Симплицимус (Повесть)

                                                                            Глава 1

    Симплицимус шел по тротуару, стараясь как можно плотнее прижиматься к стенам домов. Проемы подворотен представляли для него немалые проблемы. Каждый раз он впадал в их черные зевы, опрокидываясь на бок с такой силой, что его скелет в момент соприкосновения с асфальтом трещал как маракасы в руках виртуоза-ударника. Симплицимус терпеливо сносил эти оказии, так как знал, что обойти все предательские пустоты подворотен он не в силах. Слишком опасно было отлепляться от спасительной тверди стен.

    Он шел так уже три или четыре часа. Все было бы ничего, да только ноша Симплицимуса, и без того объемная, что делало неудобным ее столь длительное кантование, от многочисленных падений стремительно теряла свои привычные формы. Сволочь-продавщица нарочно подсунула ему такую хилую коробку. Из-за этого книги, плотно набитые во все пространство коробки, по истечении часа так и норовили вывалиться из обширных трещин и разрывов.

    Поначалу Симплицимус стойко сносил все неудобства. Мысль о том, что эти книги дадут ему несравнимую ни с чем столь желанную свободу, придавала его истощенным телесам невесть откуда берущуюся энергию. Но что-то подсказывало ему, что эти, невесть откуда берущиеся силы, необходимо экономить. А потому Симплицимус, вжимаясь в изуверски-мучительную фактуру стен домов, сантиметр за сантиметром продвигался к пока еще далекой цели.

    Помимо плотно спрессованных томов, придававших тяжесть его ноше, соразмерную с только что промелькнувшим трамваем, в карманах и за поясом штанов Симплицимуса уместилось почти такое же количество драгоценных произведений человеческой мысли. Симплицимус не стенал, не жаловался, ибо сознание того, что все скоро закончится и он обретет желанную свободу мысли, обращали его тело и дух в естество сверхчеловеческое. А потому он шел, стиснув челюсти в невероятно-последнем усилии, ибо в них были зажаты ручки объемной сумки. Там, в полном порядке, в соответствии с хронологией появления на свет скрижалей мудрого знания, теснилось еще несколько объемных томов этого величайшего из живших когда-либо людей. Ибо знания, заключенные в его произведениях, были бесценными. Они указывали страждущим воли людям цель и давали средство для ее достижения.

    Еще вчера Симплицимус пребывал, как и все, в темноте невежества и страдания. Его угнетало отношение окружавших людей к стремлению просветить заблудших. Но одна случайная встреча, как дар судьбы, открыла Симплицимусу путь к свету и свободе. Его благодетель объяснил, что нужно сделать, чтобы стать властелином своей жизни. Указав место, где он совсем недавно обрел свет и истинный разум, подробно объяснил, что нужно сделать и как туда пройти.

    Преодолев невероятные трудности, Симплицимус прибыл в это сакральное место, почему-то называемое людишками «Книжным магазином». Едва справляясь с волнением, Симплицимус объяснил продавщице, что ему нужно. Продавщица, удивленно подняв брови, спросила:

    – Вам упаковать все сразу или разбить на несколько упаковок?

    – Все-все… Сразу… Вот у меня сумки.

    – Сюда не войдет. Надо еще коробку?

    – Зачем? Я хочу видеть все книги сразу. Вдруг перепутается как-нибудь?

    – Проверите. А потом упакую…

    На протяжении часа Симплицимус, напряженно вглядываясь в каждую книгу, подаваемую ему продавщицей, с душевным трепетом читал на обложках каждой из них святое имя автора: «Виктор Пелевин». Симплицимус, не обращая внимания на откровенно-насмешливые взгляды продавщиц, сосредоточенно укладывал второй комплект всех сочинений этого автора. Так, на всякий случай, если какая-нибудь из них потеряется, у него останется дубликат. Ибо его благодетель строго настрого указал Симплицимусу на абсолютный и последовательный порядок прочтения всех томов. Только в этом случае он гарантировал постижение света Истины и свободного Разума. Он особенно подчеркнул в завершении своего наставления, что ничто в конце постижения святых текстов не обременит сознание и душу обладателя сих сокровенных тайн. Его посетит полное и незамутненное никакими мирскими заботами состояние нирваны…

    – Ну, что ж, коллега, это далеко не первый случай такого умопомешательства. Этот еще долго продержался. Обычно, хватало двух, от силы трех текстов этого литератора. Причем, неважно, каких.
    – Да, уникальные, по своему, случаи. В моей практике до сих пор такого умопомешательства еще не встречалось.
    – Это понятно. Литератор начал свою деятельность недавно и такого рода заболевания никому до сих пор не удавалось связать с таким процессом, как чтение его текстов. Правда, я слышал, кто-то уже сделал докторскую на этом материале.
    – Вполне возможно...  

    Едва Симплицимус оказался в своем жилище, он немедленно принялся за разбор принесенных вещественных олицетворений Глубинных парадигм Бытия. Он даже не посмотрел на стол, где лежали принесенные с соседней помойки аппетитные кусочки разнообразнейших яств. Но только стоило ему раскрыть первую по списку книгу Пророка, стоило ему прочитать пару абзацев, как Симплицимус с отчаянием понял, что ему предстоит труд непомерный, может быть, даже опасный для его неокрепшего разума. В его мозгу вихрем зароились сонмы ассоциаций текстов с протухшей и провонявшей едой с помойки, из которой он питался всю прошлую неделю.

    Со стоическим хладнокровием Симплицимус преодолел естественные инстинкты организма, так сказать, его природные позывы, и отогнав от себя искусительные мысли о передышке хотя бы на миг от его занятия, продолжил изучение великого Слова Пророка. Он утешил себя всплывшим из глубин подсознания каким-то давнишним знанием, которое придало смысл его нынешнему труду: «Вначале было Слово и Слово было Бог…». Это укрепило его решимость, и Симплицимус снова погрузился в чтение желанных абзацев. Но искусительные мысли, как некие злые силы, так и норовили отождествить непревзойденные перлы мыслей Пророка с пошлыми, недостойными высочайших образцов Знания, ассоциациями.

    «А вот этот абзац напоминает кусочек колбасы, съеденный вчера. Ничего, что он был вонюч, как любовные романы баб-писательниц, и после нестерпимо болел живот. Но зато, эти неприятные моменты дали мне всю полноту ощущения жизни. Теперь у меня иммунитет от всего, что я встречу в печатной продукции. Наверное, поначалу так бывает с любой Великой Истиной. От нее остается сильная изжога и долго болит живот! Ничего, что эти симптомы обрушились сейчас на мое тело. Это так идет постижение истины! Хотя от того куска колбасы отказались даже крысы, то, значит, он действительно был окончательным артефактом воплощения Продуктовой Истины. Хорошую пищу все съедят, все охочи до лакомых кусков… А вы попробуйте крайнюю степень превращения того, что питает жизненные силы плоти! Продукты и Слово, Мысль, – вот две стороны Бытия и их следует познать в полной мере. Только тот, кто прошел все стадии, кто изведал все грани их, достоин самого великого Просветления и Нирваны!..».

    «А вот этот, что лежит, в куске осклизлой бумаги… Видать по всему, – это кусочек свиного сала, приятного голубого цвета. Совсем как у недавно виденного романа автора … как его там… Какая-то птичья фамилия.» Он даже не смог ее запомнить, настолько быстро выветрилась из головы. А какое обещающий смысл был заключен в одном названии этого романа! «Голубое сало!». Читалось и мнилось в нем ширь и бескрайняя даль непомерности блаженного забвения! А все на поверку оказалось той самой помойкой, на которой я добыл этот чудный голубой отброс. Этот автор не помог ему достичь нирваны. Уж очень он тщился выдать свои бессвязные и примитивные мысли за нечто философско-значимое в мировой литературной мысли…

    Симплицимус несколько отвлекся. Он тут же вспомнил своего соседа по койке. Тому хватило именно одного названия, чтобы навсегда остаться в блаженной бесконечности забвения. Сжигаемый любопытством Симплицимус как-то ночью выкрал из-под подушки драгоценную книжонку и начал было проникаться мудрыми канонами печатного стеба. Но после двух страниц с превеликой осторожностью вложил книжонку в дрожащие пальцы соседа, судорожно нашаривающих под подушкой в поисках своего сокровища.

Отдал Симплицимус соседу книжонку без всякого сожаления и трепета. Дрянной оказалась эта книжонка, как раз по уму бедолаги-дебила… «Голубое сало»… Ну ведь надо же! Так умно и тонко использовать яркий образ, скрыв за этим нечто непотребное!

    …4 января.

    Нинь хао, сухой мотылек.

    Гнилые сутки форберайтена миновали. Устал просить и командовать. Несмотря на то, что почти все "белые жетоны" - сверхсрочники, у них вместо мозга протеиновая пульпа для инкубаций.

Вчера на рассвете приползла гора аппаратуры. Слава Космосу, моя часть встала не в аппаратной, а в B-гидропоник. Не надо будет переодеваться и потеть. В общем - все начинается, рипс нимада. Твой теплый Boris неплохо устроился в этой бетонной чжи-чан. Моя каюта во втором конце. Так что стон биотеплиц не доносится. Это минус-директный звук, всегда раздражавший меня во всех командировках.

    Познакомился со всеми. Генетики: Бочвар – краснощекий, словообильный русак, с дюжиной мармолоновых пластин вокруг губ, Витте - серый немец, Карпенкофф Марта - корпулентная дама с прошлым TEO-амазонки, любит: клон-лошадей, old-gero-techno, аэрослалом и разговоры о М-балансе. Фань Фэй - бодрый шанхаец твоего возраста. Блестяще говорит на старом и новом русском. Видно, что большой чжуаньмыньцзя в генинже хорошо ходит (коэффициент L-гармонии походки более 60 единиц по шкале Шнайдера). С ним говорили о засилии китайских блокбастеров. Ему плевать на тудин, конечно.

    Медики: Андрей Романович, Наталья Бок. Белые клон-крысы из вонючего GENMEO. Общаться с ними - тяжелый фарш. Зато термодинамик Агвидор Харитон - симпатичный, плюс-директный шаонянь. Он потомок академика Харитона, который делал для Сталина H-bomb. В наш бетонный анус его занесла не жажда денег (как твоего мягкого друга), а SEX-БЭНХУЙ: он, solidный мультисексер со стажем, расстался с двумя своими нежными поршнями и с горя напросился в командировку.

Кто в этой дыре зарядит его дуплетом? Не сверхсрочники же, рипс лаовай. Сам любит: полуспортивные флаеры пятого поколения, Гималаи, пожилых мужчин-математиков, вишневые сигары и шахматы. Сыграем вечером.

    Все военные, включая операторов, - тотально неинтересны. Жилистые амплифаеры. Они пользуют старый русмат, который я не перевариваю даже под северным соусом.

    И!

    О г. Полковнике - инф. по умолчан. - как шутил мой пок. папаша.

    Это весь шаншуйхуа - спросишь ты? И я кивну, рипс нимада.

Вот мы и дождались с тобой, козленок в шоколаде. Тывсепугалменя: "Mit meinem BOBO muss ich scheiden".

    Тебе, как нежной сволочи, будет легче пережить это. Достаточно любой хорошо вымытой руке коснуться твоих плавников, - топ-директ, хуайдань, плюс-позит, сяотоу! Рука дающего вана не оскудеет, а твоя перламутровая сперма протея не загустеет.

    К сожалению, я устроен по-другому и моя LM не расположена к протеизму.

    Я целокупен.

    И горжусь этим, рипс.

    Симплицимус отчетливо вспомнил, где он видел такое начало текста, как в этом абзаце. Очень древний автор словами своего персонажа также начинал многие абзацы. И звали этого персонажа… м-м-м… Да! «Поприщин, Аксентий Иванов». А вписывал он перед своими абзацами совсем уже несуразные числа, например: «Мартобря 86 числа. Между днем и ночью».

    Симплицимус подумал: «У автора «Голубого сала» дело до того не дошло, чтобы путать так числа, но и прочитать-то удалось всего несколько страниц, да, две, кажется, и после этого мне сделалось дурно! Может, дальше этот прозаик придет к знакам высшего счисления календаря…».

