Прошла неделя со смерти моей Лорен. Я не ходил на похороны, потому что не видел в этом никакого смысла. Всё это время вид умирающей Лорен стоял у меня перед глазами. Я смаковал его, разбирал по кусочкам и снова склеивал у себя в голове. Представлял, что она могла чувствовать в это время. Просыпаясь я видел её окоченевший труп и мне было не страшно, наоборот я хотел его видеть.
Такое чувство будто мне было необходимо видеть её мертвое лицо для продолжения своей собственной жизни. Будто оно подпитывало мои желания и стремления к чему-то, чего я до сих пор не осознавал в себе. Воспоминания о Лорен были в моей памяти настолько живы и красочны, что по прошествии целой недели мне казалось, будто она умерла только вчера. Может быть это прозвучит чересчур, но я наслаждался её смертью. Мне хотелось лишь думать о её бледном теле, о пустом взгляде, которым она смотрела на меня, о её губах, которые навсегда потеряли свой истинный цвет. Меня не пугали мысли о том, что это неправильно или какое-то невежество с моей стороны, честно сказать, такие мысли и вовсе не посещали меня.
Спустя ещё неделю воспоминания о Лорен начали гаснуть у меня в голове. Я старался как можно сильнее ухватиться за них, но с каждым днем они исчезали от меня. Будто круги от камня, брошенного в воду, они медленно, но верно покидали эпицентр моей памяти. Мне стало тоскливо и скучно просыпаться каждый день. Когда же яркие и цветущие воспоминания полностью покинули меня, оставив лишь серую пелену их присутствия, я понял, что мне было просто необходимо вновь увидеть лицо Лорен. Это было наподобие действия какого-то наркотика. Как и наркоману, мне казалось, что если я не приму дозу, в моем случае это вид мертвой Лорен, я просто сойду с ума или погибну.
Но ведь Лорен похоронили... сама идея, чтобы пойти на кладбище, откопать её труп и снова насладиться его пустотой, меня попросту пугала. Я не знал как поступить, когда однажды ко мне прокралась мимолетная идея. Если я не могу увидеть Лорен то, что мне мешает увидеть другой труп. Сперва я подумал о морге, идеальное место, которое мне бы подошло, но я пресек эту мысль, потому что я хотел видеть больше, чем просто труп. Мне нужны были последние минуты человека, когда его душа и сознание навсегда покидают тело. Мне нужна была та мгновенная секунда, которая отделяла живого человека от мертвого, то мгновение смерти.
Я не нашел ничего лучшего как отправиться в ту же самую больницу и в то же самое отделение.
На проходной у медсестры я без единого сомнения соврал о номере палаты, а на вопрос кем я прихожусь больному, ответил, что я его близкий друг. Медсестра кивнула головой и разрешила мне пройти. Я снова повернул направо и снова передо мной предстали те белые массивные двери. Но в этот раз я знал, что увижу, открыв их. Я снова очутился в том коридоре. Те же люди бродили по нему (а может быть и другие, для меня они были все на одно лицо). Я медленно шел по коридору, мимолетно оглядываясь в каждую открытую палату. Дойдя до палаты семнадцать, я остановился и уставился на дверь. На некую долю секунды воспоминания о смерти Лорен ворвались в мою голову такими ясными и живыми. Это позволило лишь на минуту ощутить удовлетворение, ясность и некое спокойствие, которого я искал уже очень давно.
Приезжая сюда, я и не задумывался над тем, как же мне осуществить мои планы. Все что мне хотелось это снова увидеть "это". Теперь же, бродя по коридору ракового отделения, мне и в голову не приходила мысль - как мне найти умирающего человека. Я прошел вдоль всего коридора и осмотрел все открытые палаты, но так и ничего не смог придумать. Неужели на этом все? Сидя за рулем я предвкушал "это", чуть ли не обливался потом, а теперь было похоже, что моим желаниям было не сбыться. Я, словно пациент этого отделения, бродил по коридорам, только цели у нас были довольно различны. Они изо всех сил старались выжить, а я изо всех сил старался увидеть их смерть.
Озираясь на больных я вдруг увидел девушку, шедшую навстречу мне. Её появление здесь выглядело немного странным. Среди бледных и еле ходивших людей, она будто была лучом света для них. Подойдя ко мне поближе, она улыбнулась самой приятной улыбкой, которую я видел в своей жизни. На её груди висел бэйджик с именем и надписью "Волонтер".
Вдруг меня осенило! И как же я раньше не додумался до этого! Всё, что мне было нужно это говорить медсестрам, что я волонтер и что я работаю со смертельно больными людьми. Это же было так просто... Таким образом эта девушка, этот мимолетный лучик света, подарил мне шанс снова почувствовать то восхищение, то волшебство, которое я видел, сидя рядом с Лорен в её последние минуты.
