Обезглавленное тело конвульсивно дергалось на земле. Из отруба шеи хлестала кровь, впитываясь в снег, который протаивал и красное пятно на белом становилось все шире, окружало отдельно лежащую голову. Она еще жила, не очень понимая, что произошло, в нейронах еще вспыхивали импульсы, в ней умирали, слабо шелестели последние мысли: « Что…это… почему снег …кр…крас…ный… это кровь… моя… почему я ни….ничего не чувствую… мне не больно… я ничего не чувст….вую…своего…тела….зачем…темнеет…я умираю… мне страшно ….я не хочу…не хочу умирать…»
Возбужденно шалые, веселой гурьбой, как и в былые годы, они шли по коридору школы в свой класс. После встречи в актовом зале, где все они обнимались, где гремела музыка, произносились приветственные слова в их адрес, в адрес других выпусков школы, они вошли в какое-то лихорадочно-счастливое состояние. Забыв о том, что все уже взрослые мужчины и женщины, они дурачились и подталкивали друг друга плечами. Было странное ощущение, словно неведомая машина времени перенесла их на годы назад, и они снова класс, где все друг друга знают, где все равны, где нечего делить и все словно родные люди.
Возглавлял шествие староста Колька Яшелин, который на ходу всё пытался обнять за талию бывшую первую красавицу класса Фаину, ныне даму полную и приятную во всех измерениях.
Она же, била его по руке и выговаривала ему : - Колька отстань! Чего прицепился, паразит, к замужней женщине, матери двоих детей? Тебе жены мало, паршивец? Отстань, говорю, а то я Феликсу скажу, как ты меня тут зажимал. Он тебе башку оторвёт!
-Э-э-э! А вот это не надо! Шуток не понимаешь. Твой Феликс – это же Отелло безумный. Фай! А ты помнишь, как он мне в челюсть двинул? Сейчас я вспомнил, так снова заболела! У, ревнивец! Отхватил кралю, куркуль чертов, а мне бедному даже полапать тебя дружески нельзя! А я ж к тебе всегда дышал неровно! Паразит он и жмот. Так и скажи ему!
-Ой, не могу! – раздался чей-то голос сзади. – Я помню! Яшеля, ну, ты и летел тогда! Файка! А красавец Феликс был у тебя. Выходим – а он стоит, в форме солдатской, весь подтянутый, да ладный! Ох, и завидовала я тебе – такого парня отхватила. М-м-м! Картинка! Файка! Он всё такой же?
-А тебе что за дело?
-Так может, отобью! Я ведь не замужем! А ты попользовалась - хватит! Совесть есть у тебя?
-Я тебе отобью! Я тебе отобью! Галка! Я ведь тоже помню, как ты на него всё косяка давила!
-Не отрицаю! Вот при всём честнОм народе заявляю – сплоховала я тогда, надо было отбить его у тебя! Так может сейчас еще не поздно…
-Эй, соперницы! Брэк! Постыдились бы! – подал голос Юрка Стадниченко.
-Юр! А ты шутки так и не научился понимать? Это на тебя твой футбол так действует или ты от природы такой?
-Эй люди! Стоп разговоры! Класс! Молчать! Мы стоим перед священными дверями, куда входили ежедневно многие годы. Ну-ка! Изобразили на лицах благоговение! Мы входим в храм с табличкой «10 класс»
Они вошли осторожно, словно боясь вспугнуть что-то такое неведомое, что сейчас было у каждого в душе.
Это был их класс. И это был не их класс. Видимо, здесь был ремонт, потому что цвет стен был совсем другим, не таким, каким был раньше. Столы стояли новые. Вместо портрета Некрасова над школьной доской висел портрет Гоголя. От всего этого, все даже как-то притихли.
-Ладно! Давайте, занимайте свои места, а то я что-то никак не соображу, кто отсутствует!
-Коля! Склероз в твои годы?
-Цыц! Тебе Литл Бой слова не давали!