    Симплицимус никак не мог понять, что бы мог значить такой текст! Неужели вдруг поменялась вся Цивилизация, а он об этом не узнал? И что касаемо текста того древнего автора. Насколько мог вспомнить Симплицимус, то произведение он прочитал все-таки до конца и даже не без удовольствия! Но чтобы осилить «Г. с.», нужны были, видимо, несколько другие возможности человеческого разумения. Нет, этот текст никак не годился для постижения высоких истин Нирваны. Симплицимус сразу же еще тогда, взяв в руки мерзкую книжонку, инстинктом почуял что-то неладное в тексте, так красиво озаглавленном – «Голубое сало»…

                                                                      Глава 2

    Правда, не все любят погружаться в столь, скажем, низменные глубины человеческого озарения. Симплицимус припомнил, как один его друг искренне восхищался текстами современных авторов. Не всех, конечно, а тех, кто в постижении совершенства в своем творчестве стремился достичь вершин простоты изложения своих мыслей.

    … «Нет, ты только посмотри! Какая чистая, изумительная простота заключена в этих произведениях! Они словно созданы как образцы гениальных сценариев. Ничего лишнего! Нет тебе ни этих дурацких, сушащих мозги, описательностей, подробных психологических экскурсов по характерам и душам персонажей, ни обрыдших обоснований их поступков, ни жутко-мерзких отражений внутренних переживаний в явлениях природы! В общем – ни единого намека на все эти красоты так называемой художественной прозы!

    Нет! Эти тексты так просты и емки, как ведро! Что туда сознание читателя впихнет своим видением, что туда кинет режиссер, то и становится шедевром для них самих! Для достижения такой гармонии авторы должны только намечать в своих контейнерах-ведрах лишь канву, внешний абрис своих задумок. Вот это я называю настоящей литературой! Чтобы не свихивать мозги и без того не обремененных интеллектом читателей! Трах, бах – и извольте получить!».

    Симплицимуса его рассуждения пугали! Как же так?! Где же тогда экзистенция? Мощь мысли и безудержный ее полет в никуда? Чем можно так занять свое воображение, чтобы достичь столь сладостного мига отключения от серого и убогого Бытия?

    Иногда, в моменты душевной усталости его посещали видения какой-то жизни, еще до избрания им пути «просветления». Симплицимус понимал это только тогда, когда около него возникало некое знакомое лицо. Оно принадлежало женщине. Кто она была и кому оно принадлежало – Симплицимус точно сказать не мог. Всплывало слово «жена», но и это слово терялось в темной дали остатков прошлого. От сознания своего бессилия избавиться от таких обременительных останков, Симплицимус начинал плакать, – что-то грустное вдруг начинало щемить сердце и оно тяжелым камнем опускалось куда-то вниз, туда, где черная тьма поглощала измученный от бесконечной борьбы его разум …

    И все же, случались и минуты истинных озарений, несомненно посылаемых незримой ипостасью Всемудрейшего Воплощения Истинного Знания – Пророка. «Котелок у него варит», – услышал Симплицимус однажды от сидевших за домино соседских мужиков мнение на свой счет, в котором слышалась изрядная доля уважения к его запредельной учености. «Котелок варит – вот оно что!» – пронеслась ликующая мысль.    

    Именно это он должен был сделать с самого начала. Превратить сухие, исполненные жалкого подобия сияющих Откровений строки книг в удобоваримый продукт. Он смолол тщательным образом первые тома сочинений, достал огромный чан, соорудив под ним очаг посреди комнаты, и после двенадцатичасовой процедуры варения измельченных в порошок книг принялся жадно поглощать варево истинной Мудрости и Знания! Жаль, что мерзкие ничтожности в лице соседей прервали процесс причащение к чуду благодати пророческого Знания. Прибывшие по их наущению ангелы в белом пригласили его на собеседование к наместнику Пророка в одном из его многочисленных святилищ. Причастив Симплицимуса разговором и некоторым количеством жидкости, введенной при помощи шприца, наместник при этом внушил ему бесполезность такого метода изучения великих откровений, как познание их через желудок!

    Но, несмотря на временные препоны в изучении творений Господина всея Мудрости, все же некоторые знания Симплицимус сумел втиснуть в столь недостойное хранилище их, как его мозги. Господи, великий Пророк, воплощение логики и разума! Как созвучны были душе Симплицимуса эти строки! Все неважно, не имеет значения по сравнению с глубиной прозрения Пророка, возвестившего мудрость не замутненных ничем кристальных знаков, которые он назвал Семеркой, Числами. Вложив эту непревзойденную мудрость в деяния отрока, Пророк тем самым показал, что и зрелому мужу под силу превозмочь сие ослепительное Знание.

    Симплицимус был несказанно доволен, что смог, по своевременному вмешательству судьбы в лице его благодетеля, обрести столь ценные фолианты. И по мере изучения драгоценных крупиц текстов, описанных далее, Симплицимус все больше проникался светом Высокой Истины чисел. Он завидовал отроку. Он сам желал быть на его месте, чтобы чрез себя пропускать мудрую благодать пророческого откровения… Он не решился назвать имя Пророка всуе, благоговея при одной мысли о его, Симплицимуса, причастности Вечной Благодати Истинного Знания. Он еще раз вчитался в текст великого писания Учителя:

    …Идея заключить с семеркой пакт созрела у Степы Михайлова тогда, когда он начинал понемногу читать и задумываться о различиях между полами. Первые формы этого альянса были примитивными. Степа рисовал семерки разного вида на разные случаи жизни. Например, большая и пустотелая, во всю страницу, защищала от тех ребят, которые были старше и сильнее. Четыре заостренные семерки, расположенные по углам листа, должны были остановить буйных соседей по палате, которые имели привычку подкрадываться во время тихого часа, чтобы ударить подушкой по голове или положить прямо перед носом какую-нибудь гадость. Однако несколько досадных происшествий, от которых семерки должны были защитить, показали, что этот метод не подходит.

    Симплицимус усердно вникал, трактуя и комментируя вслух каждую строчку. Он чувствовал, что что-то ускользает от его понимания в постижении этих великих текстов, тем самым не раскрывая для него полного величия Глубин Истинного Знания. Это его расстроило и наполнило весь череп колокольным звоном. Их удары становились все мощнее и чаще. Подбежавшие люди-ангелы в белом едва успели отнять     Симплицимуса от стены, стоя у которой он ударами головой об ее поверхность усердно пытался вбить в свою глупую башку еще хоть одну крупицу вожделенного Знания во всесжигающем желании проникнуть в великую тайну мудрости, заключенную в текстах Пророка…

    – Понимаете, коллега, этот вид заболевания нельзя отнести чисто к психическим явлениям. Уж больно факторы, определяющие граничное состояние пишущей братии, схожи с проявлением сумеречного подсознания. К тому же, эти креативщики не отличаются необходимым интеллектом, чтобы реализовывать свои амбиции в этой области человеческой деятельности. Положение ухудшает и то обстоятельство, что те, кто пользуется плодами их трудов, сами стоят на интеллектуальной лестнице много ниже, особенно это касается их протеже и издателей.

    – Простите, но это уже банальность! Сколько в последнее время встречалось случаев, когда замаскированные под официально разрешенную деятельность печатные органы, выдают столь дикие по своему содержанию продукцию, что диву даешься!

    Почему нам, людям, призванным оберегать общество от индивидуумов, носителей скрытой угрозы причинения телесного вреда, в этом дана зеленая улица, а в том, что повреждает сам разум, способность человека трезво оценивать плоды своей деятельности, любое вмешательство в такой род деятельности запрещено законом? И даже преследуется, как покушение на свободу слова, проще – преследование за инакомыслие. А то, что это инакомыслие уничтожает саму возможность творческого, да и вообще какого бы то ни было мышления, абсолютно никем не отслеживается! Боюсь, это приведет к вырождению нации еще при нашей жизни, вот попомните мои слова!

    – Целиком и полностью согласен с вами, коллега! Действительно, вырисовывается слишком мрачная картина! В подтверждение ваших слов прочтите это!

   Привет, mon petit.

    Тяжелый мальчик мой, нежная сволочь, божественный и мерзкий топ-директ. Вспоминать тебя – адское дело, рипс лаовай, это тяжело в прямом смысле слова.

    И опасно: для снов, для L-гармонии, для протоплазмы, для скандхи, для моего V 2.

    Еще в Сиднее, когда садился в траффик, начал вспоминать. Твои ребра, светящиеся сквозь кожу, твое родимое пятно «монах», твое безвкусное tatoo-pro, твои серые волосы, твои тайные цзинцзи, твой грязный шепот; поцелуй меня в ЗВЕЗДЫ.

    Но нет.

    Это не воспоминание. Это мой временный, творожистый brain-юэши, плюс твой гнойный минус-позит.

    Это старая кровь, которая плещет во мне. Моя мутная Хэй Лун Цзян, на илистом берегу которой ты гадишь и мочишься.

    Да. Несмотря на врожденный Stolz 6, твоему ДРУГУ тяжело без тебя. Без локтей, гаовань, колец.     Без финального крика и заячьего писка:

    во ай ни!

    Рипс, я высушу тебя. Когда-нибудь? ОК. Топ-директ.

    Писать письма в наше время – страшное занятие. Но ты знаком с условиями. Здесь запрещены все средства связи, кроме голубиной почты. Мелькают пакеты в зеленой W-бумаге. Их запечатывают сургучом . Хорошее слово, рипс нимада?

    АЭРОСАНИ – тоже неплохое, На них меня жевали шесть часов от Ачинска. Этот дизель ревел как твой клон-файтер. Мы неслись по очень белому снегу.

    «Восток-Сибирь большая», – как говорит Фань Мо.

    И здесь все по-прежнему, как в V или XX веке. Восточные сибиряки говорят на старом русском с примесью китайского, но больше любят молчать или смеяться. Много якутов. Из Ачинска выехали на рассвете. Аэросани вел молчаливый «белый жетон», зато штурман-якут в форме мичмана хохотал всю дорогу, как наш фокусник Лао. Типичный представитель своего бодрого, L-гармоничного народа. Якуты здесь предпочитают мягкие зубы, одеваются в живородящую ткань китайского производства и активно пробируют мультисекс: 3 плюс Каролина, STAROSEX и ESSENSEX.

    Рипс-рипс, путe–шественник!

    За шесть часов от этого куайхожэнь я узнал, что:

    1. Любимое блюдо якутов – оленина в вороньем соку (из живой вороны среднего размера выжимается сок, в который кладут оленью вырезку, немного морской соли, ягеля, и все тушится в котле до плюс-директа. Пробируем через 7 месяцев?).

    2. Любимая секс-поза якутов – на четырех точках опоры.

    3. Любимый сенсор-фильм – «Сон в красном тереме» (с Фэй Та, помнишь ее фиолетовый халат и запах, когда она входит с улиткой на руке и ворохом мокрых кувшинок?)…

    – Весьма характерный образец так называемой современной остросюжетной прозы одного из признанных нашим обществом писателей! Вчера мы изъяли его книгу у одного из моих больных, впавшего в депрессионный психосоматический приступ шизофрении, спровоцированного чтением этого текста…

                                                                                Глава 3

    Несколько дней Симплицимус стоически переносил тяжкий гнет ничегонеделания. Со времени последней попытки овладеть сияющими вершинами незамутненного окололитературным сором Писания, ему пришлось провести некоторое время в святилище Пророка, ангелы которого убедили его при помощи такого же белого одеяния предаться своим мыслям лежа на ложе. А чтобы ничто не могло его отвлечь от столь насущного занятия, его временно лишили суетности мирских забот, как-то: способности двигаться, дабы он не вздумал повторить глупую попытку долбления головой о стену. Тот ангел, который изрек эту максиму, подтвердил ее несколькими чувствительными тычками в бок и по шее, да так, что Симплицимус до сих пор ощущал его горячее наставление в тех местах, куда ангел соизволил приложить свою благодать.

    И теперь, обвязанный чрезмерно длинными рукавами и стреноженный, как конь на лугу в час вечернего заката, Симплицимус мог спокойно обдумывать свои дальнейшие шаги по изучению святых текстов. Хотя их осталось в его памяти не так уж и много, Симплицимус с благодарностью вознес слова Хвалы мудрейшему из Пророков, ибо теперь он знал, что их стало двое. Те тексты, которые он прочитал, словно раздвоились в его сознании и приобрели некий дуализм бытия. Он прекрасно понимал, что эти сияющие светом истинного Знания слова принадлежат его Учителю и Пророку Пророков. Но одновременно Симплицимус ясно сознавал, что эти самые слова принадлежат и ему самому! Неужто случилось невозможное и часть святости Истинного Знания передалась ему?!

    От волнения Симплицимус на мгновение даже задохнулся от волнения. Этого не может быть! Это, вероятно, происки тех злокозненных сил, которые подстерегают страждущего света Истинного Знания, дабы отвлечь всеми возможными способами от его постижения! Что ему следует делать?! Как отличить подаренную ему причастность самостоятельного строения здания святой Истины от ложного посыла ее бесчисленных врагов?

