Я стояла – одежды и кудри чисты.
Убежав от надзора послушной сестры,
Я касалась ногами запретной черты.
Мир купался в волнах золотого стекла,
Уплывала, кружилась, летела душа,
А сестра незаметно ко мне подошла
И держала за плечи, почти не дыша...
Я так часто и глупо живу не всерьез,
Забывая рассчитывать жизнь по годам,
Но приходит опять безответный вопрос:
Кто из нашей семьи перешел Иордан?
...Не дымились, чернели подножия гор.
Легионы стянулись к последней черте.
Вещий Город голодные руки простер.
Половине из нас умирать на кресте,
Половине исчезнуть на рынках рабов,
По дорогам брести, кандалами звеня.
Я смотрю на холодные искры костров.
Но к какой половине причислят меня?
Помню серьги, серебряный узкий браслет
И не знаю, чем кончилась эта судьба.
Промелькнули последние тысячи лет,
Я все ту же копну убираю со лба,
Не желая укладывать, стричь и плести –
Пусть летят, как тогда – у Синайской горы.
Если б снова пройти по тому же пути
И почувствовать кожей ладони сестры.
Все прошедшие жизни сложить, пролистать,
Понимая причины, потери, дары,
И уверенно, точно – последнюю вспять –
Прямо к Солнцу, минуя чужие костры...
Но и тот, кто намного сильнее меня,
С вечным знанием будет ли счастлив и жив
На Земле, что не помнит вчерашнего дня
И историю прячет в постыдный архив?
