятались в воронке.
Опять разгорался бой, немцы отступали. Бой шел совсем близко, пацаны видели всё как в кино, взрывы, стрельба, падали советские бойцы, падали немцы. Пошли в наступление Советские танки и немцы побежали к переправе. Следом за танками пошла пехота.
- Антон сказал, можно, давай бери за ремень, потащили. Они выбрались с лесосеки и среди трупов, по искореженной земле поползли навстречу бегущим Советским бойцам. Кровь сочилась с повязки у Антона с ноги очень сильно, и он потерял сознание. Когда Антон очнулся, медсестра, женщина лет сорока пяти перевязывала туго бинтами Антонову ногу и приговаривала, сыночек, миленький, потерпи еще немного, до свадьбы все заживет. Антона и Кольку доставили к командиру в блиндаж, там расспросили, кто они и как оказались на месте боя. Посмотрели их документы и долго что-то писали. Потом Антон и Колька расписались в бумаге, и им пообещали отправить в тыл при первой возможности. Командир долго благодарил пацанов за попытку спасти лейтенанта, за то, что они его тащили к своим, сказал что, очень жаль, лейтенант скончался от ран.
Антона записали как «сына полка» раненного в бою, спасавшего тяжело раненного лейтенанта и пытавшегося вытащить его из поля боя. Написали направление в медсанбат, как солдату и отправили на машине вместе с ещё десятком раненых бойцов. Антон не расставался со своим вещмешком, он боялся, но и расставаться не хотел. Кольку отправили как гражданское лицо в тыл. Колька струсил, и свой вещмешок разбросал по дороге, когда они тащили лейтенанта. Ему стало легче на душе, хоть было очень страшно. Он понимал, не выдержал бы, а так война все спишет, разбираться было некогда, да и некому. Всё обошлось. Они расстались с Антоном около медсанбата и навсегда.
В медсанбате Антона осмотрела медсестра, врач заштопал рану, перевязали и отправили сначала в Волчанский госпиталь, а потом по железной дороге в санитарном вагоне, в госпиталь города Поти. В госпитале у Антона началась курортная жизнь, он менял часы на продукты и жил припеваючи. Все шло хорошо, напряжение потихоньку уходило, и появилась полная уверенность в своей правоте. Война всё спишет.
В госпитале Антон провалялся целый месяц, здесь его и настигла награда. Командир части, бойцы которой подобрали пацанов, и зачислил Антона как сына полка, написал представление на присвоение награды за смелый поступок, за спасение Советского офицера. Антона наградила страна медалью «За отвагу». Награду вручил в палате главный врач госпиталя, поздравил под жиденькие аплодисменты раненых бойцов. Антона в палате недолюбливали солдаты, его звали в госпитале барыгой.
Вскоре Антона выписали с госпиталя. Он отправился к родственникам в Ростовскую область, там немного пожил и поехал в Ростов. В Ростове нашёл местного часовщика, продал ему несколько часов, и тот ему посоветовал учиться на часового мастера. Спросил, куда поедешь? Антон сказал, что в Воронеж. Часовщик написал знакомому мастеру в Воронеже, мол, помоги парню с устройством. Антон, взяв записку и свой вещмешок, уехал в Воронеж. Город освободили от захватчиков, и жизнь брала свое. Воронеж очень сильно пострадал от бомбёжек. Разрушенные здания напоминали об ужасе войны.
Антон нашел мастера, тот ему предложил работу, быть у него учеником, и жить пока у него. Так решились все вопросы в один раз, работа и жилье. Антон стал учеником часового мастера. Жил Антон в Воронеже до 1947 года. Мастер Иван Ильич (так его звали) посоветовал Антону ехать на юг, в Сочи или город «Н», там работы много и тепло. Антон собрал свое барахлишко и поехал в город «Н».