С этой поры я врал медсестрам на проходной о своем мнимом волонтерстве в разных больницах города. Естественно в ту больницу, где умерла моя подруга, я больше не приходил. Если меня спрашивали из какой я фирмы или компании, я называл первое что придет в голову, более-менее похожее на название, и давал им свой номер телефона, говоря, что так они могут связаться с моим шефом и проверить не вру ли я. Отчасти я не врал, ведь эта была моя идея, частично, а значит и моя компания, а значит я был в ней и шефом. Все проходило как нельзя лучше. Девушки верили моему искаженному голосу по телефону и вскоре они меня даже стали узнавать.
Все мы прекрасно знаем, что смерть это не запланированное решение, по крайней мере для тех людей, к которым я приходил. Поэтому мне приходилось сидеть с ними, выполнять их небольшие просьбы, так как они-то уж точно верили, без всяких там звонков, что я волонтер. Обычно это было, что-то небольшое: принести какое-нибудь лакомство, которое им не позволяли врачи, поддержать беседу, выслушивая их истории жизни, добыть несколько сигарет или глоточек их любимого виски. Меня удивило, что многие истории частично похожи друг на друга. Люди все разные, но истории могут быть и одинаковыми, даже у совсем непохожих людей.
Когда же наступал тот миг, я впитывал его как губка. Старался не потерять ни секунды этого момента. Однажды, пусть это и прозвучит ужасно, уголки моих губ невольно растянулись в небольшой улыбке, когда очередной старик отходил в иной мир.
Обычно моими "источниками" были пожилые люди, но однажды, когда снег уже полностью окутал всю землю, а люди ускорили свою походку, в надежде поскорее очутиться в тепле, я пришел в больницу, и девушка на проходной, как обычно, дала мне номер палаты и имя. Ее звали Салли Нестер. По обыкновению я прошел по больничным коридорам, и увидев нужную мне палату, зашел в нее.
Многие люди закрывают занавески или жалюзи, не давая дневному свету ни шанса на попадание в палату, однако тут, помимо распахнутых окон, везде горел свет, и свежий воздух полностью наполнял жизнью эту палату. Но в ней было место, справа от входа, которое всю эту живучесть, сводило на нет. На огромной кровати лежала юная девушка, полностью лысая, но это не мешало ей улыбаться, выглядеть здоровой, насколько это было возможно, и без конца общаться со мной.
Из ее рассказов я понял, что она была сиротой, что врачи определили у нее неоперабельную опухоль и что на момент, когда ей поставили диагноз, ей было всего шестнадцать лет. Теперь ей двадцать, и уже более двух лет она находится в этой самой больнице.
Она была мечтательницей. Её карие глаза загорались, когда она говорила мне, что, вылечившись от этой болезни, она будет разъезжать по миру и станет писательницей. Писать она будет только о любви. Ей казалось, что кроме неё ничего в жизни человека не может быть прекраснее. Её мечтой было написать, как она выражалась, толстенный роман о любви, которая захлестнула бы всех героев. И непременно, постоянно уточняла она, действие должно происходить зимой, потому что, по ее словам, нет ничего прекраснее любви в холодное время года, когда все окутано кристально чистым и белым снегом.
Когда я спросил у нее, а любила ли она сама кого-нибудь, помолчав с минуту, она ответила, что никогда и ни кого ещё не любила. В этот момент она перестала быть такой веселой и мечтательной. Она превратилась в такую же пациентку, каких я видел не раз. Но спустя пару часов, она снова стала все той же Салли, все той же улыбающейся и болтливой девчонкой.
Я долго посещал её день изо дня. На какое-то время мне показалось, что она справится, что болезнь отступит... но в один день, когда снегопад был просто невыносим, она покинула этот мир. Пульс превратился в нитевидную прямую, а сердце перестало биться.
Я сидел возле нее ещё около получаса, заполняя свою пустоту её воспоминаниями, желаниями и мечтами. В тот момент, я сам поверил в ту любовь, о которой она мне так много рассказывала. Это чувство я ещё долго проносил с собой... немногие люди, покидая это мир на моих глазах, так действовали на меня.
Ей было всего двадцать лет, когда ноги её перестали ходить по этой земле, глаза перестали встречать солнечные рассветы и провожать закаты, а сердце так и не познало истинной любви, в которую она так безоговорочно верила.
После смерти Салли, мое желание ещё долго не всплывало. Просыпаясь каждый день, я видел её улыбку, смех и то, как мы украдкой курили ото всех в её палате. Вся энергия, которой она обладала, вдруг захлестнула и меня самого. Но к моему великому сожалению, спустя какое-то время, воспоминания о ней снова стали меркнуть и мне снова было нужно "это".
Я говорил, что поручения были обыкновенные, ничем не примечательные, но все же один человек меня безусловно удивил своим пожеланием. Тогда я пришел к нему уже в третий раз. Он так же лежал на кровати, весь опутанный проводами и капельницами. Обычно он не разговаривал, настолько он был болен, но когда я сел к нему мистер Блом, так его звали, сконцентрировав все свои силы в одну - произнес:
- Генри, я бы хотел тебя кое о чем попросить... я думаю, ты поможешь мне в этом.
Говорить ему было безумно тяжело.