-А самому младшему первому дают слово! Так принято! И ты, Яшеля, головы не считай. Я тебе и так скажу кого нет. В классе отсутствуют трое. Толик Федулов в командировке. Всем привет от него и извинения за отсутствие. Нет Руслана Газиева и Толика Борисенко. Их так и не смогли разыскать. Толик же в военное училище поступил, а его семья переехала куда-то. Я от Толяна последнее письмо получил, когда он из училища выпускался. Давно это было. А потом замолчал чего-то. Руслан, сразу после выпуска уехал, вроде в Азербайджан, на нефтяника учиться. Да и к родителям поближе. Так что никаких сведений о нем тоже нет. Я заходил к ним на квартиру, ну, к бабушке с дедом, только соседи сказали, померли они. Так что в наличие тридцать человек. Нет, ребята, все же наш класс уникальный был. Двадцать две девчонки и одиннадцать парней. Наша классная футбольная команда.
И что-то грустное пролетело в классе. Все сидели на своих местах и молчали.
-Нет! Ну и что… мы так и будем здесь сидеть? Айда в кафе или ресторан какой либо?! Надо же встречу отметить! – подал голос Сергей Решетников, по школьному «Решето».
-Помолчи, Решето! Всё продумано! – встала Фаина и все залюбовались ее здоровой женской красотой.
-Яшеля! Открой шкапчик - вон там, тащи сюда сумки! А вы, балбесы, сдвигайте столы!
Николай извлек из настенного шкафа две огромные китайские сумки и с трудом доволок их к столу.
-Фай! У тебя что там - кирпичи, что - ли? Чуть руки не оторвались! Как ты доперла это все?
-Ну, вот еще! Это Феля с другом занесли и дальше поехали. Давайте разгружайте! Девочки, помогайте! Там все: тарелки, вилки, ложки, вина, водки, закуски! Два дня готовила! Холодильник битком был забит. Кстати, дармоеды! У меня муж не Абрамович, потому гоните все по тысяче рублей. Не разоряйте своим обжорством среднюю российскую семью. И…все лишние, не путайтесь под ногами, не мешайте нам сервировать. Все в коридор!
«Лишние» смеясь отдавали Фаине деньги и выходили в коридор, где тут же разбивались на кучки и парочки, заводили какие - то свои разговоры.
-Решето! Пойдем, покурим на улицу?
-Жека, там холодно, бррр! Давай где-нибудь здесь?
-Не могу, Серёга! Школа всё – таки! Пойдем, пойдем, за компанию. Свежего воздуха заодно глотнем! – увлек его к выходу Евгений Лазуткин, по школьному прозвищу «Литл бой». Такое прозвище дали ему за то, что он был самым младшим в классе, ибо родители отдали его в школу в шесть лет.
На улице было холодно, но не морозно. Они стояли на крыльце и курили с наслаждением, оглядывая территорию школы.
-Да-а! Как вчера всё было. Георгия Ивановича помнишь, старичка-физрука нашего? Помнишь, зимой, даст он нам мяч, и мы целый урок тут вот на площадке гоняли…
-Еще бы не помнить! И Георгия Ивановича, царствие ему небесное, помню, и про то как ты мне по голени врезал, что меня в больницу увезли. Знаешь, на месте удара, на кости такой желвак вырос, сколько лет не проходит. До сих пор. Вот пощупай!
-Ну, извини, я же не нарочно! Зажило же! А я знаешь чего вспомнил: Руслан у нас финт делал, не забыл? Как-то он так вскатывал мяч на стопу и швырял его и всегда в нужную точку. Я сколько не пытался так - не получалось. Да-а! Были вот два друга неразлучника –Толик Борисенко и Руслан Газиев. Жаль, что их сегодня нет с нами…
-Ладно, Серега, пойдем! Прохладно всё-таки! Да и ждут нас, наверное!
-Литл бой, Решето! Ну, где вы шляетесь? - встретил их в коридоре староста. – Столы накрыты! Быстро туда гребите!
-А ты чего?
-Да, Гришку высматриваю! Обещал зайти!
Столы поразили вошедших обилием закусок и сервировкой.
-Фай! Ты где скатерть-самобранку стибрила? Это ж сказка, а не стол!
-Тоже сказал – самобранка! Вот этими руками все готовила, старалась.
Грохнула дверь и в класс влетел староста.