    Некоторое время Симплицимус пребывал между жизнью и смертью, лишенный дыхания и биения сердца. И в тот самый миг, когда он совсем было перешел в мир Совершенства и Света Истинного Знания, его вернули к жизни.

    Правда, случилось это при помощи грубого вмешательства извне. От жутких ударов по лицу и телу из Симплицимуса исторглось инородное тело в виде куска тряпки, которая неизвестно как попала в его дыхательное горло и теперь, вместе с извержениями мокроты, лежала на полу. Ангелы в белом, исходя ором на каком-то неизвестном языке, продолжали манипулировать с его телом, протыкая его в некоторых местах иглами и трубками. Но самое удивительное было то, что Симплицимус даже не замечал этих грубых надругательств. Все его мысли и чувства были поглощены невероятным видением, только что ему явленного.    

    В тот самый момент, когда он почувствовал жестокое, бесцеремонное вмешательство в течение его бытия, Симплицимус вдруг увидел в ослепительном сиянии разверзшейся перед ним бездны чей-то лик. Этот лик, совершенно неразличимый в льющемся отовсюду свете, изрек несколько слов, которые Симплицимус воспринял как благословение самого Пророка: «Тебе дано нести и ты должен писать…».

    Ему не дали дослушать до конца. Грубо возвращенный в мир телесной бездуховности, Симплицимус через мгновение уже понял смысл обращенных к нему слов: «Он должен проникнуться светом Истинного Знания и излагать его в текстах, которые напишет».

    Оставшиеся дни в святилище наместника Пророка Симплицимус провел в напряженных размышлениях об открывшемся ему знамении. За этим занятием он много времени проводил в келье на своем ложе, где, к огромному его облегчению, никто не беспокоил. Видимо, Симплицимус настолько углубился в осмысление величайшего Откровения, что машинально выполнял все положенные предписания сего благодатного учреждения. И это принесло свои плоды. Сочтя сего послушника вполне усвоившим их наставления, наместник святилища Пророка счел возможным отпустить Симплицимуса домой.

    Было около двух часов пополудни, когда Симплицимус, с сопроводительной бумагой в кармане, был выпровожен из благостного присутствия. Очутившись за воротами, Симплицимус огляделся, в желании понять ситуацию, в которой он оказался. Поначалу ему ничто не показалось странным или тревожным. Люди шли друг за другом, не обращая внимания на него. Только один из них как-то по особому взглянул в лицо Симплицимусу – и он прочел в его глазах какой-то потаенный интерес.

    Симплицимус потупил взгляд и, видимо, напрасно это сделал, ибо не опусти он глаза долу, то вовремя бы увидел двух каверзных мальчишек. Эти мелкие негодяи, подняв нечто с земли, тут же причастили его этой вонючей мерзостью прямо в лицо. При этом, злобно смеясь, они выкрикивали непонятные слова, вроде: «Придурок сумасшедший, помешанный дурак…».

    Чтобы не подвергать себя еще большим неприятным ощущениям, Симплицимус ускорил шаги. На всякий случай он решил добираться до дома старым испытанным способом – держаться поближе к стенам и заборам. Такое продвижение требовало времени, но Симплицимус, продвигаясь к далеким спасительным чреслам родного дома, провел это время в весьма полезном размышлении о пути применения своих слабых сил. Он находился в некотором сомнении, что нужно делать, для того, чтобы исполнить великое Повеление.    

    Для начала, как ему вдруг пришло в голову, Симплицимус решил изучить, набраться, проникнуться подлинной жизнью народа, чтобы понять, в каком направлении ему приложить свои силы. Он постепенно понял, что людям постигать великие Истины мешает замутненный черт те чем их ОБРАЗ МЫШЛЕНИЯ! И только подумал он об этом, как его словно обдало кипятком! Да, вот оно, – замутненный, искаженный ложными идеями Образ Мышления народа! Это и есть его путь! Как же раньше он не догадался! Люди, эти несчастные, бредущие во тьме бескультурья и невежества, не могли понять сами, что Свет Великой Истины уже был им дан! Оставалось только взять эти бесценные скрижали непреходящей мудрости, вникнуть в эти священные тексты и тотчас же спадут пелены догм и шоры бессмыслия с их глаз!

    Их еще можно спасти! Принести им свет благого Знания, чтобы очистить их мысли от суетности мирского бытия и доверить свое «Я» чистому источнику всякого свободного Духа – текстам великого Пророка всех Пророков Виктора Пелевина!

    Едва Симплицимус оказался в спасительных стенах своей квартиры, как тут же энергично принялся за дело. Лихорадочно отбрасывая мешающую ему мебель от стен, что, учитывая с какой энергией он это делал, звон разбиваемых тарелок и всякой другой утвари, вывалившейся из опрокинутой мебели, грохот стоял изрядный. Вскоре в потолок, стены и прочие поверхности его квартиры испуганные соседи и жильцы дома заколотили, чем пришлось под руку. От этого шум поднялся еще сильнее, и потому какофония, сопровождавшая действия Симплицимуса, стояла невообразимая.

    Но ничего этого Симплицимус не замечал. Пока он не достиг одному ему неведомой цели, его энергия не ослабевала ни на минуту. Наконец, когда все пространство его квартиры по периметру было совершенно свободно от загромождающих их предметов, радуя взор Симплицимуса девственной свободой своих стен, он перевел дух. Чуть прищуря глаз и обходя сваленные горой в центре комнаты предметы обстановки, он явно чем-то озаботился, ибо некоторое облачко сомнения вдруг взволновало решительное выражение его лица.
Симплицимус наморщил лоб и, приостановившись около одной из стен, стал, озирая ее по всему периметру, как бы прикидывать, – соразмерен ли существующий ресурс его задумкам.

    Так он стоял некоторое время, пока что-то не осенило его. Просветлев лицом, Симплицимус решительно подошел к стене, напротив которой стоял, и ножом, невесть откуда взявшимся в его руке, провел по низу стены длинный надрез на обоях. Затем он приставил к стене стол и, взгромоздившись на стул, который укрепил на столе, проделал ту же самую процедуру с обоями сверху вниз. Чтобы завершить небезопасную операцию, так как и стул и стол приобрели весьма значительную шаткость вследствие неосмотрительного с ними обращения, когда Симплицимус в раже воодушевления слишком рьяно расчищал поле деятельности.

    Закончив с надрезом сверху вниз, он чуть передохнул и затем следующие три или четыре часа (он сам не мог сказать, так как был настолько увлечен делом, что не заметил, как в комнате стало совершенно темно). Симплицимуса удивило не это, а то, что он совершенно не нуждался в свете ламп, так как действовал словно по наитию, а потому, проведя в столь опасных гимнастических упражнениях такое продолжительное время, к концу своей работы Симплицимус захотел одним разом обозреть плоды своих трудов. Для этого ему пришлось включить свет. Когда поток света залил всю комнату, Симплицимус даже несколько оторопел от того, что то, что предстало его глазам, он смог совершить в одиночку. Ибо со всех четырех стен аккуратно срезанные обои лежали подле них, уже скатанные в рулоны, и каждый из них был перевязан в двух местах веревочками.

    Симплицимус устало вздохнул и удовлетворенно улыбнулся. Материал для претворения в жизнь его плана лежал перед ним, готовый к немедленному воплощению на нем подлинных шедевров Истинного Знания Пророка всех Пророков. Дело оставалось за малым. Следовало отобрать и выстроить в стройную последовательность самые значительные изречения Просветителя всех времен и народов. С этим намерением Симплицимус приступил к сортировке отдельных текстов, чтобы каждых из них, будучи отображенным в письменном виде на отдельном куске бумаги, приобрел значение поистине убойной и неопровержимой Истины. Но тут силы покинули его, и Симплицимус погрузился в глубокий, без сновидений и телодвижений сон.

    – Да, поистине только по истечении определенного времени, даже мы, психиатры, можем лишь констатировать изначальные побудительные мотивы такого рода субъектов. – Один из собеседников отложил от себя пухлый том истории болезни и покачал головой. – Ну разве не удивительно, что наш пациент так искусно имитировал всего лишь симптомы социальной психопатии? Как вы считаете, коллега?

Сидевший напротив мужчина в белом халате аккуратно протер очки и, задумчиво глядя в окно, проронил:

    – Мы, к сожалению, действительно можем лишь с определенной долей уверенности действовать на начальных этапах выявления аномалий в психике. И кто бы мог предположить, что так называемая современная остросюжетная литература полностью опрокидывает все каноны фрейдизма? Стало быть, на наших глазах появляется новый психогенетический тип.

    – На этом материале, как я уже упомянул выше, некоторые наши коллеги, которым довелось встретиться с этим явлением, смогли систематизировать отдельные стороны такой психоделической аномалии. Их работы дают возможность действовать не вслепую.

    – Что ж, профессор, мне кажется, пора выносить рассмотрение этой проблемы на следующей сессии общего собрания РАМН.

    – Вы совершенно правы. Такая необходимость назрела. Закрывать глаза, игнорируя столь опасное социальное явление, которое уже переросло рамки профессионального интереса, стало бы преступной халатностью. Если вы выступите, я поддержу вас в самом конкретном плане!..

                                                                                    Глава 4

    После того, как Симплицимус подготовил поле приложения своих сил по претворению великой просветительской цели, ему пришлось опять в некотором замешательстве приостановить оное действо. Мало было мысленно предвосхитить конечный результат, но чтобы донести его до умов народных, необходимо зрительное его воплощение на рулонах обойной бумаги. В его комнате, по определению, напрочь отсутствовали такие орудия и средства труда, как кисти и краски. Первые он давно употребил на изготовление жесткой власяной подушечки, на которой возлегал в минуты изучения Священных текстов, дабы не впадать в сонную эйфорию, а вторые использовал для того, чтобы отбить некоторый неприятный запах из добытых в близлежащем помойном контейнере ресурсов питания. Краски как раз прекрасно подошли для этих целей. И цветом ресурс питания делался более приятен, и вкус отбивался совершенно.

    Симплицимус с замиранием сердца понял, что без этих орудий и средств труда исполнение его задумки невозможно. Необходимо было их добыть, но как и где – он не знал. Конечно, для этого существовали магазины и прочие торговые точки, но люди, эти своекорыстные существа, наверняка не проникнутся его Святой целью и никоим образом не предоставят в его распоряжение некоторое количество кистей и краски. Симплицимус напряженно размышлял о других способах исполнения своего предназначения.

    Решение пришло, как озарение, как удар молнии, как исторгнутый из груди от внезапной боли крик! Симплицимус заметался по комнате, заново переворачивая груду вещей и мебельные завалы. Его глаза лихорадочно обшаривали взглядом каждый потаенный уголок, где, по его мнению, мог скрываться столь необходимый ему предмет. Название предмета он не помнил, но зато хорошо представлял себе его внешний вид и для чего он ему сейчас надобен. Наконец, после часа упорного труда, в течение которого он несколько раз перерыл всю мешанину предметов и утвари, в одном из ящичков блеснуло нечто, похожее на два колечка, прикрепленных к длинным лезвиям. Он вспомнил, что этот предмет называется «ножницы».

    Симплицимус бросился к нему со скоростью коршуна, завидевшего в траве беззащитного цыпленка! Завладев столь судьбоносной на данный момент вещью, Симплицимус дрожащей рукой, предварительно постелив на полу газету, наклонился над ней и, поднеся ножницы к своей, уже успевшей изрядно отрасти, почти до плеч, шевелюре, вгрызся в нее обретенным предметом труда. Его нетерпение в исполнении великого дела было столь значительным, что Симплицимус, не обращая внимания на раны, полученные в результате неосторожных действий, через полчаса усердной очистки своей головы, снял с нее всю растительность.

    Бессильно уронив длань с предметом, ставшим в его руке почти инквизиторским орудием пытки, ибо вместе с волосами Симплицимус снял почти весь скальп, он перевел дух. Кровь заливала ему глаза, мешая с удовлетворением созерцать лежащую перед ним внушительную горку окровавленных волос! Не глядя, Симплицимус протянул вбок руку, и попавшейся под нее тряпкой вымакал на черепе все раны. Когда кровь приостановила свое точение, он не стал отнимать промокшую насквозь тряпицу от головы, оставив ее на черепе в виде своеобразного тюрбана.

