Однажды я сидел у себя дома и подбирал незатейливую мелодию на своей гитаре. Музыкального слуха как такового у меня не было, да и огромного интереса к музыки я тоже не испытывал, просто мне нравилось сидеть и наигрывать обыкновенную мелодию. За окном начинало холодать, по одному только мимолетному взгляду можно было определить, что осень уже начинает медленно превращаться в холодную зиму.
Я играл и размышлял над тем, чем мне заняться вечером, как вдруг мой мобильный зазвонил. Это была моя подруга Лорен. Мы часто с ней встречались, зависали в каком-нибудь баре или же приходили друг к другу в гости. Между нами не было никогда желания превратить нашу дружбу в более большее... нас устраивало и то, что было, по крайней мере меня. Но уже около полугода я ничего о ней не слышал. Я пытался ей звонить на мобильный и домашний, но никто не брал трубку, приходил к ней домой, но мне никто не открывал. Меня это немного удивило, но и раньше Лорен имела свойство исчезать на некоторое время. Обычно она возвращалась в мою жизнь спустя два-три месяца, даже не желая объяснять свое отсутствие, да меня это и не особо интересовало. Я отложил гитару и снял трубку:
- Привет, Лорен. Как дела? - спросил я.
- Привет, Генри. Не очень-то хорошо, если честно, - проговорила она.
Я никогда ещё не слышал её, говорящей таким голосом. Казалось, что она не просто расстроена, а подавлена непомерным грузом проблем. Я попытался представить, что во время её исчезновения могло привести к такому состоянию, но, к сожалению, на ум ничего не приходило.
- Что случилось? Голос у тебя такой, будто произошло что-то ужасное.
- Ты мог бы приехать в больницу, в ту, где ты лежал со сломанной рукой на хэллоуин. Только теперь тебе надо в другое отделение.
Я повесил трубку и стал немедленно собираться. То, что она мне сообщила для меня было шоком. Я не мог поверить её словам и до последнего момента надеялся в глубине души, что это некий розыгрыш, но, вспоминая её голос, я все больше и больше убеждался в том, что это не шутка.
Одев свою черную куртку и подвязав под горло шарф, я вышел на улицу и сразу же направился к своей машине. У меня был старенький Форд, доставшийся мне от отца, в некоторых местах он уже начинал подгнивать, а в некоторых, если постараться, можно было и проковырять небольшую дырку. Некогда яркий синий цвет, теперь лишь кое-где пытался напомнить мне о своем некогда существовании. Если снаружи машина выглядела хуже некуда, то внутри я все ещё пытался как-то придать ей более-менее порядочный вид.
Я сел за руль, завел машину и поехал в больницу. По дороге я выкурил наверное около пяти сигарет, хотя и ехать до больницы было не так уж и далеко. Несколько раз я чуть не проскочил на красный, но вовремя успевал затормозить. В данный момент все мои мысли были только о Лорен. Мне сразу же вспомнились её длинные густые волосы цвета ночи. Наверное я ни у кого больше не встречал таких черных волос. Её задорный смех всегда заставлял смеяться всех вокруг, даже если и смеяться-то в конечном счете было не над чем. Я вспомнил как мы с ней познакомились. Это было в университете на втором курсе. Мы вместе изучали литературу и однажды преподаватель задал работу, которую надо было выполнить коллективно. Лорен сразу же подошла ко мне и предложила поработать вместе... с тех пор она стала мне очень близкой подругой.
Приехав в больницу я сразу же направился в отделение, о котором мне говорила Лорен. Зайдя в здание я очутился у пункта регистрации. Сообщив в какую палату и к кому я направляюсь, подписав несколько бумаг я повернул направо. Путь мне преградили две массивные белые двери со стеклом в каждой из них, а над ними висела табличка с написанными на ней большими буквами "РАКОВОЕ ОТДЕЛЕНИЕ". Я медленно открыл дверь и очутился среди людей, вид которых пробирал меня до костей. Некоторые лежали у себя в палатах, некоторые сидели в коридоре, кто-то медленно бродил от палаты к палате, заглядывая внутрь, будто проверяя, не освободил ли пациент палату, покинув её уже, будучи уже мертвым. Практически у всех были мертвенно бледные лица, еле передвигающиеся ноги и неизменный атрибут каждого больного - стойка с капельницей. Некоторые люди были совсем лысыми, некоторые были настолько бледны, что мне казалось будто их уже нет в живых.