-Гришка идёт! Класс стройся!
Все смеясь, построились у доски в две шеренги. Дверь открылась и вошел их бывший классный руководитель, Григорий Степанович Зайченко, преподаватель русского языка и литературы.
-Товарищ классный руководитель! Тринадцатый выпуск школы № 58 для встречи выпускников построен. Староста класса Николай Яшелин.
-Вольно! – пискнул Юра Стадниченко.
Все рассмеялись. Учитель прошел мимо рядов, вглядываясь пристально в каждого. Его бывшие ученики, смотрели на него веселыми глазами, только у каждого сжалось сердце – постарел, ох, постарел их любимый педагог и наставник. Усох как-то. Только глаза за толстенными стеклами линз были такими же огромными и казались строгими.
Выйдя на середину, Григорий Степанович сказал: -А, действительно, вольно! Разойтись!
-Давайте к столу, к столу !- захлопотала Фаина. – Григорий Степанович, вот сюда, пожалуйста! Так, мужчины, и наливайте, быстренько! Яшеля, ты староста или кто? Командуй!
-Чего командовать – то? Всё в норме! Григорий Степанович! Вам первое слово!
-Спасибо, ребята! Там в зале, некогда было каждого из вас внимательно рассмотреть, зато вот сейчас вижу вас всех, рассмотрел. Да, тринадцатый выпуск! Помните, как педагоги в ладоши хлопали, что вас выпускают, что вас не будет в школе? А вот годы прошли и вспоминают вас всех, помнят, потому что такого дружного класса раньше не было, да и позже тоже не было. И рад тому, что вы сохранили свою дружбу. Знаете, такие вещи чувствуются сразу. Не вышло из нашего класса ученых и больших знаменитостей. Да разве дело в этом? Среди вас хорошие рабочие, два футбольных тренера, несколько бизнесменов, служащие, еще два педагога – моих коллег, а все вместе - очень хорошие люди. Что мне еще сказать? Я хочу выпить за Вас, чтобы вы жили долго, и всегда оставались людьми. Не теряли того, что вам дала школа. Потому поднимаю этот тост за вас, мои дорогие ученики, за вас и за тех, кто не смог быть с нами. Будьте счастливы!
Его толкнули в спину и он упал посередине поляны на снег. Скрученные веревкой руки, совершенно онемели, он их не чувствовал. Впрочем не это было главным. Он с трудом понимал все происходящее, потому что был сильно контужен разорвавшейся почти рядом гранатой. Разведвзвод, которым он командовал, попал в засаду, проведенную классически. В одну минуту его взвод, вернее не взвод, а двадцать бойцов, были уничтожены, практически, мгновенно, не успев оказать малейшего сопротивления. «Чехи» появились словно из под земли и ударили по ним шквальным огнем. Забросали их гранатами, одна из которых и оглушила, контузила его, отчего он сразу потерял сознание. Оно вернулось только тогда, когда навалившиеся на него, закручивали ему руки назад и вязали накрепко веревкой. При всем желании он не мог бы оказать сопротивления, перед глазами все вращалось, голова, словно мгновенно распухшая, надрывалась чудовищной болью.
Его поставили на ноги, но он тут же упал, не в силах сдержать равновесие. Его били ногами, вынуждая встать, но боль от ударов отдавалась не в теле, а в голове. Его снова поставили на ноги, не давали упасть до тех пор, пока он обрел некоторую устойчивость. Затем пинками куда-то погнали. Он несколько раз снова падал, его снова, словно вымещая личную злобу, били ногами, поднимали и гнали вперед. Сколько это продолжалось он не понимал, как не понимал всего того, что с ним происходит.
Теперь он лежал на поляне, чувствуя, что способность мыслить постепенно возвращается. С трудом он приподнял голову, огляделся, насколько это было возможно. Среди леса окружавшего поляну угадывались землянки, среди них ходили люди в камуфляже, бородатые, все с оружием. «Вот она база, которую мы искали» - промелькнуло в голове. Он почувствовал, как его вздернули и поставили на колени. Кто-то, кого он не видел, схватив за волосы оттянул голову назад, заставляя держать ее прямо. К нему направлялась несколько вооруженных людей, во главе с невысоким чернобородым и смуглым человеком, видимо командиром.
