СТЕКЛЯННАЯ СНЕЖИНКА
Егор встал на цыпочки и повесил игрушку на мохнатую еловую ветку. Игрушка была красивая: прозрачная снежинка, переливающаяся в свете лампы яркими бликами. Егору она особенно запомнилась, потому что покупали они ее вместе с мамой. А потому и висеть она должна была на самой высокой ветке. Вернее той, до которой ему все-таки удалось дотянуться.
Он отошел, любуясь своей работой. Игрушка висела на самом кончике, становясь от этого похожей на заблудившуюся звездочку. Вот бы мама приехала, подумал Егор. Она наверняка обрадуется, что он не забыл про их покупку, даже не смотря на то, что его постоянно подгоняет Мишка.
Но вдруг ветка дрогнула, веревочная петелька соскочила с мягких иголок, и снежинка упала на пол. Звонкий дребезг заставил Егора зажмуриться, а когда он снова открыл глаза, то под елкой валялись только блестящие осколки. Словно капельки слез, оброненные зеленой макушкой.
Егор попытался удержаться, но слезы потекли и из его глаз. Через секунду он уже рыдал в голос, размазывая по щекам теплые ручейки.
На плач прибежал Мишка, отлучившийся за второй коробкой игрушек. Увидев разбитую снежинку, он скрестил руки на груди и сдвинул брови. Так сердились все герои из его любимых мультфильмов.
- Ну ты и растяпа, Егорка! – Воскликнул он, как ему показалось, весьма грозно.
Тот посмотрел на брата своими блестящими озерами и разрыдался пуще прежнего. Мишка попробовал еще позлиться, но получалось у него это слабо. К тому же лет ему было аж целых семь, и, в отличие от четырехлетнего Егора, он уже давно считался взрослым. Так ему, по крайней мере, сказал папа, когда снова уходил в рейс. Как и то, что ему надлежит заботиться о братике, пока маму не выпишут из больницы. Правда, папа еще сказал слушаться бабушку, что вообще-то было странно. Ведь бабушка тоже считалась взрослой. А взрослые ведь не должны слушаться друг друга? Или должны?
Запутавшись в собственных мыслях, он потряс головой и подошел к братику:
- Ну ладно, хватит. Хватит хныкать, говорю!
- Мама расстроится, - прошептал Егор, всхлипывая.
- Не расстроится, - Мишка многозначительно покачал головой. – Мы все склеим!
- Правда? – В озерах вспыхнула надежда.
- Конечно! Только давай сначала все соберем.
Скользя коленками по линолеуму, Егор аккуратно собирал осколки в ладошку. Подобрав последний, он вдруг задумчиво замер. Мишка, в поисках клея деловито копавшийся в ящике с инструментами, поднял на него глаза.
- Ты чего?
- А мама с папой приедут на Новый Год? – Егор снова шмыгнул носом.
- Не знаю, - вздохнул брат. – Папа ведь на корабле. А корабль без капитана никуда не плавает.
- А папа – точно капитан? Лерка в садике говорит, что капитаны в белое одеваются. А папа в зеленом уходил!
- Так ведь папа, наверное, в Болотное море поплыл! – Осенило Мишку после тягостного минутного раздумья. – Болота-то – они ведь зеленого цвета!
- Да? – Изумился Егор.
- Ну да! – Уже с полной уверенностью подтвердил Мишка. – Нам про это в школе рассказывали.
- Ого! – Авторитет школьника, которым уже целый год являлся старший брат, был в глазах Егора непоколебим. Но восторг почти сразу сменился тревогой. – А мама? Долго она еще будет в больнице?
- Пока не вылечит насморк. Помнишь, у меня насморк был? Тоже долго лечился!
- Так ты же дома лечился!
- Это потому, что я еще взрослым не был. А сейчас, если простужусь, тоже в больницу пойду. У нас, у взрослых, все по-другому.
- Ух-ты! – Завистливо протянул Егор. Затем замолк на секунду и неуверенно добавил:
- А с мамой точно все хорошо будет? Она… она не умрет?