Стараясь не смотреть на них, я медленно шел вглубь по коридору, освещаемый лампами, которые жужжали как стая диких пчел. Запах медикаментов и бессознательного примирения со своей судьбой витал по всему отделению. Повернув ещё несколько раз я наконец-то нашел палату семнадцать. Застыв перед дверью я на секунду представил Лорен в таком же самом виде, как и остальных пациентов. Медленно повернув ручку двери, я зашел в палату.
Это была маленькая комнатушка с огромным окном прямо передо мной, но оно было напрочь завешено шторами, так что во всей палате было темно как ночью. Постояв немного в дверях я наконец-то привык к темноте и увидел справа от меня кровать, со всех сторон обставленную медицинскими приборами. На одних из них были какие-то цифры, некоторые показывали какие-то графики. Пройдя вперед, я увидел человека лежащего на кровати. Сперва я подумал, что медсестра ошиблась и дала мне неверный номер палаты, но в тусклых мерцаниях приборов я заметил табличку с именем. Без сомнения это была моя Лорен.
Если люди в коридоре вселяли в меня страх, то вид Лорен был просто невообразимым. Рядом с кроватью стоял стул и я сел на него. Куда подевались роскошные локоны? Куда делась живость ее лица? Цвет кожи был как у плохо загримированной актрисы, которой предстояло играть вампира или труп. Я смотрел на неё и не мог представить, что какая-то болезнь, так изменила вечно смеющуюся и задорную девчонку, которую я знал уже около восьми лет. Больничный халат казался для Лорен слишком огромным и сначала я подумал, что это просто не её размер. Но взглянув внимательнее на её руки и лицо, я убедился, что это просто она так похудела.
Я сидел и смотрел на неё. Я не мог ни о чем думать, казалось будто все, что было во мне, мои мысли, желания и идеи, все исчезло и осталась одна лишь пустота. Вдруг глаза Лорен стали медленно открываться, и повернув медленно голову в мою сторону Лорен сделала над собой усилие и улыбнулась мне. Я видел, чего ей стоила эта улыбка.
- Привет, Генри. Я рада тебя видеть, - еле слышно проговорила Лорен.
Вдруг она зашлась кашлем, который еле-еле смогла остановить.
- И я очень рад тебя видеть, - чуть не плача говорил я, - как ты себя чувствуешь?
- Все могло быть и хуже... в конце концов, пока что я ещё жива. Но эти чертовы врачи говорят, что мне не так уж и долго осталось...
Её кашель вновь возобновился и на этот раз ещё сильнее. Откашлявшись она взглянула на стакан с водой, стоявший на тумбочке рядом с её постелью. Я взял его и поднес к её рту соломинку. Лорен немного приподняла голову и принялась за питье. Сделав пару глотков она снова приняла свою первоначальную позу.
- Сигареты, мой дорогой Генри, наконец-то сгубили меня. Я всегда говорила, что они-то и станут причиной моей смерти... и как видишь - рак легких, вызванный табачным дымом...
Она резко замолчала и зажмурила глаза. Лорен напряглась насколько ей хватало сил. Было видно, что ей безумно больно и что она изо всех сил старается унять эту боль.
Спустя какое-то время я заметил, что она расслабилась, и снова открыв глаза, взглянула на меня. В её взгляде я ничего не смог разглядеть, такое чувство будто она смотрела сквозь меня, уставившись в стену. Я не придумал ничего лучше, как сказать:
- Лорен, чем я могу помочь тебе?
- Посиди со мной, - будто не мне сказала Лорен.
Я сидел возле нее и наблюдал. Она постоянно заходилась кашлем, который был то сильнее, то слабее. Она боролась с болью, которая грызла её изнутри. Было видно, как она цепляется за каждую минуту своей жизни. Лорен прикладывала к этому титанические усилия. Она не хотела умирать, но понимала, что этого ей не избежать. Иногда она открывала глаза глядя на стакан с водой. Я подносил ей его и она медленно попивала воду из трубочки.
