Моя мать сглупила. Она меня родила в двадцать пять. Возраст, самый сок. Гулять, жить отдыхать, а она пузатая. Потом я, обуза на руках. Она или не думала, или просто зале тела. Тогда нравы были другие, и медицина слаба. Аборт побоялась делать, а может и бабка запретила. Я так замечаю, что бабушка меня любила, а вот как встретятся с матерью, обязательно поскандалят. Не знаю, что они не могли всегда поделить между собой. Ну, в общем, маманя удачно разродилась и также успешно скинула меня на руки бабуле. Та же, в своё время, и выкормила меня из бутылочки, как котёнка, которого подбросили. Бабка по деревне так про меня и говорила:
- Подброшенная.
Я ни тогда, ни сейчас не люблю деревню. Как только бабушка умерла, дом мы быстренько продали. За копейки, но с такой радостью. Что бы вычеркнуть из жизни все воспоминания об этом прошлом. И это, не нужное, плохое прошлое было у нас с матерью разное, но корни его исходили из деревни. А продав дом, мы думали убежать от этого прошлого на всегда. Но нет. Кроме ужасного прошлого, существует ещё более коварная вещь. Это память. Иной раз, среди ночи, всплывает какая то картинка, из деревенской жизни. Лежишь потом, ворочаешься, думаешь, с утра на работу, и вставать надо пораньше, а заснуть то и не можешь. Так проваляешься часов до пяти, встанешь разбитая морально, да и не отдохнувшая от вчерашнего, и весь день как пекло. И то не так и эдак плохо. Мне говорят, что это совесть. Врят-ли. Не может совесть меня мучить за деревенскую жизнь. Мала я ещё была, что бы на своей совести чёрных пятен оставить. Так, баловство разное, шалости. Ну, в школе, когда уже постарше стала, могла вложить учительнице наших пацанов, собирающихся устроить вечеринку, с пьянкой у кого-то на дому. Так это была месть. Во первых, за младшие классы, когда все меня обзывали толстой и не хотели из-за этого играть со мной. А во вторых за то, что никто из парней не обращал на меня внимания, как на девушку. Подруг у меня тоже не было. Так знакомые или одноклассницы. За это наша учительница первой узнавала кто с кем стал дружить, или наоборот расстался. Меня же не воспринимали вообще никак. Поэтому я любила встать в стороне, или за углом, а слух и зрение у меня дай Бог каждому. Что мальчишки между собой хвастались успехами на девичьем фронте, что девчонки рассказывали кто, где, с кем, и как. Все я это знала, и сразу выкладывала классной.
Но правда в конце восьмого класса, я сама попалась на таком же. Одна, из так называемых, подруг, подслушала мой разговор с учительницей и все выложила на классном часе. В лицо мне и учительнице при всех.
Экзамены, я сдавала экстерном. Точнее мне просто выдали аттестат за восьмой класс и поступила в училище. Вот здесь, я думала, и начнётся лучшая жизнь. Матери сказала что живу в деревне и по утрам приезжаю на учёбу. Конечно же ее это устроило, что бы я не мешалась у неё на квартире. Бабушке сказала, что буду жить с матерью. И старую это тоже устраивало. Так как обеспечить деньгами ежедневный проезд туда и обратно, она не могла. Я же все два года прожила в общежитии, на нелегальном положении. Мне как местной, городской, не положено место в общаге. Но я договорилась с комендантшей, которая теперь заменила мне деревенскую учительницу, и у меня появилась новая раскладушка, матрац и подушка. Жила я по разному. Переходя от одних к другим. Случилась у меня и первая любовь, и первое разочарование. Но он, правда, после этого вылетел из общежития, да и вообще из училища, с позором. А нечего меня шлюхой выставлять.
А вообще именно здесь, в училище, я поняла, что такое деньги, и как много они значат в жизни. И ещё, та информация, которую я передал людям, может приносить не только различного рода послабления, но и деньги. Они же для меня, теперь становились идолом. С помощью денег я смогу худеть. С их помощью я смогу купить квартиру, а не жить как мать, всю жизнь на съемных. С помощью денег - да что захочу то и будет.
Когда полгода жила в комнате у парней, со своим любимым за ширмой, знала все их секреты. Вот тут мне первый раз и предложили деньги за молчание. Я не пошла на учёбу, плохо себя чувствовала, и спала на раскладушке, укрывшись с головой. Тут услышала, что в комнату вошли. Стали разговаривать. Заглянули за ширму, но меня не заметили. Я замерла как мышка и превратилась вся вслух. Хотя они и не стеснялись в выражениях и мыслях, считая, что одни в комнате.