- Конечно нет! Ты что, дурак? – От удивления у Мишки даже вырвалось подцепленное в школе ругательство. – Это же мама! А мамы не умирают никогда!
Потом пришла бабушка, и братьям пришлось до поры запрятать осколки за шкафом. Поужинав, они нехотя поплелись чистить зубы, когда бабушка вдруг спросила:
- А вы написали письма Деду Морозу?
Мишка с Егором переглянулись и сокрушенно покачали головами.
- Ну как же так? – Всплеснула руками она. – Вы не хотите волшебства? А ну-ка, быстро за стол, и пишите. Завтра отправлю лично. А пока, так и быть, напою вас еще молоком с печеньем.
Братья радостно взобрались на высокие стулья, чуть ли не по пояс склонившись над старым потемневшим столом, по которому были разбросаны альбомные листы. Мишка подтянул к себе ближайший, не слишком изрисованный, и начал старательно выводить прописные буквы. Егор же, грамоты не знавший, какое-то время следил за братом, но так и не уловил хитрости его писанины. Зато он отыскал совершенно чистый лист, и, выудив из-под пачки других коробку с цветными карандашами, приступил к делу.
Сначала на листе появились они с братом. Потом Егор пририсовал маму, румяную и улыбающуюся, какой он запомнил ее при покупке разбившейся игрушки. Затем рядом с мамой появился и папа в своем зеленом морском мундире, который он, приходя домой, почему-то всегда спешил снять.
Придирчиво осмотрев рисунок, Егор тремя размашистыми треугольниками добавил сбоку елку. После чего, подумав немного, дорисовал на ее угловатом боку стеклянную снежинку. И только после этого неспешно, край к краю, сложил «письмо» и отдал брату подписать. Пускай помогает, раз такой грамотный…
***
Сергей отстраненно смотрел, как снежинки падают на автомат. Какие-то сразу же скатывались, какие-то цеплялись за вороненую сталь, однако таять ни одна не собиралась. Холод пробивался сквозь тактические перчатки, но именно он и приносил то короткое умиротворение, которое всегда предшествовало бою. Ведь раз оружие холодное, значит оно еще не огрызалось смертью.
Снова подышав на руки, он посмотрел на полковника. Тот стоял возле дорогого внедорожника, подъехавшего каких-то десять минут назад, и разговаривал с кем-то через приспустившееся заднее стекло. Кто там приехал, Сергей конечно же не знал. Хотя и подозревал, что даже губернатор области вряд ли катался на подобной иномарке. Да и полковник больше внимал, нежели разговаривал, да так внимательно, что чуть ли не совал свой крючковатый нос внутрь салона. Как он при этом удерживал свое объемное пузо, чтобы не обтереться об блестящую новизной дверцу, оставалось только удивляться.
Ох, как же ему это все не нравилось. Срочный вызов, потом сбор и переброска. Теперь вот какого-то черта они стоят в этом лесу, ближайшей цивилизацией к которому были лишь затерявшиеся впереди силуэты приземистых изб.
«Отмазаться» он, конечно, мог. Все-таки командир части – нормальный мужик, обязательно бы вошел в положение. К тому же кто-кто, а он знал, что за беда приключилась с Сергеевой женой, и вряд ли бы запретил ему взять самоотвод. Но появившийся невесть откуда полковник не только сотрясал бумажками, но и сулил за операцию серьезную надбавку к боевым. А деньги Сергею были очень нужны. И нужны срочно.
Наконец полковник договорил, и джип, лихо рванув с места, уехал в обратном направлении. Сам же пузач, еле ковыляя в снегу и матюгаясь при каждом шаге, подошел к Сергею:
- Значит так, капитан, - он лениво почесал второй подбородок, свисающий над воротником бушлата. – По нашей информации, во-о-он в той деревне расквартирована террористическая группа. Причем не «казбеки» какие, а наши славяне. Да-да. Подозреваются в планировании теракта на территории райцентра. Состоит предположительно из десяти – двенадцати человек. Но самое главное, - полковник многозначительно поднял жирный палец, - являются выходцами из этой самой деревни. В связи с этим возможны укрывательство и соучастие со стороны семей. Поэтому, в случае малейшего, повторяю – малейшего! - сопротивления – зачищайте всех. Понятно? Всех!
