I
Ах, если мальчуган влюблён в морские карты,
то аппетит юнца вселенную вместит.
Пусть необъятен мир в пределах школьной парты,
но в зеркале судьбы — не больше, чем петит!
Однажды утром в путь мы трогаемся спешно:
сердца полны обид, в мозгах тревожный пыл, —
уходим в ритме волн, качающих небрежно
меж берегов морских безбрежность наших сил.
Одним своя страна чужой земли страшнее,
другим не по нутру сиротства неуют,
а этот звездочёт увяз в глазах Цирцеи,
чьи терпкие духи смертельнее цикут.
Скотами нам не стать, пока напропалую
пьём зарево небес и неземной простор,
мечтая, чтоб Цирцей хмельные поцелуи
бесследно сжёг мороз и солнца медный взор.
Но странник — только тот, кто странствует — и только;
в ком сердце — словно шар, стремящийся в полёт.
Хотя к скитальцам рок не справедлив нисколько,
они твердят «Вперёд!», не зная, что их ждёт.
Желания у них клубятся облаками,
и дорог беглецам, как рекруту — мушкет,
блаженства дивный край, расцвеченный мечтами,
которому досель названья в мире нет.
II
О ужас! Всюду мы летим, как бумеранги,
и пляшем, как волчки, но и когда мы спим,
нас Любопытство бьёт, как исступлённый Ангел
стегает бездну звёзд арапником своим.
Особый жребий наш: перемещенье цели;
не важно, где она, раз нет её почти!
О Человек, твои надежды не истлели:
ты мчишься, ошалев, чтоб вечность обрести!
Душа у нас — фрегат, в Икарию летящий;
«На марсе — не зевать!» — гремит ночная мгла.
«Любовь!.. удача!.. рай!» — кричит вперёдсмотрящий,
сходя с ума. О чёрт! подводная скала!
Обещанное нам Судьбою Эльдорадо
сигнальщик разглядит во всяком островке;
Воображенье нам пророчит пир в награду,
но утром только риф нас ждёт невдалеке.
Неслыханных земель отчаянный любитель!
Его бы в кандалы или столкнуть за борт,
упившийся матрос, бездарный сочинитель
Америк, чей мираж над бездной распростёрт.
Так старый нищеброд мечтает об Эдеме
и смотрит в вышину, ногами грязь топча,
и в Капуе душой блаженствует в то время,
когда в лачуге вдруг затеплится свеча.
III
Сверкает океан неслыханных историй,
о странники морей, у вас из-под ресниц.
Раздайте клад своих чарующих меморий,
сокровища из звёзд, эфира и зарниц.
Ни паруса, ни пар для странствий не нужны нам,
чтобы рассеять страх тюрьмы, где мы живём!
Умы у нас сродни натянутым холстинам,
и пусть обрамит их высокий окоём.
— И что же вы нашли?
IV
«Сыпучие барханы,
созвездья и зарю, ветра и буруны,
но, беды испытав, изведав ураганы,
всегда и всюду мы скучать обречены.
В сиреневых морях величие светила,
величие столиц в сиянии светил
сердца нам навсегда желаньем опалило
упасть на дно небес, чей свет нас обольстил.
Богатство городов, чудесные пейзажи
не потрясали так, как случай чаровал,
творящий облаков волшебные мира́жи.
И до чего же в нас бурлит желаний шквал!
Лишь наслажденья сок даёт желанью силы;
желанья старый ствол утехами живёт,
и хоть его кора корявая покрыла,
но ветви рвутся ввысь — за солнцем — в небосвод!
Намерен ты расти и быть таким живучим,
Как кипарис? — Но в твой прожорливый альбом
войдёт любой эскиз, какой тебе мы вручим,
ценитель красоты в далёком и чужом!
И с хоботом божки, и золотые троны
в каменьях дорогих встречались нам в пути,
а сказочных дворцов гранитные колонны
банкиров и во сне могли б с ума свести.
Пьянили взоры нам роскошные уборы
и краска на зубах и на ногтях у жён,
и льнущие к рукам жонглёров ловких кобры».
V
— И что ещё, и что?
VI
«О, ваш вопрос смешон!
Мы с вами одного вовеки не изменим,
и поражает нас одна и та же гниль:
идущий сверху вниз по роковым ступеням
бессмертного греха скучнейший водевиль:
мы зрим рабу страстей, надменную фемину,
влюблённую в себя, бесчестия клубок,
и деспота, скупца, распутника — мужчину,
рабыни той раба, клоачный водосток;
и мученика боль, и радость изувера;
и привкус крови там, где оргия идёт;
царя, что власти яд пригубил выше меры;
и возлюбивший плеть истерзанный народ;
религий пять ли шесть, что меж собою схожи,
бредущих в горний мир; и счастье для Святош:
как донжуану спать на сладострастья ложе,
так им на гвозди лечь в рубахе из рогож;
болтливый Род людской, чей вечно пьяный гений,
как встарь, с ума сведёт его слепую плоть,
горланящий в бреду предсмертных озарений:
“Ты мне равновелик, будь проклят, мой Господь!”;
и новых мудрецов, в Безумие влюблённых,
загонщицы-Судьбы покинувших кораль,
в гашишный полумрак до смерти погружённых, —
вот лучшей из планет нетленная скрижаль!»
VII
Познание горчит — вот странствия примета!
Невнятен мелкий мир — вчера или сейчас,
в грядущем и всегда дано нам только это:
оазис жутких снов в песке унылых фраз.
Бежать? Остаться здесь? Останься, если надо,
а если нет — беги! Беги — забейся в щель
и Время обмани, врага страшней армады
иных врагов, увы! А кто поставил цель
блуждать, как вечный Жид, скитаться, как пророки,
им в трюме ли в купе не выжить всё равно,
ведь гладиатор сей — бесчестный и жестокий, —
и одолеть его лишь мёртвому дано.
Когда ж нам на хребет палач поставит ногу,
воскликнем мы «Вперёд!», смеясь в лицо скорбям,
как некогда в Китай избрали мы дорогу,
предав просторам взор, а волосы — ветрам.
По морю Мрака мы отправимся на шхуне,
как юнга, веселясь, не чувствуя беды,
и голос неземной в пленительной лагуне
нам пропоёт: «Сюда, здесь Лотоса плоды
душистые взросли в долине винограда
вам сердце утолять, взалкавшее по ним,
и ниспадёт на вас блаженная отрада
полудней золотых, чей век неисчислим!»
Пятно цветное нам дарует мысль о спектре;
Пилады наших душ к нам тянутся из тьмы.
«Чтоб сердце обновить, плыви к своей Электре!» —
так говорят нам те, кого любили мы.
VIII
Смерть, старый капитан! Пора поставить парус!
Отдать швартовы, Смерть! Тут скуке нет конца!
Пусть небо и вода черны, как чёрный гарус,
ты знаешь, что у нас в груди горят сердца!
Помилуй нас, вливай нам яд беспеременно!
Мы жаждем — мозг в огне! — узреть в конце пути
неведомое дно — Небес или Геенны, —
в пучине утонуть, чтоб новизну найти!
17 сентября — 20 октября 2014
Оригинал: http://poesie.webnet.fr/lesgrandsclassiques/poemes/charles_baudelaire/le_voyage.html
Данный перевод сделан с учетом того, что автор уже перевел «Пьяный корабль» А. Рембо (http://poezia.ru/works/66658) и «Старого скитальца» Л. Дьеркса (http://poezia.ru/works/80065), а как известно, «Путешествие» (в моей версии — «Странствие») Бодлера и «Старый скиталец» были предшественниками «Пьяного корабля».