Спустя два часа, после того как я зашел в палату, Лорен зарядилась, наверное, самым сильным кашлем, который у нее случался. Мне было страшно на неё смотреть, потому что я ничем не мог ей помочь. Надеясь, что и с этим порывом она справится, я держал её за руку и медленно шептал: "Все будет хорошо, ты справишься..." и всякую такую ерунду, которую обычно говорят в таких случаях люди. Скорее всего, я бормотал это для себя самого, чем для неё. Но кашель все не унимался, он был намного сильнее Лорен и в конце концов, через несколько минут монитор истошно запищал, а кривая линия превратилась в сплошную прямую.
В этот-то момент я и увидел, то что меня шокировало больше всего. Я увидел человека спокойно лежащего на кровати, без дыхания, без пульса, без каких-либо признаков жизни. Ещё пару секунд назад, Лорен заливалась громогласным кашлем, а теперь всё её тело лежало спокойно и недвижимо. В этот момент я ощутил в себе прилив жизни и осознал, что смерть это не такой уж и мифический зверь, а явное существо, ступающее за нами по пятам.
В палату вошли врач и две медсестры, тут же выпроводив меня за дверь. Я очутился в коридоре среди больных, которые выглядели чуть лучше, чем Лорен, но я догадывался, что в скором времени они будут лежать на кровати также, как и моя подруга.
Спустя пару минут, доктор вышел из палаты и сообщил мне, что Лорен умерла. Услышав это вслух, я окончательно потерял самого себя. Сев на лавку в коридоре, я вытаращил глаза на стену впереди меня и ни о чем не думал. Я просто не знал о чем мне думать. Перед моими глазами стоял взгляд Лорен, отрешенный от этого мира. Я снова прокручивал в голове то, как она заходилась кашлем, то как пила воду из пластиковой трубочки и то, как она покинула это мир. Может быть это кощунство или же полное пренебрежение к самой Лорен, но кульминация её жизни приводила меня в неописуемый восторг. Это не было радостью и не было грустью. То, что я ощущал мне было непонятно. С одной стороны это было ужасно, а с другой, неподдельный интерес к самой сути произошедшего.
Всю дорогу до дома, я прокручивал в голове это событие. Мне не хотелось горевать, плакать и сокрушаться об утрате, мне хотелось просто видеть как Лорен уходит в мир иной.
Прошла неделя со смерти моей Лорен. Я не ходил на похороны, потому что не видел в этом никакого смысла. Всё это время вид умирающей Лорен стоял у меня перед глазами. Я смаковал его, разбирал по кусочкам и снова склеивал у себя в голове. Представлял, что она могла чувствовать в это время. Просыпаясь я видел её окоченевший труп и мне было не страшно, наоборот я хотел его видеть.
Такое чувство будто мне было необходимо видеть её мертвое лицо для продолжения своей собственной жизни. Будто оно подпитывало мои желания и стремления к чему-то, чего я до сих пор не осознавал в себе. Воспоминания о Лорен были в моей памяти настолько живы и красочны, что по прошествии целой недели мне казалось, будто она умерла только вчера. Может быть это прозвучит чересчур, но я наслаждался её смертью. Мне хотелось лишь думать о её бледном теле, о пустом взгляде, которым она смотрела на меня, о её губах, которые навсегда потеряли свой истинный цвет. Меня не пугали мысли о том, что это неправильно или какое-то невежество с моей стороны, честно сказать, такие мысли и вовсе не посещали меня.
Спустя ещё неделю воспоминания о Лорен начали гаснуть у меня в голове. Я старался как можно сильнее ухватиться за них, но с каждым днем они исчезали от меня. Будто круги от камня, брошенного в воду, они медленно, но верно покидали эпицентр моей памяти. Мне стало тоскливо и скучно просыпаться каждый день. Когда же яркие и цветущие воспоминания полностью покинули меня, оставив лишь серую пелену их присутствия, я понял, что мне было просто необходимо вновь увидеть лицо Лорен. Это было наподобие действия какого-то наркотика. Как и наркоману, мне казалось, что если я не приму дозу, в моем случае это вид мертвой Лорен, я просто сойду с ума или погибну.
Но ведь Лорен похоронили... сама идея, чтобы пойти на кладбище, откопать её труп и снова насладиться его пустотой, меня попросту пугала. Я не знал как поступить, когда однажды ко мне прокралась мимолетная идея. Если я не могу увидеть Лорен то, что мне мешает увидеть другой труп. Сперва я подумал о морге, идеальное место, которое мне бы подошло, но я пресек эту мысль, потому что я хотел видеть больше, чем просто труп. Мне нужны были последние минуты человека, когда его душа и сознание навсегда покидают тело. Мне нужна была та мгновенная секунда, которая отделяла живого человека от мертвого, то мгновение смерти.