- Конечно мистер Блом, все, что хотите, - не без удивления произнес я.
- Моя жена, Натали, давно умерла... лежит на кладбище... тот, который на юге города... перед тем как умереть, я бы хотел возложить цветы к ее могиле... лично... так как никого из родных, кроме меня, у неё больше не осталось...
Просьба мистера Блома была настолько обескураживающей, что я сначала не поверил его словам. Но, видя в его взгляде серьёзность своих слов, я понял, что просто обязан выполнить его просьбу.
- Да. Я отвезу вас к ней. Сегодня же...
- Прекрасно... после этого, я наконец-то успокоюсь...
Если беглым взглядом окинуть мистера Блома, без сомнения вы бы сказали, что эта затея обречена на провал. Старик не то, что ходить, он даже и говорить-то с трудом мог. Но проведя с ним некое время, заглянув в его темно-зеленые глаза, вы бы сказали, что у него ещё есть запас сил, который ему поможет. Мне кажется он специально мало общался со мной, накапливая в себе остатки решимости, уверенности и сил, чтобы осуществить эту поездку.
Но оставался ещё один вопрос - как это сделать? Ведь никто не даст разрешения на его выезд. Тогда я решился на отчаянный шаг. Кое - как усадив его в кресло-каталку, поставив на специальные места все необходимые медицинские приборы, одев его как можно более незаметно, вывез его из палаты. К моему великому удивлению медсестры и врачи не обратили на нас никакого внимания. Я усадил его в свой прогнивший Форд и повез на встречу к его жене, по пути заехав в цветочный магазин.
Все прошло так, как он и пожелал. Когда мы приехали обратно, и я уложил мистера Блома обратно в его постель, он выглядел жутко уставшим, но в его глазах я увидел радость и бесконечный покой, который затмевал внутри него всю его усталость.
Я сделал для мистера Блома то, что он хотел, а на следующий день он сделал то, чего хотел от него я. Он умер. Перед тем как умереть, мистер Блом выглядел, наверное, самым счастливым человеком на всей земле. Я никогда ещё не видел такого у умирающих. Из-за этого то, чего я искал каждый раз видя смерть, усилилось в сто, а может быть и в тысячу раз. На некоторое время я сам стал самым счастливым человеком на этой земле.
Так я претворялся волонтером около полугода. За это время я увидел более десяти смертей разных людей. Все мне давали ту нотку жизни и заполняли пустоты в моей душе. Кто-то больше, а кто-то меньше, но каждый помог мне обрести некий смысл в моем существовании. Каждый дарил мне частичку себя, свою самую лучшую часть. Но однажды, снова сидя рядом перед умирающем человеком и наблюдая за его последними минутами, я вдруг не смог ощутить того спокойствия, мира и гармонии, которое я находил в моем занятии.
Придя в тот раз домой, я вдруг невольно ощутил, что это было уже мне мало. Я пресытился исчезновениями, практически, незнакомых мне людей. Я вдруг ощутил, что для чувств и волнений, которые охватывали меня в те моменты, мне было необходимо что-то другое... смерть иного рода. Я долго размышлял над этим и никак не мог уловить ту идеальную кончину, которая была мне так необходима. День за днем я задавал себе один и тот же вопрос: кто должен умереть для меня?
Я прекрасно помню тот день, когда вопрос наконец-то был найден. Я сидел у себя в комнате и по привычке наигрывал знакомую мне мелодию на гитаре. За окном светило солнце, прогревая замерзшую землю и давая силу деревьями, дабы они могли распускать свои ярко зеленые листья. Люди замедляли свой шаг, потихоньку стаскивали с себя зимнюю одежду, и улыбаясь незнакомым прохожим радовались наступлению весны.
В этот прекрасный день я, как я уже и говорил, нашел ответ на так сильно мучающий меня вопрос... умереть для меня, чтобы я ощутил весь прилив сил, радости и спокойствия, мог только я сам. Это позволило бы мне раскрыть свою душу, постичь то, что я наблюдал все эти полгода, ощутить то блаженство и покой, которые я наблюдал за людьми. Это было вершиной моего увлечения, Эверестом, который, покорив, навсегда останется со мною. Мне больше бы никогда не пришлось наблюдать за смертью, я сам стану частью её, стану её гостем.
Я отложил гитару, встал со стула и подошел к небольшой тумбочке, стоявшей возле моей кровати. Открыв ящик я увидел в нем пистолет, который купил уже очень давно. Доставая его, я ещё с большей убежденностью уверил себя в своем порыве. Все внутренности как будто тряслись, руки ходили ходуном, но я был уверен в том, что я хотел совершить. Я завел курок, подставил дуло пистолета к вискам и вдруг ощутил небывалый прилив энергии. Такое чувство будто всё, что мне дали мои "источники" вдруг ворвалось в мою голову, в мое тело и руки. Перед глазами стояли смерти этих людей... я снова увидел мистера Блома, Салли Нестер и конечно же Лорен. Все они предали мне уверенности в моем поступке. И сейчас, дописывая эти строки, я медленно спускаю курок...