- Почему тогда не провели инструктаж на базе? Насколько это все санкционированно?
- Потому, что это секретная операция. Ты, верно, забыл капитан, что ты и твои люди находятся на время ее выполнения в моем полном подчинении? И лишних вопросов задавать не должны?
Забудешь тут. Даже у особиста на базе жилки подтянулись при виде россыпи документов из полковничьей папки.
- Никак нет.
- Ну вот и молодец. Так что давайте, хлопцы, работайте. А я буду на связи.
Он помахал зажатой в рукавице рацией и поспешил в теплое нутро своего «Уазика». Сергей же, мысленно плюнув, направился к броне, на которой уже сидели его ребята.
Деревня оказалась совсем маленькой. Всего около десятка небольших двориков с деревянными дощатыми домами, притулившихся вдоль разбитой, «залатанной» ледяными кляксами дороги. Свет в окнах был, но слабый, едва пробивавшийся сквозь чумазые стекла. Движения тоже не замечалось, лишь полз неспешно дымок из некоторых труб, да и все.
За километр до деревни Сергей опустил бинокль и нажал тангенту:
- "Коробка", стой. Остальным - выдвигаемся. Работаем тихо.
БТР остановился, и бойцы, резво посыпавшись с брони, устремились к цели.
С броней, конечно, было бы лучше. Только тарахтелка эта могла всех террористов распугать, вместе с пособниками. К тому же, небольшой марш-бросок еще никому, кроме противника, не вредил.
Темп сразу взяли хороший, поэтому деревни достигли быстро и почти без одышки. Разбившись на две редкие колонны, пригибаясь, бойцы как можно более бесшумно двинулись по обеим сторонам улицы. Затем, отработанно растянувшись вдоль околиц, ребята приготовились к штурму. Благодаря белым маскхалатам, они почти полностью сливались с раскиданными по обочинам сугробами.
Сергей со своим замом, старлеем Олегом, аккуратно подошли к калитке дома, что стоял на самой окраине. Сзади их прикрывал старшина Васильев, недавно переведенный в их взвод.
Но только он взялся за щеколду калитки, как дверь дома протяжно скрипнула, явив узкую полоску света. А в следующий миг в нее просунулась двустволка, и сумерки озарились двойной вспышкой выстрела. Картечь визгливо пронеслась над головами, выбив попутно щепки из покосившегося забора.
- Штурм! – Гаркнул Сергей в рацию, перепрыгивая вынесенную Олегом калитку. Но машинально, сам не понимая зачем, добавил, - Брать живьем!
Ружье исчезло, за дверью кто-то завозился. Перезаряжает, понял Сергей и одним скачком оказался рядом. Не долго думая, он схватился за ствол ружья и вырвал его из рук бандита. Тот, не удержавшись, повалился следом на припорошенный снегом порог, где сразу же был придавлен к земле. Олег с Васильевым тем временем ворвались в дом и загремели там по деревянному полу тяжелыми ботинками.
Бандит оказался на удивление вялым. Не ослабляя хвата, Сергей перевернул его и с изумлением увидел, что тот оказался стариком. Морщинистым, с седой всклокоченной бородой, но очень живым взглядом. И взгляд этот холодно и даже с какой-то гордостью смотрел прямо в его спрятанные тактическими очками глаза. Отчего Сергей еще сильнее сжал направленный прямо в переносицу пистолет.
Нащупав выступающий под шлемом микрофон, он вызвал остальные штурмующие ячейки. К счастью, обошлось: сработали все чисто – без потерь и даже сопротивления.
Неожиданно в наушнике взорвался голос полковника:
- Шмель! Шмель, что там у вас происходит? Прием!