    Что касаемо краски, то Симплицимус никак не мог извернуться из столь затруднительного положения. Что можно было употребить в таковом качестве, он никак не мог придумать. Его взгляд бесцельно блуждал по комнате в поисках решения. Но оно не приходило. Ему стало тоскливо, и из его груди непроизвольно исторглось несколько протяжных вздохов. Симплицимус обреченно подумал, что всем великим начинаниям сопутствуют тяжкие препоны. Неожиданно эта мысль несколько ободрила его. Симплицимус стал думать, что такой позитив, как эта мысль, была послана ему не зря. Решение лежало на поверхности, вот тут, в этой комнате, а он не видел его. Такая ситуация резко активизировала когнитивные процессы, и потому вследствие этого Симплицимус, совершенно не осознавая, что делает, поднялся и стал методично обходить комнату, собирая отовсюду любого вида и свойства материю.

    Правда, эти куски и еще имеющие некоторый упорядоченный вид предметы из материи (а что они были из материи, указывало то их свойство, что эти предметы были отдаленно похожи на бывшие когда-то предметы одежды, а то и вовсе весьма пространные, вроде постельных принадлежностей), не очень отличались по цвету друг от друга. Скорее, совсем не отличались, ибо цвета они были густо-черного, несмотря на то, что по величине и контурам значительно не совпадали друг с другом.

    Симплицимус по истечении некоторого времени извлек из углов и завалов изрядное количество таких предметов. Всю эту разношерстную коллекцию он запихал в один большой таз. Оглядев гору тряпок, Симплицимус что-то стал обдумывать и после небольшого размышления начал раздеваться. Сняв с себя всю одежду, оставив только приличествующие соответствующим местам скромные лоскуты, он и эти предметы втиснул в общую кучу.

    Не медля больше ни секунды, Симплицимус скорым темпом в подвернувшуюся под руку банку налил из крана воды и, принеся ее к тазу, вылил содержимое на тряпичную гору. Эти действия он проделал еще несколько раз, пока не убедился, что воды он набрал достаточное количество. Ее было не много и не мало, как раз столько, чтобы, по его прикидкам, вышла нужная консистенция раствора. Отнеся таз на плиту, Симплицимус зажег газ и, отойдя к свободному стулу, сел на него и сталь ждать окончания процесса возгонки.

    Время от времени он вставал, подходил к тазу, макал туда палочку и, внимательно рассмотрев ее, снова усаживался на стул. Так, сидя на стуле, в одном из промежутков ожидания, он нечаянно заснул. И приснился ему удивительный сон. Будто он, Симплицимус, в день следующий, поутру, сотворил первый акт, который поднял его судьбу и саму жизнь на высоты, соразмерные Пророкам, Ликам Сияющим и Истинным Знаниям…

Сколько прошло времени с того момента, когда сон чудным образом сморил обессиленного гигантским объемом проделанной работы Симплицимуса, впоследствии никто сказать не мог. Но едва Симплицимус пришел в себя, как в страшном беспокойстве бросился к тазу, в котором бурлила крепковонная жидкость, задавленная массой вываренного тряпья. Схватив палочку-пробник, Симплицимус обмакнул ее в густовар, клокочущий в тазу. Мазнув пальцем по палочке, Симплицимус удовлетворенно выдохнул. Масса, облепившая деревяшку, оставила на пальце плотный, клейкий и совершенно черный след. Он понял, что его усилия увенчались полным успехом.

    Едва дождавшись возможности прикоснуться к тазу и материи, Симплицимус лихорадочно принялся вытаскивать из спутанного кома отдельные куски и аккуратно отжимать их досуха в заранее приготовленную банку. Через некоторое время около Симплицимуса образовалась куча неопределенного белесо-серого цвета тряпья, а банка была до краев заполнена вываренным сиропом. Остатки из таза Симплицимус долил в банку и обессиленно опустился рядом с драгоценной жидкостью на стул. Все! Он был горд и счастлив! Теперь можно было претворять в жизнь главный ее смысл, обретенный так недавно, но без которого Симплицимус даже и не помышлял дальнейшее свое существование.

    Прежде всего Симплицимус почувствовал, что перед началом исполнения своего высшего долга Бытия, он должен несколько подкрепить силы, изрядно истощенные проделанной предварительной гигантской работой. Правда, все его пищевые ресурсы лежали где-то под завалами дерева и многочисленных артефактов, бывших до этого посудой и различного назначения предметами быта. Их следовало отыскать среди всего нагромождения разбитого, покореженного и приведенного в негодность скарба.

    Симплицимус остановился в нерешительности. Как разыскать этот пищевой ресурс в горе хлама?! Неужто снова придется забивать с таким трудом расчищенное для работы пространство комнаты?! И тут он вспомнил, что весь пищевой ресурс был им специально обработан спецкомпонентами, чтобы поглощать его, не отвлекаясь на побочные ощущения. И самой главной целью такой обработки было устранение запахов, раздражающих и отвлекающих от процесса поглощения ресурса обонятельных и вкусовых рецепторов.

Симплицимус принюхался. Сначала густо-псовая завеса от вываренного тряпья мешала ему сосредоточиться на нужном обонятельном ощущении. Но вскоре, путем концентрации воли, Симплицимус уловил едва заметную струю нужной смеси ингредиентов. Поворачивая нос из стороны в сторону, он, как радаром принюхиваясь к этой тонкой струйке запаха, осторожно стал разбирать в завале небольшой проход, как раз к тому месту, откуда он вынюхал желательный аромат.

    Просунув руку в едва приоткрывшийся ящик комода, он вытащил оттуда сверток. Переведя дух, Симплицимус торопливо пересек по периметру комнату, дошел до подоконника, единственного места, где еще оставалась свободная горизонтальная поверхность. Разложив сверток на подоконнике, Симплицимус развернул его. Не обращая внимания на порскнувших в разные стороны тараканов, он обдул от крошек небольшой кусок коричнево-зеленого цвета сыр, лежащий на куске чего-то черного, видимо, когда-то бывшего бородинским хлебом.

    Медленно отламывая от этих пищевых конкреций малюсенькие крошки, Симплицимус в состоянии задумчивости принялся их сосать. Жевать окаменелый харч не имело смысла – зубы Симплицимуса уже не имели надобной для такого процесса силы, да и их весьма ограниченное наличие не внушало никакого оптимизма, что он вообще с их помощью сможет расправиться с парой крошек, катающихся во рту. Но     Симплицимус не огорчился этому обстоятельству. Все равно, то, что предстояло сделать далее, занимало его мысли полностью. Он хотел приступить к осуществлению своего проекта, обдумав каждую его деталь.
Симплицимус понимал значение деталей.

    Как-то ему пришлось претерпеть некоторые мытарства из-за пренебрежения к столь значимым составляющим человеческого окружения. На двери одного из специфических мест он не обратил внимания на небольшой значок, висевший прямо перед глазами. Отворив дверь, Симплицимус прошел внутрь, нимало не сомневаясь, что действует в рамках отведенных социальных приличий. Но последствия такой его халатности не замедлили сказаться самым неожиданным образом. Не успел он войти и разоблачить перед прибором, который он принял за писсуар, необходимую часть своего гардероба, как ощутил себя неким предметом, внезапно очутившимся внутри молотилки. Причем, эта молотилка орала визгливым голосом: «Рятуйте, люди добрые! Насилуют!».

    Вогнав голову в плечи, спасая ее от увесистых ударов сумкой, в которой лежало по меньшей мере несколько кирпичей, ибо тяжесть каждого из ударов кидала его из стороны в сторону, Симплицимус едва смог найти обратный выход. Причем, молотилка, которая махала сумкой с кирпичами, не очень-то старалась ему помочь в этом. Наоборот, она всячески сбивала его с правильного направления, будто желая, чтобы этот «насильник» как можно дольше находился в сфере ее влияния.

    С тех самых пор Симплицимус обрел совершенно необходимое для выживания свойство – внимание к деталям. И потому, рассасывая неспешно первую порцию пищи, он в то же самое время обдумывал порядок своих действий. И первое, что он вознамерился сделать, – так это растянуть драгоценный ресурс красящего вещества как можно больше. Некоторые эксперименты, которые было необходимо провести, позволили бы выявить предельно допустимую концентрацию красящего раствора. Он должен быть интенсивным, но не более того, чтобы совсем не быть различимым хотя бы с расстояния нескольких метров.

    Симплицимус знал, что эти метры могут определить успех его печатных воззваний. И потому, едва закончив трапезу, он освободил еще несколько банок из под питьевой воды, которые предусмотрительно отыскал в мусорном контейнере. Разлив на равные части черную гущу, принялся осторожно добавлять в каждую из банок малые порции воды, при этом непрестанно делая пробы на специально выделенном кусочке обоев.

Дело затянулось надолго. Симплицимус опасался переборщить с конечным раствором. Он то и дело макал палочкой в очередную из банок и чертил на бумаге буквы алфавита. Предпочтение он отдавал толстым знакам, исходя из того, что если краски хватит на начертание графемы палочкой, то кисточкой он уже точно сумеет изобразить знак четко и без помарок.

    Вскоре его долготерпение было вознаграждено. В распоряжении Симплицимуса оказалось несколько литров превосходного легкокрасящего раствора. Самое главное было сделано. Теперь пришла пора приняться за изготовление кистей. Это не оказалось слишком хлопотным занятием. Некоторая возня приключилась с отмывкой волос от запекшейся крови. Но Симплицимус и это препятствие преодолел. Замочив волосы в воде, он, тем временем, быстро настругал палочек для ручек кистей. Их получилось ровно десять штук, по две одного калибра, чтобы было можно писать тексты разным шрифтом, акцентируя некоторые части текста, придавая тем самым им больший смысл и значение, чем остальному тексту. Привязать пучки волос к ручкам для Симплицимус не составило никакого труда. Он даже по окончании этой операции ножницами подравнял кончики кистей, чтобы след от краски ложился на бумагу ровно и изящно.

                                                                                        Глава 5

    Некоторое время Симплицимус стоял в задумчивости перед сотворенным. Он только что написал первый абзац и теперь, отойдя на некоторое расстояние, на которое было только возможно, вследствие отсутствия оного в свободном состоянии на остальном пространстве комнаты, созерцал сие воплощение шедевра. Запечатленное в объеме, несколько большем, чем привычный глазу на странице уртекст в книге Пророка, он смотрелся несколько разобщенно, как если бы кто-то из шутников, развлекаясь, вывесил на заборе лист бумаги, и проходящий мимо люд, тоже шутки ради, оставлял на нем свои разнобойные пометки.

    Конечно, это могло случиться вследствие необходимых навыков и опыта в воплощении великих текстов в жанре плаката. Симплицимус решил выждать немного, чтобы глаз его несколько попривык к столь необычному отображению изречений Святой Истины. В конце концов, эти тексты сотворены как некое интимное Откровение и были посланы тому, кто был озарен сей благодатью мудрости, постигая данный момент их непреходящую ценность. Имеет ли он право вот так препарировать и выставлять на всеобщее обозрение Великое Слово Пророка?

   «… Все по-прежнему. Видишь на стене бусы? Напоминать не надо? А? Какой отбойный молоток. Это наш культовый мультискоростной вибратор. Хи-хи-хи! Акико же сказала: хи-хи-хи!! Вибратор работает только на видах Б и С. Правильно, там его не видно, но зато он работает. А здесь он не работает, зато его видно. Что? Розовое сердце переключает скорости. Да не обманули тебя…».

    Этот текст Симплицимус постигал долго и мучительно. Но, наконец, он понял его тайный смысл послания к потомкам. Надо размножаться в виртуале! Что такое «виртуал» Симплицимус не знал, но это и не было существенно! Самое главное – люди должны размножаться в виртуале! Потому он выбрал этот директивно-эпохальный абзац для начала, заключающий в себе глубочайший замысел Пророка. Некоторые абзацы этой книги ему были недоступны, как сияющие вершины величайших пиков на Земле! И в самом деле – что это могло бы значить?!

   «…Что не ясно, мужчина? Да, обезьянка Мао. Правильно, поэтому мы тебя и подписали всего за 59.99 $. Регулярный прайс 119.99 $, можешь сходить проверить. Еще вопросы? Откуда про предпочтения знаем? ЙЦУКЕН, ты загляни к себе в Recentlyviewedsites, какой там у тебя сайтик между газетой Завтра и Агентством русской информации, a? HotAsianBoys. Был? Был. Ну вот мы тебя на принца Гэндзи и подписали. Не волнуйся. Там все нарисованное, проблем с законом не будет фантазия художника. А вот с HotAsianBoys могут быть. ЙЦУКЕН. Случайно зашел? Бывает такое. Бывает, бывает... Да ты не расстраивайся. ЙЦУКЕН, ты в этом мире не единственный педофил... Какой педофил, ты спрашиваешь? Сейчас скажем, какой... Педофил-внутриутробник. Это такой педофил. ЙЦУКЕН, который хочет это самое сделать с ребеночком, который ещё внутри животика... Чего? А что, по-твоему, мы в пятом главном управлении должны думать, если ты с HotAsianBoys идешь на PregnantLatinoTeens, a с PregnantLatinoTeens на HotAsianBoys? Вот это и думаем, что ты педофил-внутриутробник из исламского джихада. Почему? А кто на сайте Kavkaz.org закладку сделал? Чеченские пословицы скачивал? Посмеяться хотел, да? Ага. Посмеешься. Реально посмеешься, сука. Уже много кто смеется, и ты будешь. Ага. Убого ему. Ты думаешь, мы тут не понимаем, какой ты ЙЦУКЕН?..».

