I go to concert, party, ball --
What profit is in these?
I sit alone against the wall
And strive to look at ease.
The incense that is mine by right
They burn before her shrine;
And that's because I'm seventeen
And She is forty-nine.
I cannot check my girlish blush,
My color comes and goes;
I redden to my finger-tips,
And sometimes to my nose.
But She is white where white should be,
And red where red should shine.
The blush that flies at seventeen
Is fixed at forty-nine.
I wish I had Her constant cheek;
I wish that I could sing
All sorts of funny little songs,
Not quite the proper thing.
I'm very gauche and very shy,
Her jokes aren't in my line;
And, worst of all, I'm seventeen
While She is forty-nine.
The young men come, the young men go
Each pink and white and neat,
She's older than their mothers, but
They grovel at Her feet.
They walk beside Her 'rickshaw wheels --
None ever walk by mine;
And that's because I'm seventeen
And She is forty-nine.
She rides with half a dozen men,
(She calls them "boys" and "mashers")
I trot along the Mall alone;
My prettiest frocks and sashes
Don't help to fill my programme-card,
And vainly I repine
From ten to two A.M. Ah me!
Would I were forty-nine!
She calls me "darling," "pet," and "dear,"
And "sweet retiring maid."
I'm always at the back, I know,
She puts me in the shade.
She introduces me to men,
"Cast" lovers, I opine,
For sixty takes to seventeen,
Nineteen to foty-nine.
But even She must older grow
And end Her dancing days,
She can't go on forever so
At concerts, balls and plays.
One ray of priceless hope I see
Before my footsteps shine;
Just think, that She'll be eighty-one
When I am forty-nine.
Соперница
Я на концерты и балы
Хожу. Какой в том прок?
Сижу. Напротив – гладь стены,
Вид горд и одинок.
И мой по праву фимиам
Ей воскуряют вслед.
Все почему? Семнадцать мне.
Ей – сорок девять лет.
А мне румянца не сдержать:
Прихлынет – отойдет.
До пальцев скатится опять,
А то и нос зальет.
Она ж бела. Где должно быть,
Румянца ровен свет.
Резвей в семнадцать крови ток,
Чем в сорок девять лет.
Ох, мне б уверенность ее!
Свободу петь самой
Те песни, что душа поет,
Не что разрешено.
Я неуклюжа и робка.
Она в остротах злей.
Ведь мне семнадцать лишь, тогда
Как сорок девять ей.
Юнцы стремятся только к ней,
Румян их, свеж поток.
Иным – постарше матерей.
Но все у этих ног.
За рикшей, что ее везет, спешат.
Не мне вослед.
Семнадцать мне. Тогда, как ей
Все сорок девять лет.
Вокруг – из ухажеров рой
Всегда. («Мальчишек» – ей)
А мне по Мэлл катить одной…
Нарядов прелесть, лент
Мне не поможет расписать
На вечер танцы. Нет!
Ропщу я целый божий день:
Мне б сорок девять лет!
Зовет пусть «милой», «дорогой»,
«Застенчивым цветком»,
Всегда я за ее спиной,
Под тени колпаком.
А познакомит с кем меня,
Расставит так людей,
Что мне – кому под шестьдесят,
Все ж в девятнадцать – ей.
Что ж, ей придется постареть.
До танцев ли тогда?
Балов прервется круговерть,
Спектаклей череда.
Один лишь луч осветит мне
Надеждой верный след:
За восемьдесят будет ей,
Мне ж – сорок девять лет!