Разговор сводился к тому, что бы подговорить моего Ромку, с ними поделиться. Дело в том, что когда мы за ширмой занимались сексом, то они, кто в туалете, а кто род одеялом - онанизмом. И вот суть заговора была в том, что когда Ромка кончит своё дело, на меня, дуру которая ничего не поймёт, быстренько ляжет второй, а потом третий и так далее. Якобы этому мешку с говном, то есть мне, не понять кто на ней, а им всем будет хорошо. Дальше они обсуждали других девчонок, а мне так обидно стало, что хотела встать и поубивать их. Но потом во мне взыграло все моё естество. Неужели. Ромка поддастся на уговоры? Хотя нет, он не предаст меня, но проверить стоит.
Вечером я видела, что его водят поговорить за угол. Он приходит то растерянный, то злой, то какой то нерешительный. Я виду не подаю. Все как всегда, пива с ними выпила, рыбки для всех почистила. Убрала со стола, помыла кружки и вынесла мусор. Вернулась, а они уже все по кроватям. Мирно сопят. Усиленно делают вид что устали, выпили, их разморило, и они уснули. Мол, делайте что хотите. Я к Ромке прыг род одеяло. Он трудиться, а я честно притворяюсь, а сама слушаю. Ага, перешептываются. И тут мысль, а мне то как быть? Нет, то что я с ними сексом заниматься не буду это факт. Но как бы так все их планы нарушить и дураками выставить. Не додумала. Ромка слазит с меня, и говорит, сейчас, водички глотну, и делает шаг за ширму. Оттуда сразу другой. Ну хоть минуту подождал бы, так ему не терпится. А тёмно ведь. Даже луны за окном не видать. Вот этот второй крадется. Задирает ногу, что бы на меня лечь. А Ромка то был разгоряченный, плотный, от этого же холодом несёт. Я свою мысль так и не додумала, по этому сходу как двину ногой ему в промежность. От неожиданности и боли он так и отлетел в сторону. При этом сбив ширму. Я вскочила, накинула, заранее, приготовленный халат, и включила свет. Пикассо в натуре. Трое пацанов, с голыми писюнами лежат на полу. Готовились. Они, видишь ли, в очереди стояли и ширма, когда отлетала в сторону, их сбила. Четвёртый корчиться возле моей кровати, на полу, а мой Ромка лежит и плачет на кровати соседа. Я подошла, к троим лежащим, и занесла ногу для удара. Они в испуге стали расползаться под кровати. Смотрю и насильнику полегчало, уже не корчиться. Подошла и двинула ногой по голове так, что он лбом стукнулся о ножку кровати. Потекла кровища. Подошла к Ромке. Он стал лепетать, что не хотел, его заставили. Дала ему смачную пощечину и все. Я ведь его любила. Но такое не прощают. Как не было мне больно, но я собрала вещи, раскладушку с постельным и ушла спать к кастелянше. Пока собиралась ни кто так и не вылез из под кровати.
Наутро, насильник пришёл с перевязанной головой. Трое прятались и не попадались мне на глаза. Ромку вызвали к руководству и выселили из общежития, за нарушение порядка. А позже и из училища. Ну не смогла я прощать такого предательства. Причём здесь любовь? Просто рассказала про него несколько историй. Это просто. Берешь два правдивых эпизода, о которых все знают, и обставляешь их такими подробностями, которые тебя устраивают. Факты общеизвестны и им все верят, а вот обстоятельства. Просто - как он мог? Он же знал, что был у меня первым.
После этой истории меня стали в общаге звать гидрой или осьминогом. За то, что я была вездесущей. Меня видели в одно и то же время в разных местах. Я все про всех знала. Меня боялись очень многие, и поэтому последние месяцы учёбы, я жила в костелянной. Ни кто не пускал меня к себе в комнату. Но училище скоро закончилось. Предложили выселяться. Другого выхода не было, пришлось ехать жить, к любимой мамаше. Пожитки у меня небольшие, сложила в два пакета и собралась уходить, но решила задержаться на полчаса.
Взяла свой телефон, удалила все контакты, все картинки, все файлы. Вытащила флешку. Взяла кульки с вещами и прошла на вахту. Там сидела Полина Семёновна. Мой злейший враг в общежитии.