    Симплицимус решил, что постижение Великой тайны скрытого смысла Святых текстов Пророка дело чуть отдаленного будущего, а сейчас нужно решать самые насущные задачи – нести свет Здорового Образа Мышления людям, чтобы они, овладев необходимыми азами, перешли к причащению Благодати Святых текстов Пророка. Симплицимус знал, что необходимо для этого предпринять – изготовить транспаранты с воззванием к народу и разместить их в самой гуще народных скоплений!

    Здесь, в мощном течении мысли Симплицимуса, произошла досадная заминка. Он не мог точно определить, где сейчас встречаются эти народные скопления! Раньше, когда он, будучи одним из заблудших овец стада Тьмы, сам много раз бывал в гуще каких-то толп, но никак не мог припомнить, что это были за скопления. В памяти высвечивались только искаженные лица, ревущие глотки, издающие бессмысленный рев: «Вали коней и мусоров, чтобы не было козлов!», «Армейцы Москвы - кони, лошади, ослы!», либо «По литру в руки!», «Мужики! В торец ему, а не пузырь! У всех трубы горят!», но такие фрагменты воспоминаний полностью изгладились, как ненужная более информация.

    Что-то подсказывало Симплицимусу, что это не есть проблема. Толпы всегда найдутся, благо народа всегда было много даже в святилище, где он был удостоен благословенного причастия Наместника Пророка. С легким сердцем он развернул один из рулонов. Укрепив его на стене, Симплицимус не колеблясь вывел первые слова своего текста, который он выносил в себе, как выносит под сердцем первенца молодая мать: «Рыба тухнет с головы! Думай мозгом, не глупи! А не можешь, так купи!».

    Симплицимус сделал шаг назад и опустил руку. Критически взглянув на сотворенное, он с неким беспокойством подумал – соответствует ли стиль и глубина смысла великим творениям Пророковых Откровений. Несколько подумав, Симплицимус все же с удовлетворением констатировал, что нечто подобное ему написать удалось. Чтобы не терять творческого запала, а он чувствовал стремительный поток освобожденного сознания, захлестнувший его голову, Симплицимус лихорадочно прикрепил по периметру стен еще несколько рулонов и самозабвенно погрузился в святое дело просвещения народа. Вскоре из под его кисти сначала вышло нечто абстрактное, но очень близкое по смыслу и духу Святым текстам изречение: ««И-и-их, дрын-да-ба! Добей врага!..». Этот короткий хлесткий вопль немедленно пробудил в нем еще одно мощное по силе воздействия, воззвание: «Коло-пупи сто пера! Поломаться всем пора!».

    Симплицимуса уже было не остановить! Чувствуя в душе огромную силу глашатая-просветителя, Симплицимус мозгом понимал, что его цитатники-плакаты, несущих в себе могучую, неопровержимую Истину народного просветления, необходимо прорежить текстами несколько облегченного типа, чтобы дать мутно-мелким, засоренным бытовухой мозгам народных толп небольшой отдых! И потому иногда его кисть выводила нечто, совсем не соответствующее просветительской задаче: «Сторож Иванов давно пропил свою берданку, но чтобы иметь в руках для мнимой острастки хоть что-нибудь, носил старую, потрепанную метлу. В одну из ночей его и убили этой метлой двое случайных прохожих, которым почему-то срочно нужно было пройти через охраняемое сторожем Ивановым помещение! Хип-хоп, зашибись, если страшно, – удавись!». Или, что совсем уже необъяснимо было для него самого, появились такие абзацы, вроде: «Как-то, проходя мимо книжного магазина современной остросюжетной литературы, Гена Букин пустил ветры. «Ну, вот, теперь и я писатель!», – с удовлетворением подумал он»…

    Вот эти цитаты беспокоили его больше всего. Делать толпе такие уступки противоречило возвышенному состоянию духа Симплицимуса категорически, но он шел на эти уступки! Больше того, он, по некоторому размышлению, изготовил плакат лично для себя. Растянув свою ветхую, всю в прорехах, рубаху, Симплицимус с огромным трудом смог написать на ней более-менее внятно читаемый лозунг: «Все на борьбу за Здоровый Образ Мышления!». Он понимал, что задача перед ним стоит гигантская, но его внешний облик мало соответствует этой грандиозной цели. Что-то ему подсказало, что внешний вид можно если не радикально изменить, то, по крайней мере, закамуфлировать под одно из народных течений, особенно распространённых среди молодежи. Тех хлебом не корми, дай себя изуродовать по полной программе, да так, что непривычному человеку иногда трудно бывает распознать в обвешенной металлическими цацками через проколы в коже, которая, под стать этим цацкам, расписана под завязку руническими кракозябрами какое-то подобие человеческого существа!

    Симплицимусу в общем было все равно, как эти, лишенные интеллекта и разумного поведения скопления колоритнейших индивидуумов отнесутся к нему, но их принцип отличия от прочих весьма устраивал его. Среди них он не будет чужим! Наоборот, его облик и цитаты, размещенные по всей поверхности его тела смогут привлечь к себе внимание. Эти мысли внушили Симплицимусу еще одну плодотворную идею. Переворошив гору бытового хлама, он разыскал более-менее подходящий кусок зеркала, вывалившийся из обломков шкафа и, утвердив его на подоконнике, со всей тщательностью приступил к операции. Опробовав кончики ножниц на предмет их остроты, Симплицимус выбрал наиболее острый, и аккуратно макая его в одну из банок с краской, стал накалывать у себя на лбу буквы: «Я помогу вам, заблудшие! Внимайте Истине, и вы Освободитесь!».

    Когда его труд был окончен, Симплицимус тщательно обтер кровоточащий лоб и те места на голове, где он наколол надпись. Минут пять он отдыхал, волевым усилием подавляя болевые ощущения. Скатав последние плакаты в рулоны, Симплицимус не стал более медлить с проведением просветительской акции. Пора, пора было идти к народу! Пора дать ему то Истинное Знание, которого он был лишен так долго!

    Выйдя в коридор, Симплицимус аккуратно опустил на пол рулоны и, поискав ключ в кармане, стал закрывать дверь комнаты. Сосредоточенность процедуры запирания двери не позволила ему заметить, как за его спиной несколько фигур, испуганно охнув, порскнули в стороны по своим комнатам, судорожно поворачивая в замках ключи и клацая дверными задвижками. Все затихло, как будто внезапный мор прошелся по коммуналке! Но Симплицимусу было не до этого. Едва справившись с непокорным замком, он подобрал рулоны и, по привычке осторожно прижимаясь к стене, выбрался за пределы квартиры на лестничную площадку. Там было пусто, сумрачно и тихо.

    Симплицимус на всякий случай огляделся еще раз. Ничто не указывало на скрытые угрозы и опасности. Он собрался с духом, мобилизовав всю волю, стал осторожно, прижимаясь спиной к стене, спускаться по лестнице. Это заняло у него некоторое время, за которое Симплицимус успел прийти в себя. Подойдя к подъездной двери, он остановился и прислушался. Снаружи, во дворе, раздавались разнообразные звуки, природу которых он определить не смог, но и звуки эти не были человеческими голосами. Напротив, они ревели и рычали как-то знакомо и привычно. Симплицимус слышал их каждую ночь сквозь оконные стекла.

    Приоткрыв дверь, Симплицимус выглянул во двор. Яркое солнце, брызнув в глаза, на мгновение ослепило его. И потому он поначалу только был оглушен многократно усилившимися от непосредственного контакта этими рычащими, ревущими, взвизгивающими, гогочущими и еще какими-то звуками, приглушенными до этого подъездной дверью.

    Медленно разлепив инстинктивно плотно зажмуренные веки, Симплицимус в первые мгновения почти ничего не увидел. Его глаза не смогли различить в скопище фигур и очертаний каких-то устройств ничего знакомого. Постепенно взгляд его стал привыкать к окружению и Симплицимус увидел, что он находится среди множества утянутых в кожу и железо здоровых мужиков. Многие из них сидели на огромных, сверкающих никелем и красочной росписью мотоциклах. За спинами мужиков, пристроились миниатюрные фигурки девушек, впрочем, ничем не отличающихся в одежде от своих могучих спутников. Головы всех были обвязаны тряпками, которые они называли «банданами», и потому Симплицимус радостно подумал, что и его бандана также станет весьма узнаваемой частью этой колоритной экипировки.

                                                                            Глава 6

    Симплицимус еще больше возрадовался тому обстоятельству, что не успев выйти из дома, как нашел народное скопление. Это его подтолкнуло к немедленному действию. Выйдя на середину двора, он восторженно вскинул руки и воскликнул:

    – Привет вам, заблудшие и горемычные! Обратите ваши глаза и уши на посланника Пророка Святых Истин и внемлите, несчастные, сколь ваша жизнь скудна и обременена страданиями без познания Света Истины его Величайших текстов всех времен и народов. Слушайте и просвещайтесь. Освободите свое сознание для постижения Здорового Образа Мышления!..

    На мгновение воцарилась абсолютная тишина. Раскрытые рты и вытаращенные глаза байкеров и их подружек красноречивее слов сказали, как поразило всех это сверхъестественное явление. Их словно скотчем приклеило к седалищам железных коней. Некоторые от неожиданности упали с сидений, уронив мотоциклы в дворовую пыль, да так и остались стоять на карачках. Возникшая перед ними фигура была неописуема. На ее голове, плотно сидевшая заскорузлая корка запекшейся крови, представляла собой некую чалму, которая своей жутью оттеняла еще более страшный облик распухшего под ней места, которое у людей называется лицом. На этом распухшем месиве, покрытого свежезапекшейся кровью, проглядывали с трудом различимые слова. На верхней части остова болтались какие-то обрывки тряпок, на которых с трудом читалась корявая надпись. И все это чудовищное сочетание абсурда с кошмаром продвигалось к ним, медленно и неотвратимо.

    Гиенообразная морда чудовища отодвинула свою нижнюю часть, и из разверзшегося черного провала послышались скрипучие, хриплые звуки продолжения бессмысленного набора словосочетаний: «Люди, покайтесь! Примите Святую Истину и измените свой Образ Мышления…».

    Но замешательство длилось недолго. Байкеры, мужики тертые и видавшие не таких привидений, а снабженных, ко всему прочему, еще и раскрашенными в черно-белую полоску жезлами, быстро пришли в себя. Многие из них сразу же смекнули, что эта образина в некотором смысле оскорбляет их почем зря! И занимается этим неблагодарным делом какая-то тля ходячая! Привыкшие делать все обстоятельно и неторопливо, несколько ближайших к Симплицимусу мужиков покинули своих коней и, потирая волосатые кулаки, скривив в небрежно-злобной ухмылке лица, набычились на приближавшегося посланника Пророка. Не замечая столь очевидных знаков недружелюбия, Симплицимус спешил воссоединиться со стадом заблудших, чтобы вывести его из царства Тьмы на Свет Истинного Знания.

     Он раскинул руки, желая показать всю искренность и радушие своего учения, но сделал это как-то неловко, будто замахиваясь на ближайшего облома своими хилыми подобиями кулачков. Облом не стал ждать нежелательного соприкосновения с подозрительно-помоечным куском Нечто. Отмахнув назад свою огромную, с приличное бревно, да к тому же обутую в мощный, усеянный железными скобками и подковами сапог ногу, он произвел действие. Отчего-то всем присутствующим вдруг показалось, что в то самое время, когда бревно в сапоге вошло в соприкосновение с остовом одра, раздался короткий поросячий взвизг, и не некоторое мгновение конструкция одра исчезла из глаз байкеров и их подружек. А когда она появилась перед взорами недоумевающих мужиков, то остов одра уже горизонтально разместился на пыльной поверхности асфальта.