Я не нашел ничего лучшего как отправиться в ту же самую больницу и в то же самое отделение.
На проходной у медсестры я без единого сомнения соврал о номере палаты, а на вопрос кем я прихожусь больному, ответил, что я его близкий друг. Медсестра кивнула головой и разрешила мне пройти. Я снова повернул направо и снова передо мной предстали те белые массивные двери. Но в этот раз я знал, что увижу, открыв их. Я снова очутился в том коридоре. Те же люди бродили по нему (а может быть и другие, для меня они были все на одно лицо). Я медленно шел по коридору, мимолетно оглядываясь в каждую открытую палату. Дойдя до палаты семнадцать, я остановился и уставился на дверь. На некую долю секунды воспоминания о смерти Лорен ворвались в мою голову такими ясными и живыми. Это позволило лишь на минуту ощутить удовлетворение, ясность и некое спокойствие, которого я искал уже очень давно.
Приезжая сюда, я и не задумывался над тем, как же мне осуществить мои планы. Все что мне хотелось это снова увидеть "это". Теперь же, бродя по коридору ракового отделения, мне и в голову не приходила мысль - как мне найти умирающего человека. Я прошел вдоль всего коридора и осмотрел все открытые палаты, но так и ничего не смог придумать. Неужели на этом все? Сидя за рулем я предвкушал "это", чуть ли не обливался потом, а теперь было похоже, что моим желаниям было не сбыться. Я, словно пациент этого отделения, бродил по коридорам, только цели у нас были довольно различны. Они изо всех сил старались выжить, а я изо всех сил старался увидеть их смерть.
Озираясь на больных я вдруг увидел девушку, шедшую навстречу мне. Её появление здесь выглядело немного странным. Среди бледных и еле ходивших людей, она будто была лучом света для них. Подойдя ко мне поближе, она улыбнулась самой приятной улыбкой, которую я видел в своей жизни. На её груди висел бэйджик с именем и надписью "Волонтер".
Вдруг меня осенило! И как же я раньше не додумался до этого! Всё, что мне было нужно это говорить медсестрам, что я волонтер и что я работаю со смертельно больными людьми. Это же было так просто... Таким образом эта девушка, этот мимолетный лучик света, подарил мне шанс снова почувствовать то восхищение, то волшебство, которое я видел, сидя рядом с Лорен в её последние минуты.
С этой поры я врал медсестрам на проходной о своем мнимом волонтерстве в разных больницах города. Естественно в ту больницу, где умерла моя подруга, я больше не приходил. Если меня спрашивали из какой я фирмы или компании, я называл первое что придет в голову, более-менее похожее на название, и давал им свой номер телефона, говоря, что так они могут связаться с моим шефом и проверить не вру ли я. Отчасти я не врал, ведь эта была моя идея, частично, а значит и моя компания, а значит я был в ней и шефом. Все проходило как нельзя лучше. Девушки верили моему искаженному голосу по телефону и вскоре они меня даже стали узнавать.
Все мы прекрасно знаем, что смерть это не запланированное решение, по крайней мере для тех людей, к которым я приходил. Поэтому мне приходилось сидеть с ними, выполнять их небольшие просьбы, так как они-то уж точно верили, без всяких там звонков, что я волонтер. Обычно это было, что-то небольшое: принести какое-нибудь лакомство, которое им не позволяли врачи, поддержать беседу, выслушивая их истории жизни, добыть несколько сигарет или глоточек их любимого виски. Меня удивило, что многие истории частично похожи друг на друга. Люди все разные, но истории могут быть и одинаковыми, даже у совсем непохожих людей.
Когда же наступал тот миг, я впитывал его как губка. Старался не потерять ни секунды этого момента. Однажды, пусть это и прозвучит ужасно, уголки моих губ невольно растянулись в небольшой улыбке, когда очередной старик отходил в иной мир.