Чернобородый присел перед ним на корточки и вгляделся в его лицо. « Вот и смерть пришла!» - как-то очень вяло и спокойно прошелестела в голове мысль, потому что он узнал чернобородого. Много раз он видел в штабе фотографию этого человека. Эмир Хусейн, араб, выходец из Африки, кажется, один из самых жестоких главарей, ярый ваххабит.
-Гаварить будишь? – присев на корточки, спросил у него чернобородый, на ломаном русском.
Ответом послужило только отрицательное движение головой.
Чернобородому подали документ.
-Старший лейтенант Борисенко Анатолий Сергеевич, – сказал кто-то из стоящих вокруг.
-Ти, собак! Паследний раз спращиваю – будишь гаварить?
Старший лейтенант понимал, что в живых его не оставят. Ему самому казалось это странным, но сейчас он хотел только одного – чтобы все это кончилось, чтобы его убили скорее. Он с трудом натянул в пересохшем рту слюны и плюнул в чернобородого. Но капля слюны не полетела вперед – вскипела на подбородке. Слишком мало сил было у лейтенанта на придание ей скорости.
Чернобородый еще некоторое время задумчиво смотрел в лицо лейтенанта, затем встал. Волосы Анатолия неожиданно отпустили, его понесло вперед, и он застыл стоя на коленях, согнувшись, с трудом удерживаясь, чтобы не ткнуться лбом в снег. Почти рядом с лицом он видел шнурованные высокие башмаки чернобородого, который кричал что-то гортанным голосом, словно произнося речь.
-Аллах акбар! - многоголосо пронеслось над поляной.
Не мог лейтенант видеть тот момент, когда над головой его занесли оружие и длинный, острый как бритва, кавказский кинжал отсек ему голову.
Столпившиеся вокруг боевики с жадным любопытством наблюдали, как отсеченная голова, моргала веками, еще шевелила губами, словно силясь что-то сказать. Они дружным хохотом грянули, когда волосы лежащей головы, вдруг, в один момент, стали седыми.
Из леса вышло еще несколько боевиков, привлеченные смехом. Один из них, подойдя к голове, вдруг поставил на нее ногу, отработанным движением накатил на стопу и швырнул на середину поляны. С веселыми криками боевики, принялись гонять голову по снегу, делая перепасовки друг другу…
Они вышли из школы на улицу, веселые слегка выпившие и уставшие, от эмоционального всплеска. Женщины вели под руки своего учителя, который несколько ослабел от выпитого, нетвердо держался на ногах, но что-то всё рассказывал, про свой любимый тринадцатый выпуск.
-Решето! – позвал староста. – Ты сам за рулем или с водилой?
-Я что чумной в таком состоянии за руль садиться? А что?
-Григория Степановича домой доставишь. Постарел наш Гриша, сильно постарел, слабенький стал. И чтоб в целости и сохранности! Головой отвечаешь! Ты меня понял, бизнесмен?
-Слушаюсь, господин строгий староста! Только я и сам это хотел сделать, без ваших, так сказать ценных указаний! Не маленький, вроде!
-Ничего, ценные указания не помешают. Ну, давай прощаться. Надеюсь, состыкуемся как-либо?
-Жизнь, Коленька покажет!
Все прощались друг с другом, обнимались и потихоньку исчезали в темноте. И вот уже их осталось трое: староста, Евгений – Литл Бой и Фаина.
-Файка! А ты чего?
-Сейчас Феликс должен подъехать, его жду! Ребята мои славные! Вы посмотрите, как здорово вокруг. Красота какая! А небо, небо…Чистое-чистое, звездное-звездное…Ой, звездочка упала! Красиво как!
-Чего красивого - моя бабка говорила, чья то душа отлетела!
-Да ну, тебя с твоими предрассудками. Ты на красоту смотри!
Динамик на крыльце школы вдруг затрещал, затем словно откашлялся, и полилась с детства знакомая мелодия «Школьного вальса» :
…Здесь десять классов пройдено,
И здесь мы слово Родина
Впервые прочитали по складам…