    Для Симплициума такая ситуация была еще более неожиданна. Вероятно, только поэтому он в первое мгновение своего приземления не почувствовал всех последствий такого полета. А потому, приподняв голову, он нашел в себе еще несколько остатков сил и, вознеся руку в направлении стоявших вокруг него байкеров, прохрипел:

    – Ржа и мерзость запустения владеют вами! О вы, живущие во Тьме греха и недоумия! Остановитесь, пока не поздно…

    С тем его голова и рука бессильно упали на горячий от полуденного солнца асфальт, сознание покинуло его, и потому он уже не услыхал, как моторизованное народное скопление мужественных и неустрашимых байкеров, под влиянием вскипевшей от неслыханного оскорбления крови, с ревом бросилась к распростёртому телу. И по всему можно было заключить, что благороднейшая и бескорыстнейшая миссия Симплициума тут же бы и закончилась, заодно с его жизнью, но нашлась какая-то сердобольная девица, своим воплем остановившая нависшие над головой Симплицимуса мохнатые пудовые кулаки: «Стойте! Это чокнутый с нашего этажа! Он только что из психушки! Он не опасный, только нудный и вонючий».

    Впрочем, пара пинков все же заставили тело Симплицимуса переместиться в пространстве, ибо особо горячие байкеры не смогли вот так, по-самаритянски, уйти не солоно хлебавши. Чуть погодя, Симплицимус пришел в себя и первым делом обшарил все вокруг. Едва его слуха достигло шуршание бумаги, как он с невыразимым облегчением перевел дух. Его бесценные изречения здесь, с ним! Еле поднявшись, Симплицимус тотчас же побрел к ближайшей стене. Прижавшись к ней, он со всем тщанием начал анализировать ситуацию, случившуюся с ним только что.

    Почему эти люди так небрежно и беспечно отвергли его помощь? Что он сделал не так? Вполне возможно, что его проповедь была слишком горяча и откровенна, к чему эти заблудшие были совсем не готовы! Совершенно определенно, что это так! Необходимо для начала снизить накал обращения к народному скоплению и обойтись одними рукописными воззваниями. Их только надо разместить в подходящем месте, и тогда глаза этих заблудших не смогут пренебречь неимоверной силы информацией. Она вопьется в их мозг, и такой взрыв неминуемо потребует дополнительных Знаний, чтобы заполнить образовавшуюся в мозгах пустоту. А, значит, они обратятся к нему! И тогда уже можно будет выжигать их мелкотравчатый быт открытым Словом Пророка.

    Дальнейшее Симплицимус помнил отрывочно. Как оказался в кровати, он не осознавал. Помнил только, что прижимая к груди драгоценные свитки, чувствовал единственным непострадавшим нервом их могучую силу исцеления. Может быть, не так он и страдал, как переживал, что первое его дело обернулось сокрушительным фиаско. Видения наплывали одно за другим. Симплицимус не противился их наплывам, так как знал, что в последовательности этих видений может крыться отгадка его неудачи. И его терпение было вознаграждено.

    Из глубин духа и познания вдруг стало проявляться светлое пятно. Оно ширилось, наливалось светом, и вскоре перед изумленным внутренним взором Симплицимуса показался сияющий Лик! Несомненно, это был тот же самый Лик, что и прежде, указавший однажды Путь к познанию Истины. Но на этот раз Лик предстал перед Симплицимусом в полном воплощении, грозный и великий. Лик вперил в душу Симплицимуса огненный взгляд и словно пронзил его немощное тело восклицанием: «Несчастный, ты извратил Путь к познанию! Тебе было указано иное! Сила, которая тебя осенила Благодатью, не может быть растрачена на мелкие, ничтожные кучки случайных людей! Она предназначена для народных скоплений, для великих мира сего, для просвещения наций! Приложи все свои силы, чтобы оправдать доверие, оказанное свыше! Встань и иди!».

И в изможденное, истраченное на пустяки тело Симплицимуса тут же обрушился водопад энергии Духа и Истины! Он словно наливал его мощью и волей к Свершению Таинства Познания. Симплицимус, конечно, не осознавал эти субстанции в истинной их конкретике, но в ощущениях он не обманывался. Именно эти силы стремительно восстанавливали подорванное пустым тщанием его душевное здоровье! Ибо ничто так не укрепляет слабую плоть, как душевное здоровье. А потому, Симплицимус, кряхтя и издавая стоны, преодолевая многочисленные недуги своей плоти, восстал с одра.

    В первый момент он подумал о некоторой толике пищевого ресурса, которым бы не помешало подкрепить свои изломанные члены. Преодолев за некоторое количество времени потребное, чтобы добраться до подоконника, на котором лежал с прошлого раза кусочек сыра с хлебцем, он несколько мгновений пережидал, пока внутри него все придет в норму. Приступив к процедуре поглощения пищевого ресурса, Симплицимус не стал тратить время попусту. Он стал обдумывать слова явленной Идеи Пророка, ибо Лик был его Идеей, в чем Симплицимус был убежден абсолютно!

    Первое, что следовало бы предпринять, это выйти на большие пространства. Только там могут существовать народные скопления! От этой мысли Симплицимус несколько повеселел и, спешно раздавив остатки пищевого ресурса деснами, начал аккуратно собирать свои драгоценные скрижали с текстами Пророка. Но что-то все время отвлекало Симплицимуса от этого дела. Некая образина, постоянно мелькавшая в куске зеркала, укрепленного на оконной раме, своим видом напрягала его чувство самосохранения. Отложив рулоны, Симплицимус пристально вгляделся в свое отражение. Оно резко отличалось по своим параметрам от лиц, виденных Симплицимусом.

    То, что он видел, никак не походило на стандартные образцы лиц, носимых всем народом. Это его и обеспокоило и взволновало. Вполне возможно, что эта нестандартная деталь его облика, а Симплицимус по-прежнему уделял деталям огромное внимание, и стала причиной случившегося с ним недавнего конфуза. Следовало бы внимательнее продумать свое появление перед народным скоплением, а не впадать в эйфорию немедленного проведения акции по внедрению в народное скопление Здорового Образа Мышления! Он, тем самым, отторг от Великого учения какую-то часть народного скопления, и оттого ему стал понятен гнев явившегося ему Лика Идеи Пророка!

    Симплицимус, сосредоточенно вглядываясь в свое отражение, усиленно размышлял, как поправить сию ситуацию. В нынешнем обличье человека, представляющего собой воплощение Здорового Образа Мышления, невежественная толпа не воспримет его вид соответствующим должному и истинному. Что-то следовало предпринять со своим лицом, сотворить какую-то метаморфозу! Он припомнил, что есть некие средства, при помощи которых можно снять часть ненужных наслоений и конкреций на лице и голове, образовавшихся в результате жизнедеятельности. Как называются эти средства, он не мог припомнить, но внутреннее чутье подсказало ему, куда следовало пойти, чтобы отыскать их.

    Это привело Симплицимуса к углу, из стены которого торчал водопроводный кран. Внимательно оглядев размещавшуюся под краном квадратную емкость с дырами посередине ее, Симплицимус припомнил, что некогда он пользовался этой емкостью для каких-то своих нужд. Тронув кран рукой, Симплицимус с удовлетворением обнаружил, что мыслит в правильном направлении. Из крана потекла струйка коричнево-мутной жидкости, которая должна называться водой. Но он тут же догадался, что вода должна быть прозрачной, как та, которую он набирал в ванне общего пользования.

    Что было делать?! Эта жидкость, если ее употребить для размачивания конкреций и наслоений, вполне возможно, еще больше усугубит ситуацию. Симплицимус поморщился. С некоторых пор он не желал выходить в места общего пользования. После того, как в одном из помещений, где всегда пахло жареным луком и запахом спертого, замоченного белья, на него упала внушительного веса сковорода, причем, взявшаяся ниоткуда, он в дневное время воздерживался от визитов в эти ненадежные и опасные места. Только глубокой ночью, когда свирепые тетки изволили почивать в своих апартаментах, Симплицимус покидал комнату и с бесконечными предосторожностями посещал место облегчения естественных нужд.

                                                                                    Глава 7

    Проблема возникла немалая. И все же решение было найдено! Вернее, вытекло, потому что точащаяся из крана вода постепенно светлела и приобретала кондиции естественного состояния. Симплицимус был доволен. Не иначе, как обошлось не без вмешательства Лика Идеи Пророка!

    Отыскав среди завалов таз, он слегка ополоснул его от застарелых следов вываренной краски. Едва дождавшись достаточного количества набравшейся воды, Симплицимус осторожно вынул его из емкости и поставил на пол. Затем, не мешкая ни мгновения, опустился перед ним на колени и погрузил верхнюю часть головы насколько было возможно. И приготовился ждать. Дело размокания верхней конкреции для Симплицимуса было, очевидно, длительным. Эта ситуация, полная покоя и смирения, ибо он недвижно стоял в коленопреклоненной позе с опущенной в таз головой, погружала Симплицимуса в экстатический транс перед высокой целью, назначенной ему самой Судьбой!

    Он думал о том, что благосклонные звезды привели к нему Благодетеля, направившего его на путь Истины и постижения Пророческого Откровения. Что было бы с ним, если на перепутье его жизненной стези не случись такого чуда! Погибла бы его душа, сгинул бы он во Тьме беспросветного невежества и не смог бы познать истинной Свободы Сознания!

    Но вместе с этими просветленными потоками Истинного Знания, Симплицимус чувствовал еще некие флюиды, подмешивающие в потоки Истинного Знания темные, мрачные тона. Его Благодетель указал только на одного Пророка, а вместе с тем, сам Симплицимус обнаружил существование еще таких же невероятной мощи и силы пророчеств авторов Текстов Истинного Знания.

    К тому же, мало было того, что среди него обитает масса неизвестных Пророков, Симплицимус выяснил, что их тексты точь-в-точь повторяли тексты других Пророков, только слова у каждого из них были перемешаны по-своему. Но смысл и способ изложения мыслей в этих текстах был удивительно схож. Как будто все Пророки, сговорившись, написали на бумажках кучу всяких слов, и потом гребли их из огромного мешка столько, сколько не лень было, расставляя эти бумажки каждый по-своему. Из-за этого все события и случаи, описанные в их текстах у каждого получались разными!

    Как же так?! Выходит, что Благодетель намеренно скрыл от него другие тексты основ Мироздания! Что за цель преследовал его Благодетель, ибо в подспудное своекорыстие Истинного просветителя, которым был его Благодетель, Симплицимус не верил. Во что бы то ни стало он должен разобраться в этой таинственной загадке. Но для того, чтобы понять ее, он сам должен продолжить путь обращения народа к Здоровому Образу Мышления! И собирать драгоценные тексты других Пророков, постигать их значение и высочайший смысл, как бы трудно и долго для него это ни было!..

    Вытащив голову из таза, Симплицимус ощупал свой череп и, к глубокому удовлетворению, почувствовал, что весь огромный нарост отвалился. В черной воде, которая заполняла таз, ничего не было видно. Симплицимус опустил руку в жидкость и почти сразу нащупал ком мягкого и склизкого желе. Взглянув в зеркало, Симплицимус увидел в нем странное, похожее на плохо обработанную под человеческий череп деревянную чурку, в которую вставили огромные, горящие зеленой жутью глаза! Череп был лыс, но изборожден рядами клочьев, когда-то бывших волосами. К тому же, по всей передней поверхности этой чурки, были изображены буквы, местами образующие слова, но в своем общем виде производившие впечатление алфавитного хаоса.

    Чтобы скрыть этот неуместный артефакт, Симплицимус, покопавшись в груде лежащих неподалёку тряпок, выбрал подходящую по размеру и завязал ее на лбу на манер банданы. Стало намного лучше. Теперь его нынешняя реинкарнация уже не так страшила и отвращала, как предыдущий облик. С этим можно было приступать к воплощению Великой Идеи Пророка, для чего он, Симплицимус, и был сотворен в назначенное Судьбой время!

    Но не заметил, как пролетели часы сборов и подготовки к Великой Миссии. Наконец, собравшись с духом и силами, вдохновившись чтением некоторых абзацев текста Пророка, Симплицимус осторожно прокрался через многочисленные препоны коммуналки и, очутившись на улице, огляделся. Ничто из окружения не говорило ему, что тут можно приступать к воплощению его предназначения. Он вспомнил, что народные скопления можно обнаружить по незначительным потокам и людским ручейкам, которые сливаются в одно целое где-то в одном из определенных мест городского пространства.

    Прижимая к себе драгоценные свитки, Симплицимус двинулся вдоль улицы, по выработанной годами привычке прижиматься к стенам и заборам. При этом он внимательно изучал направления и количество единиц людской массы, которые подошли бы под атрибуты накопления народного скопления. Наконец, его внимание и терпение было вознаграждено. Он увидел несколько групп молодых людей, судя по всему, целенаправленно двигающихся в едином векторе. Они были несколько возбуждены, и потому не заметили присоединения Симплицимуса к одной из группировок. Парни, составляющие эту группировку, также несли какие-то свертки и рулоны, отчего Симплицимус заключил, что эти молодые люди вполне могут оказаться его соратниками в борьбе за Здоровый Образ Мышления.