- Вот, возьмите ключ от костелянной. Проверьте мои кульки. Я ничего не взяла вашего. Также проверьте, что я включила плитку, чайник и свет. Что бы потом не было ко мне никаких претензий.
- Давай ключ, а сама стой, не уходи.
Сказала и пошла вдоль по коридору. А мне этого и надо было. Дело в том, что на вахте всегда лежали и заряжались несколько телефонов. Я всегда говорила, что кто захочет, то любой украдет. Но я же не воровка, какая. Я взяла самый навороченный телефон, вытащила флешку и вставила в мой. Мой телефон положила на зарядку, а этот, новенький положила в карман.
- Так, там все нормально, показывай кульки. - Вернулась вахтерша и устроила мне натуральный обыск.
- Может вам ещё и карманы вывернуть? - Съязвила я. Но она, молча стояла и перерывала моё бельё. Пытаясь хоть что-то найти.
- Все давай свой обходной. Вроде все сдала и все подписала. Как мне не хочется, но уж подпишу, что б глаза мои тебя больше не видели.
Я забрала обходной лист и, не прощаясь, ушла. А когда забирала диплом из училища, слышала, что эту заразу увольняют за кражу дорогого телефона. Ещё и зарплату не выдают, в счёт уплаты краденного.
Так и надо гадине. А не чего на меня бочку катить. Со всеми такое будет, кто меня обидит.
Все. Школа и училище позади. Времена образования прошли. Теперь, главное, найти хорошую работу. До депутата я конечно же не дотяну, но и дворником не буду. Походила, поискала. Мать, правда, постоянно недовольна. То тем что к ней вселилась, то тем что без работы.
Мешала я ей, жить и развлекаться с очередным сожителем. А он вообще с мухами в голове. Требует, что бы я его папочкой называла. Пришлось. Зато, хоть с сексом не пристает, а то и такое бывает. Мне в общаге одна рассказывала, что ее отчим три года насиловал, пока она в училище не поступила и не переехала. Она даже в милицию ходила, но там ей сказали;
- Это дела семейные. Тут вы на него заявление, а завтра простите, а нам работать. Сами разбирайтесь.
Поэтому мой отчим еще как ангел. Буду звать его «папочка». Как просит.
Маляром и штукатуром я работать не собиралась. А вот на кондитерскую фабрику – с превеликим удовольствием.
- С жиру треснешь! – похвалила меня мама.
Бабушка просто сказала;
- Работай.
И запричитала.
Работа не пыльная. Работаем вдвоем. Называется «Кладовщик конфетного склада». Дело в том, что на фабрике делают еще печенье, вафли, халву и т.д. для каждой группы продуктов, свой склад. Так вот я со Светой, на конфетном. У нас еще есть два грузчика, которые таскают коробки с конфетами. Работаем два через два. Но, до последней машины. То есть пришла большая машина после обеда, так мы ее до одиннадцати ночи грузить можем. Но такое редкость. Да и для таких машин есть оптовый склад. Там грузят поддонами и любую продукцию сразу.
Немного отвлекусь. Не помню точно, в каком месяце это было, но точно знаю что еще не совсем освоилась на новой работе. Пришлось брать отпуск за свой счет на неделю. Света же осталась, очень не довольна.
А дело было в том, что у меня умерла бабушка.
Соседи дозвонились и сказали, что нашли ее возле дома, мертвую. Когда мы приехали, нам показали фото ее, уже мертвой. Стоит моя бабуля во дворе, возле коровника. Облокотилась на вилы и задремала. Ни кто и подумать не мог. Только все обратили внимание из-за собаки и коровы. Собака долго и протяжно выла, в течении всей ночи. В хлеву мычала не доеная и не кормленая корова. Вот на животных и обратили свое внимание соседи. Подошли, потрогали бабу Шуру, она и упала мертвая. Вызвали скорую, милицию. Отвезли в морг. Ну, в общем, сказали, тромб оторвался.
Похоронили мы бабушку. По соседям продали живность, вплоть до собаки. А дом опечатали. Деньги я забрала себе. Сказала, что материн хахаль все пропьет, а надо собрать денег на квартиру. Или так и будем жить по чужим сараям. Как так можно платить всю жизнь чужим людям, а себе ни на какое жилье не заработать.
Вернулась на фабрику. Светка побурчала, про себя, что ей пришлось самой работать, но не выступала. Все прошло спокойно. Стала я осваиваться на работе. Зарплата средненькая, но есть одно но! Прошлась по цеху, там жменьку покушать, там с десяточек попробовать, а вот таких я не видела. За день несколько раз сбегаешь, килограмм пять наберешь. Да грузчиков попросишь, те немного принесут. Светку стала просить, а потом и заставлять.
