Не успеваю странный код разрушить.
Остатки сна с опухших глаз стереть...
Я чувствую опять внутри зверушку,
Дурманящую силой колдовской,
Настоянной на ста ветрах наливки.
В ущербных лунах острых коготков,
Кусочки сердца моего налипли.
Живот прогрыз мне зверь, лизнул в лицо.
Семь вёрст не крюк, – раз небо голубое,
И побежал. Как надо на ловцов,
Вдыхая сладкий запах зверобоя.
Какой там волк! Поскрёбышек. Медяк.
Волчок, инстинктом к лесу привлечённый.
Капканы ненароком обходя,
Пуль избегал. Но думал – это пчёлы.
В улыбке обнажаются клыки,
Лес, триумфальной аркой зверю служит.
Цветут призывно алые флажки,
Рога трубят, и салютуют ружья.
Его приём роскошный поразил –
Пути непостижимы человечьи.
О чем же жарко лает хор борзых
На родственном непонятом наречье?
И что огнём между ключиц зажглось,
И что на грудь пунцовым брызжет плеском,
Сворачиваясь в волчьих ягод горсть?
До неба оказалось близко лесом.
А впрочем, жизнь разумная расплата,
За проблеск смысла в бытие пустом.
За то что сер, что может быть когда-то
Кого-то утащил бы под кусток.