    Его никто не гнал, и это ободрило Симплицимуса. Стараясь не отстать от бодро марширующих юнцов, энергично издающих некие маловразумительные для него восклицания, вроде: «Спартак – дотого! Вломим «Локо» прям в очко!». Они бодро проскочили весь путь, состоящий из нескольких этапов – автобуса, метро и еще одного, пройденного пешком вокруг огромного, круглого здания, из за стен которого вырывались истошные кличи. Правда, в пути у Симплицимуса вышла заминка с доступом в транспортные средства, но один из парней, дружелюбно ткнув Симплицимуса в плечо, подмигнул: «Что, папаша, бабло закончилось? Лезь вперед, я тебя протолкну!». Симплицимус не успел даже среагировать на слова шустрого пацана, как тот, схватив его поперек тулова, одним махом проскочил клацающие с боков челюсти в узеньком проходе.

    Но впереди Симплицимуса ждало настоящее потрясение. Когда его попутчики-доброхоты снова чудесным образом протащили через посты контроля, где серьезные субъекты с официальными минами на лице спрашивали какие-то билеты, перед ним внезапно распахнулось внутренность огромного, на всю ширь взгляда, пространства здания. Оно было без крыши, и это не совсем обычное обстоятельство не так подействовало на Симплицимуса, как то, что все это пространство было по кругу заполнено невероятным количеством бушующей, орущей, вопящей, свистящей, и издающей прочие, невозможные для человеческого горла звуки, массой народного скопления! В центре располагалось просторное, покрытое зеленой травой поле, и на этом поле в живописном беспорядке бегали в разноцветных майках маленькие фигурки. Вот оно, его поприще! Он даже не надеялся найти столь обширное народное скопление и приписал такую невероятную удачу покровительству Лику Идеи Пророка!

    Симплицимус обвел глазами это гигантское народное скопление, и от восторженного предчувствия у него зашлось сердце. Он огляделся еще раз. Попутчиков с ним рядом уже не было. Он стоял один на огромной лестнице, которая вела к зеленому полю. Он было собрался спуститься вниз, но его остановила здравая мысль – а не получится так, что разложи он на этом поле плакаты с текстами изречений Пророка, эти беснующиеся толпы не обратят на них никакого внимания?!

    Симплицимус решил немного осмотреться. Осторожно, ежесекундно сверяя свое положение с окружающим пространством, учитывая, что спасительных и привычных ему заборов и стен поблизости не было, он стал спускаться вниз как бы между прочим. Сделает шаг – и остановиться, будто что-то привлекло его внимание. Но через несколько шагов он заметил, что его персона абсолютно никого не интересует. Это ещё более приободрило Симплицимуса. Уже в более скором темпе он преодолел бесчисленное количество ступенек и оказался перед лентой, расчерченной вдоль несколькими полосами. Эта лента отделяла зеленое поле, на котором как угорелые носились здоровенные мужики и что-то мотали ногами.

    Но Симплицимус не стал выяснять предмет их интереса. Он поторопился оглядеть будущее пространство Явления Пророчества и заметил нависающий над всеми высокую кромку яруса. Эта кромка была довольно широка, так что размещенный на ней плакат во всю длину непременно привлечет внимание противоположного народного скопления. Обзор этого места на кромке яруса был широк и ничем не закрыт. Правда, на некоторых местах Симплицимус увидел подобные его плакатам такие же лозунги и транспаранты. Что на них было написано, Симплицимус разобрать не смог, но это абсолютно его не волновало. Он понял, что ему сегодня благоволит его Великий покровитель и пришло время возвестить Истину Свободного Сознания!

    Сколько было сил Симплицимус поспешил назад, ко входу, на нависающий над нижними рядами ярус. Он уже наметил, где нужно развесить одно из самых значимых изречений Пророка. Плакат был длинен и неудобен для манипуляций. И потому Симплицимус сразу решил привлечь ближайших мужиков к священнодействию. Это было весьма кстати, потому что Симплицимус мог одновременно провести двойную просветительскую работу: вовлечь в процесс размещения цитатника и одновременно обратиться к своим помощникам с речью.

    Вдохновленный великой задачей, Симплицимус, едва оказавшись у входа на первый ряд яруса, стал аккуратно протискиваться как можно дальше к середине. Мужики в нетерпении проталкивали его дальше, ибо на поле что-то назревало, судя по их широко открытым пастям на багровых от натуги лицах. Оказавшись в расчетном месте, Симплицимус не стал мешкать. Он торопливо вытащил из торбы нужный рулон и, разворачивая его перед орущими мужиками, поднатужился и заорал, что было сил: «О будущие адепты Великого Учения Истинного Знания! Отвлекитесь от праздного времяпрепровождения и посвятите оное высшему предназначению в вашей жизни – изучению Пути к Свободному Сознанию и Здоровому Образу Мышления!..».

    Договорить ему не дали! Выпученные глаза десятка двух мужиков ошеломлённо уставились на истошно орущего говоруна, невесть откуда взявшегося перед ними! Их замешательство длилось одно мгновение, так как ситуация на поле складывалась не совсем так, как того они жаждали. «Это провокатор! Вали его, вломи в сопатку, заткните ему хлебало, скидавай его!».

    Последнее, как действенное средство очищения обзора, было немедленно претворено в жизнь. Симплицимус, как последний, ясно осознаваемый момент в текущем потоке жизни, ощутил краткий миг полета сверху вниз, и в подтверждение сего факта его голые пятки, сверкнув темной молнией над срезом кромки яруса, зафиксировали его как данность перед удовлетворенными мужиками. Тело Симплициума, обрушившись с нескольких метров на нижний ряд уцелело и не разлетелось на брызги и осколки только потому, что приземлилось на крепкие головы вскочивших в этот момент взорвавшихся воплями мужиков. Примяв нескольких из них, чего они даже и не заметили, будучи в состоянии превосходной степени эйфории от только что забитого гола, сбросили с себя докучливую помеху и принялись в полнейшем восторге танцевать кукарачу на теле несчастного Симплицимуса.

    Но Симплицимус ничего уже не чувствовал. Его сознание, покинув многострадальное тело, воспарило в горние выси, туда, где Лик Идеи Пророка ожидал его со снисходительной улыбкой. Ободряюще кивнув, Лик Идеи Пророка произнес: «Симплицимус, на этот раз ты все правильно делал. Твое намерение на этот раз могло стать плодотворным, но только не с этим народным скоплением, так называемым «фанатами». Тут ты допустил промах, но я не виню в этом тебя. «Фанаты» не способны ничего воспринимать. Основные и единственные доступные им способы познания мира – это алкоголь и наркотики и случки с себе подобными самками. Они не читают книг, а потому в их головах, девственно чистых, можно только зафиксировать зрительные образы какого-нибудь общего плана, например, образ поля с перемещающимися по нему игроками. Все, на что они способны, – превратить этот образ в механическое действие по освобождению энергии плоти в виде мордобоя, фатального разрушения пространства вокруг себя и все тому подобное. Поэтому, на будущее, ты должен учесть это обстоятельство и более не тратить свои силы на этот потерянный для цивилизации контингент людской массы! Ты понял меня, Симплицимус?!».

    «О, да! Я понял тебя, Великое Воплощение Идеи Пророка! Если мне будет дозволено, я приложу все силы для продвижения Истинного учения Свободного Сознания и Здорового Образа Мышления, мой Великий Наставник! Но мне кажется, что моему телесному носителю идей Пророка на данный момент нанесены тяжкие повреждения…».

    «Не беспокойся об этом. Ты получишь еще один шанс. Распорядись им во благо Великой цели Идей Пророка. Иди и исполни Заветы, предначертанные Пророком…».

                                                                                Глава 9

    Серая, тягучая мгла окутывала сознание Симплициума. Он понимал, что лежит где-то в помещении на кровати, и из всех, доступных ему чувств, он может пользоваться только слухом. Симплицимус ясно слышал слова, произносимые двумя мужскими голосами, но смысла этих слов он не понимал. Просто он воспринимал звуки в их естественной ипостаси – интонации и силы воспроизведения голосовым аппаратом этих мужчин. А между тем разговор шел о нем, вернее, о его плакатах. Один из них, тембр которого был напряжен, сух и официален, произнес:

    – Как удачно все сложилось! Еще бы несколько часов промедления – и уникальный экземпляр подопытного индивидуума был бы потерян! Как получилось, что он оказался у нас?

    – В институте Склифосовского, куда его доставили, сидели головастые ребята. Смекнув, что вшитый датчик в тело больного что-то значит, они тут же проинформировали нашу службу слежения Лаборатории тестовых испытаний.

    – Да, дорогой коллега! Было бы прискорбно отправить коту под хвост такой объем исследований. Ну-с, приступим. Взгляните, коллега, вот на эти, так сказать, плакаты! Что вы думаете об этих текстах?

    – Несомненно, пациент явно преодолел уровень инфантильного параноика. Если его обнаружили на стадионе с этими лозунгами, то ему удалось перейти в следующее состояние стабильной шизофрении. Вот, например, один только этот текст что значит: «Пророк говорит – закройте все пасти. Навалы страстей и гнилые напасти. Тринадцатый год и потоки событий, Собраться в народ, тот убогий, и выйти, Никак не дают, дабы все эти лица, Тут лепят уют и хотят навариться. Отметить ублюдков печатью позора, И чтоб не спастись от Святого Дозора! Он знает и видит, Куда ты стремишься, Не знает гаденыш, что жизнь обломится! Уда-а-а-а-р! И еще – уда-а-а-а-р! Кончай этот мерзкий базар!».

    – Ну что ж, какой-то смысл в этом есть! В каком-то запредельном ощущении своего «Я», но в этом-то и вся трудность! Он уже не сможет выйти из этого подсознания.

    – Вы правы, коллега. В таком состоянии он не представляет социальной опасности для общества. Как только он восстановится до удовлетворительного состояния, мы можем его отпускать. Результаты дальнейших экспериментов слишком важны для общего «anamnesisvitae».

    Достигающие слуха Симплицимуса слова не складывались в осознанную картину звуковой эмпиреи. Они отражались в его голове как некий фон, на котором у Симплицимуса постепенно возникал образ действий. Он видел себя будто со стороны. Этот фантом словно демонстрировал ему некую инструкцию по дальнейшему практическому воплощению Идеи Пророка в народные скопления. Симплицимус видел, как фантом целенаправленно, будто желал, чтобы его действия были хорошо усвоены, совершил ряд поступков, охватывающих несколько временных отрезков. Например, он, собрав плакаты-цитатники, отправился в некое место, которое Симплицимус должен был хорошо запомнить. Фантом об этом дал ему знать, обернув к нему лицо и долго и пристально смотрел в глаза. И все оставшееся время нахождения на лечебной койке, Симплицимус получал таким необычным образом указания к исполнению Идей Пророка.

    Наконец, в один из заурядных, серо-скучных дней Симплицимусу дали в последний раз пообедать в заведении, выдали одежду, до того не принадлежавшую ему, но, тем не менее, удобную и просторную, и указали на дверь. В дополнение к этим благам ему отдали все имущество, бывшее с ним на момент свершения катастрофической оказии. Но самым важным и ценным, что входило в реестр его имущества, была торба, в которой находились почти все его плакаты и лозунги-цитатники. В этом Симплицимус усмотрел знак высшего благоволения Лика Идей Пророка. Он был счастлив.

    Получив долгожданную свободу, по которой он истомился душой и мыслями, Симплицимус приложил все силы, чтобы оказаться как можно быстрее в своей обители. Там ему предстояло сделать несколько дел, которые были указаны фантомом, как первоочередные и весьма значимые для его миссии. Обвязав себя под просторной хламидой несколькими слоями тряпок, которые оставались от вываривания красок, намотав на голову бандану, Симплицимус еще раз сверил эти приготовления с полученной от фантома инструкцией и, удовлетворенный, выдохнул: «Святой Пророк, во имя Твое иду на битву!».

    Нацепив на грудь цитатник с изречением «Все на борьбу за Здоровый Образ Мышления! Да здравствует Свободное Сознание!», Симплицимус, стоя у двери, в последний раз оглядел жилище и, не найдя противоречий в его состоянии со своим самоощущением, вышел из комнаты. Мобилизовав все свое внимание, Симплицимус со всевозможными предосторожностями преодолел путь до того места, которое ему было предписано в фантомной инструкции в качестве основной дислокации проведения акции.