- А вдруг недостача, с чего платить? Вот мы и наберем по немного.
- Да у нас сроду недостачи не было. Если только пересортица. Да и то мастера попросишь, она поможет.
- Мастера говоришь?! Это идея.
И, правда, хорошая идея. Подошла к мастерице. Попросила, сказала, где-то просмотрели пак шоколадных конфет. Эта лохушка дала. Все что натаскивают или мне мастер дает, то я через водителей отправляю своей знакомой продавщице. А после работы захожу, она мне деньги наличкой отдает. Пак хороших конфет от полутора до трех тысяч. Ну я не наглею, у разных мастеров, разные прошу. Приду пораньше на работу, пока Светки нет, прошу у ночного мастера. На следующий день остаюсь работать позже, когда Светка уже ушла. Прошу у другого ночного мастера. Да еще раз в месяц прошу у того с которым целый день работаю. В итоге получается, что на каждой смене у меня хороший калым получается. Грузчикам по соточке даю, на сигареты. Светке пятьсот, что б рот закрыла и не вякала. Себе штука остается. Жить можно. Зарплата 15 тысяч и халтуры не меньше. Жить можно. Вот только руководство Светку в другую смену перевели. Я всполошилась, уж не догадались ли случаем. Мне дали Маринку. Тоже девка ничего. Я недельку честно поработала, а потом и ее стала привлекать. Ничего, поддается. Так кто от денег откажется?
Тут полгода прошло. Мать вступила в наследство домом бабушки. Стала подумывать туда переехать жить. Но я долго думать не стала. Дала объявление во все газеты, про обмен жилья в деревне на любое жилье в городе, без доплаты. И что б вы думали. Предложили мне две комнаты в малосемейке. Те деньги, что у меня лежали от продажи бабушкиного скотного двора, я пустила на переоформление и на банкет. У ее хахаля день рождения. Я накупила водки, закуски, пива с рыбой, шампанского. Весело гуляли, хорошо. Только перед сном;
- Я вспомнила, мам! Тут нотариус просила подписать заявление на то, что ты едешь жить в деревню и не одна. Мне же в наследство остаются деньги за корову. Это честный дележ, ты же согласна?
- Конечно, согласна доченька. Ты молодая, вот с этих денег скопишь и купишь себе домик, или когда я умру, ты в деревню переедешь!
- Спасибо тебе, мамуля. Я эти денежки на депозит положу, под проценты и буду по немного докладывать. Так и соберу.
Все улеглись спать, а мне не досуг. Бумага *руки жжет*. С утра я у нотариуса. Все документы выложила. И доверенность, и согласие на продажу. Ну короче все что надо, мать мне ночью подписала. Отзвонилась покупателям и через два дня договорились о полной договоренности и передаче документов. Через неделю я въехала в собственные комнаты. Душ и кухня общие, но мои комнаты на первом этаже, а по этому не будет проблем с тем, что бы для себя, что-то пристроить.
Ну вот. У меня теперь есть работа и свое жилье. Я уже достигла большего чем моя мать. Глупая баба. Жилье это все. Своя крыша решает многие проблемы. Теперь ты можешь водить в дом кого хочешь и когда хочешь. Ни кто тебе не указ. Теперь надо решить для себя дилемму, что важнее, найти мужика или родить ребенка. Постоянный, свой, мужик, это конечно же хорошо. Но годы уходят. Есть шанс остаться или без ребенка, или родами навредить здоровью. Поздние роды опасны. Наверно остановлю свой выбор на ребенке.
На работе водителей, пруд пруди. Надо выбрать менее пьющего, ну и чтоб не слишком страшного. Возраст значения не имеет. Мне его не варить. С Маринкой нашли общий язык. Мне кажется, она не слишком довольна, но я делаю почти всю работу сама. За что ей больше давать. Я порой думаю, что и это много. Надо было не приучать, а давать сотню, как грузчикам. Потом бы от щедрот своих накинула б еще сотню, меня бы на руках носили. У меня когда хороший приработок то грузчикам по сто двадцать дам, те меня целовать готовы. Они ведь мужики бесправные, что прикажу – то и делают. Я начальник. И водители мне подвластны. Я вот заметила, что ко мне не ровно дышит Валик Манян. Высокий, хорошего телосложения армянин. Почему не он? В следующий раз, как наведу разговор на скоромные темы, он наверняка клюнет. Обязательно предложит провести вечерок в баре. А я возьму и соглашусь. Думаю два, три вечера мне хватит, что бы подхватить. Сказано – сделано.