- Беркут, объект захвачен. Сопротивление минимальное. Обнаруженного оружия – одна единица.
- Сопротивление? – Даже помехи не смогли скрыть проскользнувшего на том конце восторга. – Тогда действуйте по плану, Шмель!
- Что? Но это же явно гражданские! – Сергей не поверил своим ушам.
- То, что слышал, капитан! – сорвался полковник. – Они - пособники террористов! Зачищай деревню! Выполняй приказ! Иначе под трибунал у меня пойдешь! Все награды, все деньги с тебя сниму! Понял?!
Деньги… Ради денег он ведь и подписался на это мутное дело. Даже обещанной надбавки на операцию не хватит, но с ней хотя бы начнут подготовку. А там он уже наскребет, одолжит, украдет, если надо! А без нее, надбавки этой кровавой, - край ведь…
Сергей даже не заметил, как он взвел курок. Державшая пистолет рука задрожала, но усилием воли он таки заставил ее успокоиться. Палец еще сильнее прижался к согретому уже спусковому крючку. Один только миллиметр, - и…
Вдруг в щеку дунул колкий ветерок, взметнувший стайку снежинок, и одна из них вспорхнула прямо перед его глазами. И замерла. Прям в воздухе зависла. Красивая, необычная такая, большая. И в ней, будто в зеркале, или, скорее, за стеклом, он увидел свою жену Свету. Уже не такую, как на свадебной фотографии, которую Сергей всегда носил в кармане формы. А ту, какой он видел ее во время последнего посещения в больнице. Уставшую, осунувшуюся, пожелтевшую лицом, но все равно улыбавшуюся, пусть в улыбке той и сквозила перемешанная с болью слабость.
А еще Света качала головой. Отрицательно, протестующе, не соглашаясь с ним. Так, как она всегда делала, остужая его пыл своим мудрым спокойствием. Сергею даже послышался ее голос, хотя, возможно, он просто прочел по губам.
Нет, говорила она. Нет. Мне не надо так. Такая кровь не приносит жизни.
- Командир! – Раздался вдруг голос от входа. Сергея при этом будто окатило холодной водой: он опустил пистолет и растерянно уставился на говорившего. Это был Олег. – Посмотри.
Старлей открыл дверь нараспашку. Отделенная темной горницей, в конце дома проглядывалась маленькая комната. Слабое освещение позволяло разглядеть только стол, накрытый белой застиранной скатертью с небогатой снедью, да старушку, испуганно дрожавшую возле него на шаткой скамье. А еще, в углу, стояла небольшая елочка, наряженная старыми поблекшими игрушками и гирляндами.
Сергей опустил глаза, и увидел, что ватник, в который был одет старик, распахнулся и обнажил древний потертый пиджачок. А на пиджачке, звонко потираясь друг о друга, блеснули медальные кругляки.
Пистолет в руке сразу показался чем-то инородным. С трудом преодолев желание выкинуть его в снег, Сергей запихнул ствол в кобуру, и, закинув автомат за спину, чтоб не лез больше в ладонь, протянул деду руку:
- Прости, отец. Прости.
Старик слабо, но пристально посмотрел на него. После чего хмыкнул и протянул руку в ответ.
Когда дед поднялся, Сергей крикнул в рацию:
- Группа! Уходим! Отмена операции!
Правда, почти сразу после этого в эфире завопил полковник, но Сергей уже не обратил на эти вопли внимания.
***
Светлана открыла глаза. Белый потолок, переходящий в такие же белые стены, был далек от привычного восприятия этого цвета, как олицетворения чистоты. Напротив, он казался частью непроницаемого купола, отделившего мир больницы, узницей которой она себя уже полностью осознала, от мира здоровых и веселых людей, вовсю готовившихся к славному празднику Нового Года. Но главное было то, что она отделяла ее от надежды встретить этот детский праздник вместе со своей семьей. Со своими детьми, со своим мужем.