В городе «Н» он быстро устроился в службу бытовых услуг часовщиком. Так началась его успешная жизнь в городе курорте. В городе «Н» его никто не знал, он жил спокойно и уверенно. Вскоре женился на молоденькой бухгалтерше из общественного питания. Жизнь наладилась и пошла своим чередом. Годы летели очень быстро, с мастерской Антон Михайлович ушёл и устроился в санаторий плотником, но часы ремонтировать он не бросал, делал заказы дома, подрабатывал.
Всё бы так и текло, как воды реки по равнине, да вот пришлось Антон Михайловичу встретиться со мной. Антон немного отрезвел, споткнулся на полуслове, и предложил выпить.
- Я спросил, пить то за что будем? Антон сказал, за Победу, и прокомментировал, победили ведь.
- Да, Победили, только вот откуда берутся Антоша, такие суки как ты? Ты, наверное, думаешь, что мы единомышленники и я в восторге от твоего рассказа? Нет, Антоша, ты шакал, и мы с тобой пить за Победу не будем. Запомни сука, ты больше не ходок на трибуну, и мужикам в санатории я расскажу, кто ты есть на самом деле, господин ветеран. А там посмотрим, как с тобою поступить. Антон Михайлович обмяк, ссунулся и замолчал. Он явно не ожидал такого поворота дел. Я ему сказал, в КГБ, я подумаю идти или не идти, в общем, живи и бойся, нога тебе напоминает тот день войны (нога у него так и не заживала), а теперь опасайся наказания.
На следующий день я эту историю рассказал мужикам, общавшимся с Антоном о его повести. Никто не удивился, Антон был довольно темная личность. Матвеев матерился, Костя сказал, сплюнув, сволочь. Антона оставили мужики, общаться с ним больше не стали. На трибуне он больше не появлялся. К нему поставили молодого парня в помощники. Я вскоре ушел с санатория на свои хлеба.
Прошло лет 30. Я давно, в 1998 году уехал с города «Н», а в 2008 году и с юга Украины. Подходит празднование дня Победы над фашизмом, многое изменилось в этом мире.
И вот на фоне этих изменений я вспомнил Антон Михайловича. Я стал искать информацию, и нашёл много интересного, судьба человека не иголка в стогу сена. Я нашел, что его ещё раз наградили в 1985 году, и теперь уже к медали «За Отвагу», орден Отечественной Войны 1 степени, нашел место его рождения, и точную дату рождения. Нашел статью в газете, за 2013 год, в которой студентка 17 лет пишет сочинение о ветеране ВОВ, и расписывает заслуги ветерана с его слов.
«Я испытал горечь поражений и радость побед,"- говорит Антон Михайлович. "Мы, молодые бойцы, мужали в огне сражений, в борьбе с самими собой. Мы теряли детские иллюзии и узнавали правду о войне - соленый пот, голод, ранняя седина, кровь, смерть…"
Антон Михайлович участвовал в боях на Харьковском направлении под командованием генерала Н.Ф. Ватутина. 5 февраля 1943 года получил ранение от разрыва мины. Превозмогая боль, полз к нашим через окружение немцев. Семь дней он провел в лесу, на снегу …
Антон Михайлович долгожитель. Ему 89 лет. Причина его долголетия при такой суровой доле - жизнелюбие, человеческая доброта, чистосердечие, неустанное трудолюбие. Старый солдат живо всем интересуется, регулярно ходит в нашу библиотеку, читает книги и газеты, особенно увлекают его произведения о Великой Отечественной войне. Он делится своими воспоминаниями о суровых днях войны с читателями».
Внимательный читатель быстро найдет нестыковки в рассказе «ветерана ВОВ», 16-ти летнего парня воевавшего якобы в регулярных частях Советской армии. Вот и интересуется «ветеран» произведениями о Великой Отечественной войне. Сейчас ему 92 года, детей у него нет. В своё время я ему сказал: «Антон, ты будешь жить очень долго, жить и оглядываться, жить и бояться, что рука справедливости хлопнет тебя однажды по плечу».
Его наградили ещё не одной юбилейной медалью и одним Орденом…
2015 – 2016 г.г. А.Бай