Твоя фотография – самое ценное, во втором ящике.
Когда я подохну, никто не тронет ее, не узнает, что Ты была…
Твоя фотография самое ценное здесь, самое настоящее.
И выльется и застынет правда из месяца и креста…
А, нужного слова не взять с твоих божественных уст
И соберутся послушать Сказку (для Н.Л) у холодного костра
Совы и вороны, некто без имени, и еще орел и мангуст…
Год – два и Ты услышишь…Год – два и Ты узнаешь…
В чем камень прост, в чем тяжесть и на чьи плечи.
И не увидится Тебе свет, за теми, что из груди моей вырастут камышами…
И немного позвенит, а потом и вовсе растворится жемчуг…
И не дотронутся до меня твои руки сквозь ледяной панцирь.
Так должно быть. Так должен тлеть парашют.
Но твоя фотография... . Ты прекрасна. Ты прекрасна. Ты прекрасна…
Я эти слова так берегу, я на них не дышу.
Так ему и быть. Значит то правда всей материи.
По другому нельзя. Нельзя. Так должно быть.
Но заткну я эту боль и открою все двери я,
Ибо эта любовь, не блядские песни, а та, что до гроба.
Сам с глазами закрытыми, а душу сквозь асфальт…
И у дверей окна высматривает. А ничего у них не найдется.
Так тому и быть. На том и закончится. Пускай…
И все ж не будет кричать. Все ж и эти разорвутся кольца.
Вот такая вот сказка немая. Позвенит монетами, да ничего не купит…
Вот так вот выпадет из вчера – завтра, и не останется на сегодня…
Всех голубей, что отпускал, цветами разукрашивал. Никого не вернули…
Наверное, летают теперь без имени, без слов Ее, на свободе…
И умерли они, не у Нее на руках…. Не в песни своей, не в словах ее.
А монеты те, я собирал по капле, там, где Зеленая Мечеть…
Но они не в пользу, они в тягость, от них все живое не поет.
И кричали они, не у нее на руках, что надо: Не петь. Не петь. Не петь…