Она повернула голову. Оля, лежавшая на соседней койке, наконец заснула и тихо посапывала. Не смотря на собственное непростое положение, Светлане было очень жаль эту девочку. В свои двадцать три она уже была мамой трех замечательных карапузов, которые навещали ее как раз на днях. Муж Оли, тщедушный парень в дешевом пальтишке и старомодным очках, еле поспевал осаживать этих активных не по годам сорванцов. Оля очень гордилась своим мужем, любила говорить, как он замечательно защитил докторскую. Но сразу менялась, едва речь заходила о деньгах, тут же переводя разговор в иное русло. Из этого Светлане и стало понятно, что надеяться ей оставалось только на государственное финансирование. А это означало, что донорского органа Оля могла попросту не дождаться.
Светлана слезла с койки, сунула ноги в резиновые шлепанцы. Почему-то сразу вспомнились любимые тапочки-зайчики: смешные, не слишком удобные, но такие домашние. Затем она вышла в коридор и подошла к окну.
Стекло частично заросло морозным узором, но круговерть снежинок, подсвеченных уличным фонарем, все равно была видна во всей своей красе. Алебастровые ковры нетронутого снега упирались в вычищенную дорожку, а вдоль нее уже успели принарядиться в молочные наряды уставшие от наготы деревья. Они тянули свои покрытые белым ветви к небу, будто пытались присоединиться к разыгравшемуся в небе танцу.
Вот это был настоящий белый. Тот самый, что дарит свет, жизнь и надежду.
Вдруг прямо перед стеклом пролетела необычная большая снежинка. Очень-очень красивая. Только почему-то в груди тотчас скользнула тревожная ледяная игла, и сразу вспомнился Сережа. Что-то страшное должно было произойти. Непоправимое. И все, что Светлана смогла сделать, это покачать головой. Нет, пожалуйста, не надо. Смешно, конечно, что это способно изменить?
Но страх отчего-то почти сразу растворился, будто растопленный светом бьющего в окно фонаря.
***
- Ты чего, капитан, совсем плохой?
Полковник брызгал слюной, выталкивая из себя слова, будто отрыжку. Жирные блестящие губы его дрожали, словно свежий шрам на раскрасневшейся от ярости физиономии.
- В деревне противника не обнаружено, - спокойно ответил Сергей. – Там только гражданские.
- Ты знаешь, что это? – Тот достал из папки какую-то бумажку. Мелькнули размашистые подписи и большая печать с двуглавым орлом. – Это постановление, разрешающее мне на время операции действовать по законам военного времени. – Он выхватил из кобуры пистолет и направил его на Сергея. – Помнишь, чем карается невыполнение боевого приказа? На колени, сука!
- Да пошел ты! – Сергей понял, что уже не успеет среагировать. Он даже не попытался поднять автомат. Вместо этого он любовался спускавшейся прямо перед ним большой красивой снежинкой.
Если уж умирать, то пускай последним, что он увидит, будет что-то прекрасное. Жаль только, безумно жаль, что в ней не появилось снова любимое лицо.
- Жри, паскуда! – Полковник выстрелил.
Сергей видел, словно в замедленной съемке, как пуля приближается к нему. Неспешно так, как завязшая в патоке муха. Но как бы медленно все ни было, увернуться от этого кусочка свинца, перечеркивающего целую жизнь, не было ни единого шанса.
Но стоило пуле коснуться снежинки, произошло невероятное. Она просто срикошетила от этого слабого, хрупкого кусочка льда, откинувшего смертельную кроху куда-то ввысь.
Не веря своим глазам, Сергей дважды моргнул и посмотрел на полковника. Тот тоже был ошарашен, но палец его уже снова тянул за крючок. Однако сзади вдруг раздался другой выстрел, отчего полковник выронил пистолет и резко сложился пополам.
- Ну-ну, - к нему резво подскочил Васильев. Но вместо помощи, наоборот, завалил грузную тушу в сугроб и прижал сверху коленом, заставив того болезненно взвыть. Из разгрузки старшины показались наручники. – Давай-ка без лишнего трагизма. Это всего лишь травмат.