На следующей же неделе, договорились после работы вместе поужинать. Вот дорогая мамаша, что такое свое жилье. Из бара, сразу ко мне. Ни тебе хозяйки, ни кого. Правда я только в одной комнате ремонт успела сделать. Но нам и одной хватило.
Хоть я в его устах и называлась *пыражок*, но ему у меня понравилось. Жили они с женой и тремя детьми в однокомнатной квартире. А жена у него была как *сюхой, пожэлтэвший лыст*. Худая и злая. Конечно же, я, со своими формами и двумя комнатами для него была как богиня. Стал он жить на две семьи. У меня ремонт доделали. Я ведь и правда прихватила. Только токсикоз с первых дней. Что врачи не советовали, ничего не помогает. Так и мучилась всю беременность. Рожать сказали в марте. А в ноябре, когда выпал первый снег, произошли два события. Опять встревожившие меня.
Первое, это то, что на работе руководство перевело от меня Марину, а ко мне поставили Лену. Она была постарше и сразу стала устанавливать свои порядки. Но я быстро ее осадила. Я умнее, я беременная и у меня токсикоз. Через неделю совместной работы, Лена сдалась. А Марина, как потом оказалось, просто уволилась. Еще на работу приходила жена Валика. Но на мою смену не попала. Поругалась там со Светкой, но ко мне на смену не пришла.
А вторая неприятность дома. Как-то, не знаю как, мамаша вычислила, где я живу и приперлась ко мне скандалить. Орала, какая я сволочь, как я посмела без нее продать ее дом. Она вот хотела его продать, что бы со мной поделиться, а там чужие люди живут. Она дома кинулась искать документы на бабушкин дом. Не нашла. Решила что все документы в деревне. Поехала туда с очередным, новым своим женихом. Там живут совсем чужие люди. Она в милицию, в суд, к нотариусу. Все законно. Ее подписи, доверенности, оплата и полное согласие на продажу. Только тогда она поняла как я ее провела. И это она говорила о любви ко мне и жажде поделиться. Дом ей достался весной, а вспомнила о нем только глубокой осенью. Да и то, просто проболталась своему очередному мужу и тот решил поживиться продав бабкину хату.
Повздорили мы с мамашкой конечно здорово. Она и жить у меня собиралась, и отсудить половину жилья. Да и убить меня хотела, только я халат успела расстегнуть. Она увидела как пупок выпирает, поняла что я беременна. Остановилась. Так то я, сама по себе полная. Живота не видно, а вот пупок, он сбрехать не даст. Она спросила только;
- Когда?
- В марте. – говорю.
Она опустила голову. Ухватила своего женишка в охапку и ушли.
Схватки начались в середине февраля. Валик отвез меня в роддом на своих Жигулях. Рожала мучительно долго. Хоть и обезболивали, но мучилась я вечность. Родилась девочка. Мне ее показали. Наутро принесли покормить. Она правда есть не стала. Все сосок выплевывала. Но на следующие три кормления было нормально. Между четвертым и пятым кормлением, что-то сильно бегали врачи по коридору. Девчонки в палате заговорили о трудных родах у кого-то. Но у меня как-то все внутри сжалось. Во время родов я сильно порвалась. Много зашивали. И вот теперь обильно выделялась сукровица.
Когда девочек для кормления вывели в коридор, я же ходить не могла, в палату вошел доктор и медсестра со шприцом. Сделали мне укол, внутривенно. Все это молча. Встали, смотрят на меня. Я уже сама не своя. Чувствую мне плохо. И тут начинаю *плыть*. Доктор закачался у меня в глазах и говорит;
- Ваша дочка умерла. Мы ничего не успели сделать. Врожденный порок сердца.
И стал называть, что-то по латыни. А я помню что вроде кричала, -Верните мою дочку, всех убью, в тюрьму посажу.
В себя пришла только утром. В отдельной палате. Рядом сиделка. Увидела, что я открыла глаза, побежала, позвала доктора. Он пришел. Принес в стакане какую-то жидкость. Меня приподняли и заставили выпить. Но я и так уже не шумела. Что криком добъешся? А доченьку не вернешь. Ну за что мне такие мучения принимать. Сначала мучительные, двенадцатичасовые роды, а потом смерть ребенка. Несправедливо это.