Обычно моими "источниками" были пожилые люди, но однажды, когда снег уже полностью окутал всю землю, а люди ускорили свою походку, в надежде поскорее очутиться в тепле, я пришел в больницу, и девушка на проходной, как обычно, дала мне номер палаты и имя. Ее звали Салли Нестер. По обыкновению я прошел по больничным коридорам, и увидев нужную мне палату, зашел в нее.
Многие люди закрывают занавески или жалюзи, не давая дневному свету ни шанса на попадание в палату, однако тут, помимо распахнутых окон, везде горел свет, и свежий воздух полностью наполнял жизнью эту палату. Но в ней было место, справа от входа, которое всю эту живучесть, сводило на нет. На огромной кровати лежала юная девушка, полностью лысая, но это не мешало ей улыбаться, выглядеть здоровой, насколько это было возможно, и без конца общаться со мной.
Из ее рассказов я понял, что она была сиротой, что врачи определили у нее неоперабельную опухоль и что на момент, когда ей поставили диагноз, ей было всего шестнадцать лет. Теперь ей двадцать, и уже более двух лет она находится в этой самой больнице.
Она была мечтательницей. Её карие глаза загорались, когда она говорила мне, что, вылечившись от этой болезни, она будет разъезжать по миру и станет писательницей. Писать она будет только о любви. Ей казалось, что кроме неё ничего в жизни человека не может быть прекраснее. Её мечтой было написать, как она выражалась, толстенный роман о любви, которая захлестнула бы всех героев. И непременно, постоянно уточняла она, действие должно происходить зимой, потому что, по ее словам, нет ничего прекраснее любви в холодное время года, когда все окутано кристально чистым и белым снегом.
Когда я спросил у нее, а любила ли она сама кого-нибудь, помолчав с минуту, она ответила, что никогда и ни кого ещё не любила. В этот момент она перестала быть такой веселой и мечтательной. Она превратилась в такую же пациентку, каких я видел не раз. Но спустя пару часов, она снова стала все той же Салли, все той же улыбающейся и болтливой девчонкой.
Я долго посещал её день изо дня. На какое-то время мне показалось, что она справится, что болезнь отступит... но в один день, когда снегопад был просто невыносим, она покинула этот мир. Пульс превратился в нитевидную прямую, а сердце перестало биться.
Я сидел возле нее ещё около получаса, заполняя свою пустоту её воспоминаниями, желаниями и мечтами. В тот момент, я сам поверил в ту любовь, о которой она мне так много рассказывала. Это чувство я ещё долго проносил с собой... немногие люди, покидая это мир на моих глазах, так действовали на меня.
Ей было всего двадцать лет, когда ноги её перестали ходить по этой земле, глаза перестали встречать солнечные рассветы и провожать закаты, а сердце так и не познало истинной любви, в которую она так безоговорочно верила.
После смерти Салли, мое желание ещё долго не всплывало. Просыпаясь каждый день, я видел её улыбку, смех и то, как мы украдкой курили ото всех в её палате. Вся энергия, которой она обладала, вдруг захлестнула и меня самого. Но к моему великому сожалению, спустя какое-то время, воспоминания о ней снова стали меркнуть и мне снова было нужно "это".
Я говорил, что поручения были обыкновенные, ничем не примечательные, но все же один человек меня безусловно удивил своим пожеланием. Тогда я пришел к нему уже в третий раз. Он так же лежал на кровати, весь опутанный проводами и капельницами. Обычно он не разговаривал, настолько он был болен, но когда я сел к нему мистер Блом, так его звали, сконцентрировав все свои силы в одну - произнес:
- Генри, я бы хотел тебя кое о чем попросить... я думаю, ты поможешь мне в этом.
Говорить ему было безумно тяжело.
- Конечно мистер Блом, все, что хотите, - не без удивления произнес я.
- Моя жена, Натали, давно умерла... лежит на кладбище... тот, который на юге города... перед тем как умереть, я бы хотел возложить цветы к ее могиле... лично... так как никого из родных, кроме меня, у неё больше не осталось...
Просьба мистера Блома была настолько обескураживающей, что я сначала не поверил его словам. Но, видя в его взгляде серьёзность своих слов, я понял, что просто обязан выполнить его просьбу.
- Да. Я отвезу вас к ней. Сегодня же...
- Прекрасно... после этого, я наконец-то успокоюсь...