Сергей, да и другие бойцы молча смотрели, как товарищ «пеленал» командира операции. Что-то не складывалось в их головах при виде этой картины. К счастью, старшина сам поспешил объясниться:
- Извините, ребята, - он достал удостоверение и медленно показал его всем по кругу. – Майор Васильев, собственная безопасность. Мы этого урода, - «старшина» пнул валявшегося полковника, отчего тот взвыл еще громче, - уже год ведем. Помогал, тварина, всяким толстосумам свои темные делишки проворачивать. Вон и тому на джипе здесь вместо деревни чистую землю обещал. Доказательств только мало было, пришлось с поличным брать. Да и вас проверить пришлось. Искренне рад, что вы не заодно.
- Так вот чего ты такой тихушник был, - насмешливо протянул Олег. – Ай да жук.
Ребята вокруг тоже загоготали. Не до смеха было только Сергею.
Полковник оказался бандитом. Значит и деньги были бандитскими, и никакой надбавки не светило.
В кармане вдруг завибрировал сотовый. Пальцы еще подрагивали – сказывался адреналин – отчего он чуть не упустил звонок. Перезвонить бы не получилось, денег на телефоне не было.
- Алло!
- Серега? – Это был командир части. – Здорово! Слушай, тут такое дело. Мы с ребятами посовещались, покумекали и решили. Новый Год ведь можно и без рябчиков с икрой встретить. А когда с миру по нитке… В общем, собрали мы неплохую сумму. На операцию Светке точно хватит. Потом как-нибудь вернешь.
- Спасибо! – Сергей почувствовал, как в глазах встали слезы. – Спасибо! Я все верну, обязательно!
- Ладно, не думай сейчас об этом. Считай, - командир усмехнулся, - что Дед Мороз получил твое письмо.
***
- Что? – Светлана не поверила своим ушам.
- Мы получили платеж за вашу операцию, - терпеливо повторила медсестра, постучав пальцем по бланку. - Также, как и на покупку донорского органа.
- Не может быть!
- Может-может. Только сейчас надо все оформить до конца. Видите? Бланк с платежом-то вам прислали, а вот данные в него ваши не занесли. Хорошо еще сопроводительное письмо было, а то бы и вовсе не узнали, для кого.
Вдруг зазвенел телефон. Медсестра подняла трубку, коротко переговорила, потом посмотрела на Светлану:
- Вы извините, но мне нужно срочно отлучиться. Делегация какая-то из Минздрава приехала, главврач всех на летучку зовет. Минут десять-двадцать.
- Конечно, идите.
- А может, вы пока сами запишите свои данные? Смотрите, тут все просто. Вот здесь, в нижней части. Номер паспорта и так далее.
- Ой, а паспорта-то у меня с собой нет.
- Это не страшно. Вот ваша карточка, в ней вся информация. Ну так как?
- Ну тогда конечно, - Светлана улыбнулась, - Летите на свою летучку.
Когда сестра убежала, она села на ее место и пробежалась глазами по столу в поисках ручки. Нашлась та около стопки таких же карточек с личными данными, какую ей дала медсестра. Поначалу она даже не поняла, за что же зацепился ее взгляд. И только прочитав, что было написано на самой верхней, вздрогнула.
Это была карточка Оли. Бедной девочки, которая в свои двадцать три очень не хотела умирать. Только выбора ей никто не оставил.
Целую долгую минуту Светлана сидела с закрытыми глазами, вспоминая Егорку, Мишку, Сережу. Потом она тяжело вздохнула, и пододвинула к себе Олину карточку:
- Прости, Сережа. Ты у меня сильный. Ты обязательно справишься.
Дописав, Светлана с трудом встала и отошла к скамье для посетителей. Тяжело опустившись на жесткое, не смягченное даже дерматиновой обивкой сиденье, она уронила голову на ладони и заплакала. Не смотря на обильные слезы, плач не выходил, а, напротив, только все сильней вгрызался в душу. Оттого, наверное, она и не заметила раздавшиеся в коридоре гулкие шаги.