Выписали на пятый день. Еще две недели больничный и на работу. Тут все жалеют. По-доброму относятся. Только Валик исчез. Уволился, как только узнал, что девочка умерла, и больше его никто не видел. А я не стала сама искать. Можно было, конечно же через отдел кадров адрес узнать. Да ладно. Он свою миссию выполнил. Другого найдем.
Домой мать заглянула. Вся такая пропитая и постаревшая. Посоветовала бросить ей своего женишка алкаша. На что она меня просто послала на три буквы.
На работе тоже не ладиться. Ни как я с этой Леной не найду общий язык. Каждую смену ругаемся. Пошла к руководству просить, что бы меня перевели в другую смену. К Светке. Но тут выяснилось, что кладовщики и грузчики написали общую бумагу, в которой отказываются работать со мной и просят меня уволить.
- Ну вот как это? Разве по человечески. За что они со мной так? Что я им сделала? Я ведь и делилась. И организовывала все. Сидели бы без меня на голой зарплате.
Все как то свалилось на голову, не разгребешь. Тяжело. Сама написала заявление об уходе. Неделю сидела, думала. Про спившуюся мать. Про умершую дочку. Про сбежавшего Валика. Про неустроенную жизнь. И про неблагодарных сослуживцев.
Мать и так уже судьба наказала. На врачей, не уберегших мою дитинку, написала в прокуратуру. Там разбираются. Валика, я думаю, жена его накажет. Остались сослуживцы. Вот кого надо поставить на место. Вот кому я отомщу. А заодно и вернусь на любимую фабрику. Пошла в отдел охраны и предложила свои услуги. Взяли документы, просмотрели образования, данные трудовой и спросили;
- Почему вы считаете, что можете быть нам полезной?
- Да просто работая на складе, я выучила и узнала все лазейки. Все возможности хищений. Если вы меня возьмете, то, ясное дело, воровство на фабрике прекратиться.
- Хорошо! Вы нам подходите. Мы берем вас на работу. Изложите в письменном виде, все что вы знаете. Мы вместе с вами займемся наведением порядков.
Два дня. Целых два дня я описывала, сидя в кабинете, как воруют конфеты грузчики и кладовщики. Как мастера, отписывая упакованный поддон из 24 паков, ставят двадцать пятый. Лишний или левый, как хотите. Как женщины в лифчиках выносят до килограмма карамели. Это был огромный труд для меня. Всех вложила. Я потрудилась на совесть, но Абрам Маркович, наш начальник, не оценил трудов праведных.
Прочитав, исписанные листы он сказал;
- Молодец конечно, но это все сказка. Теперь ты должна, не одна конечно, с помощниками, к этому рассказу приложить акты задержаний. Каждый акт это премия отделу. Старайся и все будут тебе благодарны. С сегодняшнего дня, ты являешься старшей над охраной. То есть бригадир. Обучай их всех, как ты видишь правильной нашу работу, только в правовом поле. Ни каких нарушений закона. Если что, я за тебя заступаться не буду.
- А вроде это быдло законы знает. Маркович – все будет в полном порядке.
И я стала следить. Все проверить и пересчитывать. Даже пыталась конфеты в коробке пересчитать, только потом вспомнила, что их взвешивают. Ну, нет хищений, хоть застрелись. А начальник наседает.
- Ты тут много написала, а как на деле, то ничего и нет?
- Да есть. Только они маскируются хорошо. Придумала я новшество. Тихонько подойду к цеху или к раздевалке. Сажусь на корточки и снимаю телефоном на видео, что там происходит. Потом пересматриваю. Несколько раз ловила, что ночами не работают, а просто спят на пустых поддонах. Но это к делу о хищениях не пришьешь. То, что в раздевалке женской наснимала, можно было отправить на сайт с эротикой. Но опять без хищений. А когда так же сидела возле раздевалки мужиков, какой-то придурок с маху ногой так захлопнул дверь, что мой телефон разлетелся в дребезги. Хорошо хоть руку успела убрать. Оторвало бы. И опять никаких фактов хищений.
Кто-то на проходной вывесил стишок:
Если вдруг стало грустно
Подумай про осьминога
У него ноги от ушей
И руки из жопы
И жопа с ушами
И голова в жопе
И ничего – не жалуется.
И подписали что восьминог это – я.
Узнаю кто – уволю.
