Но, признаться, если б не алых литер
надвокзальный неон, да слоны–коты
(не кормил которых разве кондитер),
баритон этих улиц, мрамор и гарь,
дотлевающих в ночь головнями башен,
не отлились в блудные б те берега,
по которым я брёл через век вчерашний...
Там ещё не жгла, не крушила сталь,
не томились души кандальным пудом;
там, в окне на Волхонке, плакал февраль,
и ютил скворцов палисад в Трёхпрудном.
Но излом полями площадными рос,
в переулчьих грядах твоих, пещерах.
Сколь ни длил мотив менестрель берёз,
уж навис над кудрями мрак "Англетера".
Двоеглавые птицы, под визг резцов,
в реверансах стыли бордюрной глине.
Прах эпохи с фасадов твоих — в лицо
ветер времени нёс, как пух тополиный...
Век отчалил, штилем сменился мистраль.
В серебро и стразы тебя разодели,
но не плакал с Волхонки больше февраль,
и скворцы из Трёхпрудного улетели...