И только после этого я стал оглядываться по сторонам. Сад был промокшим и унылым. Набухшие от влаги листья, ещё остающиеся на деревьях, совсем потеряли зелёный окрас и грязно-бурыми пятнами покачивались в слабых токах воздуха. У некоторых уже не оставалось сил держаться за ветки, и они тихо опадали под кроны вырастивших их яблонь и вишен. Машка совсем пригрелась у меня на руках и с новой для себя высоты стала заинтересованно осматривать пустой двор, зажатый солидным двухэтажным особняком с одной стороны, мощным, сплошным, кирпичной кладки забором с другой, и глухой стеной соседнего дома с третьей. Этот дом уходил в глубину сада, за которым угадывались строения уже следующей улицы. Кажется, в то время она называлась Комсомольская.
А окна нашей комнатки были пугающе распахнуты совсем не по погоде. Я привычно направился к крыльцу, чтобы подняться по нему в родное жилище. И вот тут-то, в общем коридоре нашей коммуналки, у меня появилось смешанное чувство, которое уже не оставляло меня на многие часы вперёд. Тревога и недоумение (тогда я был всего лишь четвероклассником и такого слова "недоумение" просто-напросто не знал) сплавились где-то внутри меня. Двери справа и слева по коридору были по-неживому открыты, лёгкие сквозняки через открытые окна пошевеливали обрывки тряпья и смятых бумажек. Но самое главное - это исчезли примусы и керогазы, стоящие на табуретках и ящиках. Собственно, они-то и оживляли всегда нашу "воронью слободку", потому что оттуда раздавалось гуденье и шипенье горелок, разносились запахи еды, добрый говор хозяек с ложками, мешалками и поварешками в руках. Сейчас же это всё куда-то исчезло.
Совершенно беспрепятственно я походил по пустым комнатам, которые ещё сегодня были квартирами соседей. Раньше я мог зайти к ним только после слова: - "Заходи"…Больше в выстуженных и беззвучных комнатах с ободранными, несвежими стенами делать мне было нечего. Умиротворённая Машка завела урчалку. Ей было хорошо. А что мне было делать, я не знал. Свободно пройти к отцу я не мог из-за дежурных милиционеров на входе. Оставался один путь: к матери в детские ясли-сад, где она работала заведующей. Далековато, но ничего другого не оставалось. Надо было идти на Николая Островского, к парку. Там, в котлозаводском квартале, и располагалось материно дошкольное учреждение. Машка продолжала меня удивлять. Она совершенно не протестовала, когда я засунул её в школьный ранец, где ей пришлось расположиться стоя, зажатой между школьными принадлежностями. Из закрытого клапаном ранца она выглядывала, просунув свою мордочку в узкий просвет. Так я и пошёл, с кошкой за спиной.
Этот фрагмент я создаю в качестве реконструкции, так как не участвовал в событиях, и даже не представлял что' могло происходить в тот момент …
И только уложив моих малых сестёр на спешно обустроенные для них спальные места, мать зашла на кухню, где намаявшийся отец с обвисшими руками сидел на табурете. Родители молчали, натаскавшись узлов, тюков и мебели, в новой своей двухкомнатной квартире, приходя в себя.
За неуютным окном, ещё незанавешенным, окончательно сгустилась ночь.
…Их каким-то образом разыскал представитель горисполкома, который сообщил всем жильцам особняка, что надо срочно явиться в такой-то кабинет за ордерами и выехать из дома срочно, т.к. он идёт под слом и к нему уже направляется техника и рабочие для его разборки. Так в нашем городе начинала реализовываться хрущёвская Программа развития жилищного строительства. Мать в горисполкоме ещё успела поторговаться. Нашей семье была положена трёхкомнатная квартира, но ей такую предложили только с печным отоплением. Мать выбрала с центральным отоплением и газом на кухне. Трёхкомнатные хрущёвки с газом и централкой появятся в нашем городе только через два года.
Кто из моих родителей первым очнулся от переселенческой лихорадки, и спросил:
- А где Сергей? - я не знаю…
Отец мне потом рассказывал, что его в этот момент ударило, словно ножом, изнутри.
Меня забыли напрочь из-за внезапно свалившегося счастья в виде новой квартиры.
В материных яслях-саду меня обступили загалдевшие сотрудницы. Я понял только одно: мама забрала моих сестёр ещё утром и уехала на новую квартиру. Выпущенная из ранца Машка, встряхнувшись всем своим тельцем, опасливо подошла к плошке с едой. А меня повели в столовую…
...Кто-то с силой меня сорвал с раскладушки, и размякшего, сонного, принялся зачмокивать и заливать чем-то горячим. Потом загорелся свет, и оказалось, что меня как маленького мама держит на руках и не сдерживает своих рыданий…
24.07.2015 - 16.02.2016