Стала проверять машины на выезде. Опять неприятность. Выезжал мужик, по виду бурят. Требую, что б выгрузил товар, для пересчета. А он орет, что в лужи выгружать не будет. Чуть не до драки дошло. Тут он вдруг за сердце схватился и упал, прямо в лужу, возле машины. Я думаю, притворяется. Даже ногой его под ребра ткнула. Говорю;
- Да ладно, езжай идиот.
И пошла. А потом, уже из будки охраны смотрю, не едет. Вернулась, он лежит, как и прежде. Стала трусить, не встает. Позвонила фабричной медсестре. У нас работает пенсионерка, фронтовичка – Павловна.
Она прибежала. Потрогала, пощупала, сказала, что он уже умер и что надо вызывать милицию. Я очень испугалась. Бегом к Абраму Марковичу. Рассказала ему, что да как было. Но он молодец. Быстро пошел, и изъял диск с записью с камеры слежения за проходной. Сказал, что заблокирует ее. А диск отдаст мне, только если я с ним… Ну зараза и вонючий же он. Хоть и обмылся у меня, под душем, но все равно. Чуть не обрыгалась. А диск, что он мне отдал, я поломала на мельчайшие кусочки.
Милиция приехала, констатировала смерть. Маркович с ними переговорил, и уголовного дела не заводили. Все сошло на тормозах, а людям сказали, что водитель был после перепоя и от жары его хватил удар.
Пришлось мне, на какое-то время прекратить слежку по фабрике. Стала я заниматься бумажной работой. Иногда пересматривала видео с камер наблюдения.
Нет, сказать что совсем хищений не было, не скажу, но такого как раньше… Вот недавно укладчицу конфет поймали. Она стояла на укладке конфет *Аркадия*. Там конвейер, не сильно то, отойдешь. Но на выходе, в кармане у нее нашли три конфеты. Составили акт. Ну и что с того, если конфеты из другого цеха, да хоть с другой фабрики. Если заносишь что в карманах, записывай. Тогда при выходе через проходную тебя не задержат и не надо будет плакать, умолять, чтоб не уволили. А так выгнали за три конфеты – другим неповадно будет. Я всю охрану так застращала, что они сами стали бояться и меня и любых проверок. Просто двоих уволила и все. Одного за пьянку, а вторую за то, что воровку пожалела и отпустила. От камеры не скроешься. Охранница сумку то проверила, а дальше не стала. Я ей указала на эту ошибку. Это тоже явно видно. Женщина, когда заходила, у нее был второй размер груди, а когда выходила – чуть ли не пятый. Вот на это надо было обратить внимание. Наверняка что-то несла.
Я в принципе ни тогда, ни сейчас не понимаю, почему на меня такие негативные гонения. Я ведь просто, честно выполняла свою работу. Нет, ну мстила, конечно, но поймать никого не удалось. А их высказываниям, что на складе только я воровала и заставляла их воровать – не верьте. Это они мне навредить хотят. Что б меня уволили, и они безнаказанно могли тащить все, что им понравиться. А при мне они все бояться.
После инцидента с женщиной, на меня опять посыпались жалобы. Меня вызвал к себе Абрам Маркович, и стал распекать, как школьницу и вдоль, и поперек. Но только два слова, сказанные мной, привели его в ступор.
- Я беременна.
Он так и застыл с поднятой рукой и открытым ртом.
- Да не бойтесь вы. Этого ребенка я рожу для себя. К вам никаких претензий и обязательств. Единственное что я прошу от вас, не заставляйте меня сильно нервничать. Вы, наверное, слышали, что моя первая дочурка умерла. И во всем этом виноваты все кто заставлял меня нервничать. Мать, которая пришла ругаться из-за старого, разваливающегося, бабкиного дома. Тогда мы чуть не подрались. Ну, теперь-то она не придёт, спилась, наверное, или на свалке сдохла. Ещё из-за кладовщицы Лены, с которой постоянно ругались. Да мало ли скотов довели меня до нервного срыва, из-за которого и умерла моя девочка. Ну что вы застыли как памятник, а в глазах ваших ужас.
- Карина, я не думал что вы такой монстр.
- Это, я то, монстр. Нет, я хочу только жить как нормальные люди. А все, вы понимаете, все и вы тоже, только мешаете мне. Крутитесь у меня род ногами, заставляет нервничать, переживать. Если бы не вы, я бы давно здесь всех поувольняла. Надо набирать молодежь и стариков. Молодых легче запугать, да им и тащить не для кого, нет у них еще детей. А старики без зубов. Это их последний шанс поработать. Не захотят же они перед пенсией вылететь на улицу по статье. Тоже честно будут работать. Вот вам шикарная идея. Так нет же, вы воров защищаете. Уйдите. Опять я из-за вас вся как на иголках.