Если беглым взглядом окинуть мистера Блома, без сомнения вы бы сказали, что эта затея обречена на провал. Старик не то, что ходить, он даже и говорить-то с трудом мог. Но проведя с ним некое время, заглянув в его темно-зеленые глаза, вы бы сказали, что у него ещё есть запас сил, который ему поможет. Мне кажется он специально мало общался со мной, накапливая в себе остатки решимости, уверенности и сил, чтобы осуществить эту поездку.
Но оставался ещё один вопрос - как это сделать? Ведь никто не даст разрешения на его выезд. Тогда я решился на отчаянный шаг. Кое - как усадив его в кресло-каталку, поставив на специальные места все необходимые медицинские приборы, одев его как можно более незаметно, вывез его из палаты. К моему великому удивлению медсестры и врачи не обратили на нас никакого внимания. Я усадил его в свой прогнивший Форд и повез на встречу к его жене, по пути заехав в цветочный магазин.
Все прошло так, как он и пожелал. Когда мы приехали обратно, и я уложил мистера Блома обратно в его постель, он выглядел жутко уставшим, но в его глазах я увидел радость и бесконечный покой, который затмевал внутри него всю его усталость.
Я сделал для мистера Блома то, что он хотел, а на следующий день он сделал то, чего хотел от него я. Он умер. Перед тем как умереть, мистер Блом выглядел, наверное, самым счастливым человеком на всей земле. Я никогда ещё не видел такого у умирающих. Из-за этого то, чего я искал каждый раз видя смерть, усилилось в сто, а может быть и в тысячу раз. На некоторое время я сам стал самым счастливым человеком на этой земле.
Так я претворялся волонтером около полугода. За это время я увидел более десяти смертей разных людей. Все мне давали ту нотку жизни и заполняли пустоты в моей душе. Кто-то больше, а кто-то меньше, но каждый помог мне обрести некий смысл в моем существовании. Каждый дарил мне частичку себя, свою самую лучшую часть. Но однажды, снова сидя рядом перед умирающем человеком и наблюдая за его последними минутами, я вдруг не смог ощутить того спокойствия, мира и гармонии, которое я находил в моем занятии.
Придя в тот раз домой, я вдруг невольно ощутил, что это было уже мне мало. Я пресытился исчезновениями, практически, незнакомых мне людей. Я вдруг ощутил, что для чувств и волнений, которые охватывали меня в те моменты, мне было необходимо что-то другое... смерть иного рода. Я долго размышлял над этим и никак не мог уловить ту идеальную кончину, которая была мне так необходима. День за днем я задавал себе один и тот же вопрос: кто должен умереть для меня?
Я прекрасно помню тот день, когда вопрос наконец-то был найден. Я сидел у себя в комнате и по привычке наигрывал знакомую мне мелодию на гитаре. За окном светило солнце, прогревая замерзшую землю и давая силу деревьями, дабы они могли распускать свои ярко зеленые листья. Люди замедляли свой шаг, потихоньку стаскивали с себя зимнюю одежду, и улыбаясь незнакомым прохожим радовались наступлению весны.
В этот прекрасный день я, как я уже и говорил, нашел ответ на так сильно мучающий меня вопрос... умереть для меня, чтобы я ощутил весь прилив сил, радости и спокойствия, мог только я сам. Это позволило бы мне раскрыть свою душу, постичь то, что я наблюдал все эти полгода, ощутить то блаженство и покой, которые я наблюдал за людьми. Это было вершиной моего увлечения, Эверестом, который, покорив, навсегда останется со мною. Мне больше бы никогда не пришлось наблюдать за смертью, я сам стану частью её, стану её гостем.
Я отложил гитару, встал со стула и подошел к небольшой тумбочке, стоявшей возле моей кровати. Открыв ящик я увидел в нем пистолет, который купил уже очень давно. Доставая его, я ещё с большей убежденностью уверил себя в своем порыве. Все внутренности как будто тряслись, руки ходили ходуном, но я был уверен в том, что я хотел совершить. Я завел курок, подставил дуло пистолета к вискам и вдруг ощутил небывалый прилив энергии. Такое чувство будто всё, что мне дали мои "источники" вдруг ворвалось в мою голову, в мое тело и руки. Перед глазами стояли смерти этих людей... я снова увидел мистера Блома, Салли Нестер и конечно же Лорен. Все они предали мне уверенности в моем поступке. И сейчас, дописывая эти строки, я медленно спускаю курок...