- Девушка, вы почему плачете?
Оторвав от лица руки, Светлана медленно подняла глаза. Рядом, тихо переговариваясь, стояло несколько человек. Солидные костюмы слегка прикрывали наброшенные на плечи белые халаты, а в руках у многих мелькали деловые кейсы или дорогие кожаные папки. Самый ближний, пожилой, с благородной проседью и аккуратной бородкой-клинышком, нагнулся над ней, уперев руки в колени.
Серые брови вдруг взметнулись вверх:
- Светлана? Это ты?
Теперь и он ей показался знакомым. И после недолгого раздумья она наконец вспомнила.
Это был Виктор Степанович, ее преподаватель в мединституте, на имя которого Светлана даже писала курсовую. Он всегда относился к ней очень хорошо, по-отечески помогая во всех непростых проблемах научной стези. И хотя учебу она все равно забросила, целиком отдавшись мужу и семье, Виктор Степанович все равно регулярно писал ей с предложением закончить образование. Даже тогда, когда ему предложили перейти куда-то там в министерство.
- Здравствуйте…
- Ты чего это разревелась? – Он опустился рядом. – Ну-ка давай рассказывай.
Сначала Светлана только качала головой. Но потом она все-таки не выдержала, и вывалила все, что накопилось в душе, даже не заметив, как продолжила рыдать на плече своего бывшего преподавателя. Остальная делегация все это время стояла рядом, старательно отводя глаза, но ей было уже все равно. Потому что это для них он был высоким чином, а для нее всегда оставался строгим в учебе, но очень добрым в жизни Виктором Степановичем.
- Так, - резко сказал он, когда Светлана закончила свой рассказ. – Немедленно дайте мне ее историю болезни.
Потом Виктор Степанович так же резко встал и ушел. И Светлана уже не услышала, как полчаса спустя он распекал главврача в его богато обставленном кабинете:
- Какая, к черту, пересадка?! Вы что, не знаете, что это все лечится? Да, непросто, но на то вы и занимаете это кресло, чтобы лечить людей! Или оно вам стало слишком тесно? Что ж, вакансий на санитара у нас предостаточно!
***
- Егорка, вставай! – Бабушка потрясла его за плечо. Когда он разлепил глаза, она поднялась и похлопала сопевшего на втором ярусе Мишку. – И ты вставай, лежебока!
- Так еще темно, бабуль, - сонно пролепетал тот. – Спать еще очень-очень хочется.
- Потом поспите! Лучше посмотрите, кто пришел!
Десятью минутами позже бабушка с умилением смотрела, как радостные дети никак не хотят отпускать родителей. И никакие уговоры, как и то, что они не успели даже раздеться, не могли заставить их разжать вцепившиеся в куртки пальчики. Даже Мишку, напрочь позабывшего, что он все-таки взрослый.
Бабушка плакала. Но это были слезы радости: светлые и чистые. Словно стеклянная снежинка, что покачивалась на самом кончике мохнатой еловой ветки. Та самая, осколки которой будут долго, но безуспешно искать за шкафом братья, пока на нее не упадет пробившийся сквозь шторы утренний луч.
***
- Отец! - Иисус укоризненно посмотрел на Бога, снимавшего красную шубу, которую тут же подхватили подоспевшие ангелы. – Тебе не надоел этот маскарад каждый год? Это все-таки языческий обычай.
- Эх, сынок, - Бог пригладил свою окладистую бороду. – Тебе уже две тысячи лет за плечами, а ты все задаешь такие наивные вопросы. Какая разница, языческий или нет? Главное, что он приносит Свет в души людей. А за такое можно на кое-что посмотреть и сквозь пальцы.
- Но не слишком ли много чудес? – Удивился Иисус. – К тому же, разве не ты говорил, что чудеса в этот день положены лишь детям?
На что Бог, тепло улыбнувшись, ответил:
- А они для меня все – дети. Какими бы взрослыми себе ни казались.
Декабрь 2015.