- Карина, куда же я из своего кабинета уйду?
После этого нашего разговора, Абрам Маркович стал как шелковый. Не цеплялся ко мне и всех одергивал. А потом купил мне двухнедельную путевку в Израиль. Точнее в город Иерусалим. Сказал, что б я съездила. Поклонилась могилам святых. Попросила помощи при родах.
Ну, это он загнул, конечно. Две недели в Израиле. Тур по святым местам. Ездить я конечно же ни куда не стала. Жара, куда мне пузатой. А вот в отеле бар, бассейн – вот это мое. По магазинам походила. Барахла и себе и доченьке купила. Почему то я была уверена, что у меня будет дочка. И заранее ее уже любила. Покупала вещи, игрушки, памперсы. Ну, в общем готовилась. Когда путевка закончилась, вернулась домой. Тут и декрет. На работу выходить уже не стала. Израиль! Вот страна где надо жить. А может женить на себе Марковича, да уехать с ним в Израиль на ПМЖ. Он будет работать, а я девочку нашу растить. Говорят, если троих родишь, то там помощь большая от государства. Можно не работать. Правда он старый и вонючий. Но главное ведь не это. Главное поселиться в стране, а там найдется, кто мне деток заделает. Эх, хорошая мысль. Жаль, что я раньше с Абрамом не замутила. Давно бы уже рванули в земли обетованные.
Сначала в консультации, а потом и в роддоме я затерроризировала всех врачей. Узи мне каждую неделю делали. Везде и все показывало, что с ребенком все нормально. И вы знаете, я от себя даже не ожидала. Вторые роды были скоротечные. За тридцать-сорок минут я разродилась. И обезболили хорошо. В общем, врачей я похвалила и даже поблагодарила. Вернулась домой, и вот тут-то проблемы и начались.
Бабки то у нас нет. Смотреть за малой не кому. Я очень сильно устаю. Надо и в магазин сбегать, себе поесть купить. Надо и приготовить, и убрать. Когда работала, то я больше в столовой кушала. Вечером там чайку с пироженкой, мыть одну кружку и не готовишь ничего. А тут пришлось. Голод не тетка. Хорошо малую к груди по времени прикладываю. Режим. В остальное время кручусь, год прошел. Малая ходить стала. Лопочет что-то. Я ей няню нашла. Днем с ней сидят. Вечером и ночью со мной. Вот уже и два года. А природа требует свое. Стала я осуществлять третий этап плана своей жизни. Пора выходить замуж. И вы знаете – оказалось, что это большая проблема. На раз – два, есть желающие. А вот навсегда? Никого. Как-то неохотно ко мне мужики идут. Заметила, тем, кто худее меня, везет больше. Тут же, сложился, так сказать клуб незамужних, кто ищет себе пару. Я б половину баб поубивала. Только мешаются. Хотя в принципе, я тоже редко без мужика оставалась. А сами понимаете, как вечер проходит. Посидели в баре, выпили. Пришли домой, выпили. У меня своя квартира. Сама хозяйка. Няне доплачиваю, они с дочкой в одной комнате, я с мужиком в другой. А что такого, это жизнь.
Да-да. Я заканчиваю. Как-то раз, няня не смогла остаться на ночь. В шесть часов она ушла домой, а я малую уложила спать, а сама сидела с друзьями в соседней комнате. Малая почему-то не хотела спать и постоянно плакала. Я несколько раз ходила к ней, укладывала. Мои друзья тоже к ней ходили, то печенья отнесли, то бутерброд с колбасой. Что было, потом я плохо помню. Но, то, что после моего посещения комнаты, дочка перестала плакать, это поклеп. Ну не могла я убить собственную, любимую и единственную дочурку. Это кто-то из них. Если меня оправдают, то я им отомщу. Весь мир против меня. Все меня учат, понукают. Вот и эти двое, задушили мою дочурку подушкой, а теперь хотят, что б и меня убили. Я всю жизнь вкалываю, что бы хоть как-то выбиться в люди.
Встать. Суд идет.
Изучив все обстоятельства дела, суд признал ответчицу, Карину Агромян, виновной в убийстве собственной дочери и приговаривает ее к десяти годам тюремного заключения, в колонии строгого режима.
- За что-о-о?