    Место он нашел быстро, хотя и шел к нему почти несколько часов. Идущий по пути к этому месту транспорт Симплицимус сознательно игнорировал, дабы не утратить связь со встреченной массой людей, шедших ему навстречу. Он украдкой вглядывался в их лица, пытаясь понять, как они относятся к тому, что видят и читают на плакате, висящем на груди. Некоторые из встречных равнодушно скользили по нему отсутствующим взглядом, встречалось много таких, что в некотором недоумении или замешательстве от прочитанного, говорили своим спутникам: «Чего это этот чудик рекламирует? У нас что, наркоту уже пустили в свободную продажу? Ты случаем, не пробовал это «Свободное Сознание?». Может, оно забирает качественнее спайса или плана?». На что следовали ответы: «Ты чё, не видишь? Если там написано «Здоровый Образ Мышления, то точно – это наркота. Просто прикрытие от полиции».

    Симплицимусу такие разговоры мало что говорили. Но он понял одно: его воззвание не остается без внимания. Раз оно задевает одиночных людей, значит, в местах народного скопления его эффект будет пропорционально значительнее. Здание, к которому стремился Симплицимус, и в самом деле было приметным. Красное, пятиэтажное, с колоннами по центру фасада, оно и в самом деле внушало почтение. Тем более, что на противоположной стороне улицы, памятник в виде мужика, оседлавшего коня, ободряюще протянул руку, определенно указывая Симплицимусу, что тот не ошибся с выбором места. Несмотря на то, что по улице, где оно находилось, шло много людей, около него самого людской поток иссякал, как будто какое-то невидимое ограждение препятствовало прохождению мимо него. Высоченные ворота по обе стороны с железными створками словно говорили идущим: «Ну, что стал? Проходи, не задерживай!».

    Правда, все эти ассоциации, возникающие в головах людей, совершенно ничего не говорили Симплицимусу. Он только посетовал в душе, что место, определенное ему как трибуна свершения ответственейшей и великой миссии, так мало напоминает народное скопление. Но в этом, видимо, и состояла первая и самая трудная часть миссии Симплицимуса – собрать в этом месте народное скопление и проповедать Святую Истину Идей Пророка!

    Осторожно, чтобы не стать помехой на пути пробегающих мимо по неотложным нуждам граждан, Симплицимус занял место у массивных ворот, справа от этого чудесного, красного цвета, здания. Опустив около себя торбу, он достал один из рулонов с начальным знаковым текстом и пришпилил его к металлическому ажуру ворот на всю длину. Сам устроился сбоку, чтобы надпись была видна максимально насколько можно: «Рыба тухнет с головы! Думай мозгом, не глупи! А не можешь, так купи!». Несколько подумав, Симплицимус вытащил еще один плакат. Его резкая, ритмическая структура вполне возможно будет популярна у какой-то части народного скопления. Что-то говорило Симплицимусу, что это правильный выбор.    
    
    Прикрепив этот лозунг чуть выше первого, он отошел на некоторое расстояние, чтобы удостовериться в хорошей читаемости этого, лично ему принадлежащего текста: «Пророк говорит – закройте все пасти. Навалы страстей и гнилые напасти. Тринадцатый год и потоки событий, Собраться в народ, тот убогий, и выйти, Никак не дают, дабы все эти лица, Тут лепят уют и хотят навариться. Отметить ублюдков печатью позора, И чтоб не спастись от Святого Дозора! Он знает и видит, Куда ты стремишься, Не знает гаденыш, что жизнь обломится! Уда-а-а-а-р! И еще – уда-а-а-а-р! Кончай этот мерзкий базар!».

    Как ни бывает провидение прозорливым и удачливым, но тут произошло одно из самых удивительных происшествий, которое Симплицимус мог только себе вообразить. Едва он вернулся на место, которое определил себе у ворот и обернулся, как увидел подле себя несколько вдруг возникших прохожих. Некоторые были парами, другие стояли порознь, но их становилось все больше. Те, кто возник раньше, уже с горящими от предвкушения чего-то исключительного глазами, в некотором забытьи читали его тексты вслух, и по нескольку раз, видимо, чтобы вникнуть в эти слова, просто несовместимые с местом, на котором они находились. «Не, ну ты смотри, прямо улет какой-то! Это ж надо, так приколоться под носом у этих!». И они кивали на красное здание, имея в виду нечто нехорошее, могущее излиться из него.

    Те, кто был постарше, хмыкали с довольным видом и, старательно пряча свои ухмылки от постороннего взора, не задерживаясь надолго, проходили дальше. Молодые, которых становилось все больше, не обладали таким иммунитетом житейского опыта, и потому, не скрывая своего восторга, не в силах сдерживать переполнявшие их эмоции, скандировали в открытую весь текст. А некоторые, мгновенно превратив лозунг в речевку,
пританцовывали на манер хип-хопа. «…и чтоб не спастись от Святого Дозора!.. кончай этот мерзкий базар!».

    Но самым удивительным было то, что к Симплицимусу пока никто из собравшейся толпы не подошел. Его непрезентабельная особа, видимо, никак не ассоциировалась с значимостью такого явления. И все же, по мере разрастания шума и гама, у кого-то все-таки проявилась конкретная мысль: «Автора! Где автор?!». Симплицимус понял: настало его время, время проповеди и просвещения этой темной массы. Он воздел руки и выкрикнул, почти простонал: «Люди! Заблудшие и отринутые от Истинного Знания и Свободного Сознания! Не медлите! Я приведу вас в объятья Пророка, – Света Истинной Свободы и Здорового Образа Мышления!..».

    Симплицимус вознамерился продолжить далее свои призывы, но стоявшие вокруг него юнцы и девицы в ошалелом восторге мгновенно прониклись его воззваниями. В том, что это автор лозунгов, у них не возникло ни малейшего сомнения, – слишком соответствующим и неординарным был облик этого одушевленного монумента. Сомкнув свои ряды вокруг Симплицимуса, они стали ладно и складно скандировать: «Рыба тухнет с головы! Думай мозгом, не глупи! А не можешь, – так купи!». Рев их юных глоток стал разноситься далеко окрест. И уж конечно, не остался не услышанным в прекрасном, большом, красного цвета здании. В окнах его появились бледноватые овалы официальных лиц и прочих чиновников. Что им почудилось в этот момент – неизвестно, но только через несколько мгновений из главного подъезда, обрамленного красивыми колоннами, выскочили несколько мощных фигур, а со стороны проезжей части дороги с двух сторон стремительно припарковались несколько машин, с характерными чертами спецтранспорта. Из них посыпались грозные, в мощном облачении фигуры служителей порядка и закона.

    «Атас! Менты-понты подгребли!» – раздалось единым кличем по народному скоплению. И, несмотря на малое пространство для маневра, всю тусовку в единый миг как ветром сдуло. Остался стоять, подобный скорбной статуе свободы и мнения, один Симплицимус. Ему-то и досталось все то, что служители закона и порядка копят в себе от одного подходящего случая до другого. Энергия, с которой они стали обрабатывать ручным инструментом бока и спину Симплицимуса, адекватному описанию не подлежит. Больше их действия подходили для каких-нибудь молотобойцев в рудных копях. И, тем не менее, Симплицимус стойко выдержал этот физический торнадо. Вернее, его тело, так как сознанием Симплицимус находился уже далеко, на пути к Лику Идеи Пророка! Поэтому он не мог видеть дальнейших действий бравой гвардии. Распоряжавшийся действом начальник что-то проорал и пара могучих «молотобойцев» бросилась срывать бумажные плакаты. Вмиг уничтожив смущающие народ призывы, они затолкали остатки плакатов в торбу, подхватили тело Симплицимуса за безжизненные члены и вбросили в один из бронированных фургонов вместе с торбой.

Через несколько минут, подъехав к одному неприметному зданию, пара «молотобойцев» в шлемах, скорым темпом выволокли из фургона тело Симплицимуса с его скарбом, проскочили пространство до подъезда и прямиком направились к одному примечательному месту, которое в народе прозывается «обезьянником».     Вкинув Симплицимуса в зарешеченное пространство, они быстро оформили документы происшествия и покинули сие здание. Полицейский чин, нимало не интересуясь прибывшим клиентом, как сидел за застекленной будкой, так и остался пребывать в ней в состоянии томительной от безделья прострации.

    Но оставаться в этом блаженном состоянии долго ему не пришлось. Через минут десять к неприметному зданию с оглушительной сиреной подкатил другой транспорт, с характерной росписью красными крестами по бокам. Из прибывшего вместе с ним очень презентабельного автомобиля вышли двое представительных мужчин и, в сопровождении огромного размера обломов в белых халатах, вошли внутрь. Что происходило там в течении нескольких минут для находившегося в неадекватном состоянии Симплицимуса, было несущественно. Главным оказалось то, что после нескольких минут переговоров, звонков и перемещений прибывших лиц внутри здания по кабинетам, сопровождающие важных персон амбалы в белых халатах подхватили тело Симплицимуса и откантовали в белый, с красными крестами фургон. Через некоторое время вышли обе важные персоны, и весь кортеж из двух столь разнородных по составу машин отбыл в неизвестном направлении.

                                                                        Глава 10

    Если бы Симплицимус мог предвидеть последствия своих исканий истины, то через некоторое время, положенное по естеству выздоровления, порадовался тому обстоятельству, что ребра его были утянуты многими слоями тряпок. Когда он проделывал эти манипуляции, он не задумывался, для чего это нужно. Просто ему так было предписано фантомной инструкцией. Но теперь, когда сознание его возвратилось из горних высей Лика Идей Пророка, он с тихим смирением понял всю предусмотрительность данного ему указания.

    Ручной инструмент, которым его так лихо обработали шлемоносцы, в их умелых руках был равен по убойной силе средневековой булаве. Эти ревностные служаки закона и порядка, следуя строгому предписанию не применять столь действенное средство в отношении голов предметов своего внимания, дабы не хоронить потом их, бедолаг, без мозгов, и, причем, за свой счет, в отношении остальной части доступных телес не умеряли пыла воспитательных мер.

    Покровительствующая Симплицимусу ипостась Святой Истины была мудра и предусмотрительна. Тряпки на тщедушных ребрах ее избранника сделали свое дело – сыграли роль демпфера, правда, не столь эффективного, как средневековая кираса, но в достаточной степени позволивших сохранить функциональность внутренностей своего апостола. Потому Симплицимус, несмотря на тяжесть понесенного им ущерба, все же достаточно быстро оклемался, чем привел в некоторое приятство расположения духа своих лекарей-попечителей.

    – Поразительно, но это совершенно необъяснимый случай в моей практике. Его гомеостаз даже не предполагал такую невероятную скорость восстановления.

    – Я думаю, дело тут не в его физиологическом состоянии, сколько в психологической устойчивости. Шизофреникам свойственно в самой превосходной степени сохранять свою жизнеспособность, несмотря на критически экстремальные условия для их существования. Яркий пример тому различного рода стоики, мученики, добровольные изгнанники, пустынники, затворники, йоги всех мастей и толка. Кому как не вам, коллега, знать об этом сильнейшем стимуле выживания – наличия в разной степени шизофрении у этих индивидуумов.

    – Да-да, вы правы, но этот случай?! Что такого могло способствовать его невероятно быстрому процессу регенерации столь обширных соматических очагов поражения?

    – Помниться, вы сами недавно определили это уникальное состояние – стабильная шизофрения, как полное и безвозвратное погружение в тексты найденных у него книг Пелевина и Сорокина. Особенно вот в такой, затертый почти до дыр кусок из романа, который лежал в его сумке:

    «…— Верно, верно.

    — Конечно. Лонар прое и тогда — гоббс.

    — Правильно…

    — Дорса имка тор.

    Бурцев склонился над журналом:

    — Далее следует проранрс Фёдора Мигулина на орпорснр Виктор Фокин. Феде, как говгоренр, а Вите опроенра шощы апвпа енокнре, товарищи, это порснра.

    — Как проар егон, так и лилоено, — улыбнулся сидящий рядом с Суровцевой Фокин.

    — Точно, Витя. И в данном арпврпк ны действительно — опроа.

    — Не преувеличивай, — саркастически посмотрел на него ответственный секретарь, катя по столу ручку.

    — Да я раоркнр опра, Григорий Кузьмич, — Бурцов повернулся к нему, — ребята действительно длыоренр шиоркн.

    — Это разные веши, это не арпврпу кыавц апар…

    — Но проак не гова до?

    — Ну и что? Долопа кап имак…

    — Гриша, не орвпа его, — буркнул зам. главного и ответственный секретарь замолчал, снова занявшись ручкой.

    — Так вот, товарищи проарнр цувыув дято Владивосток-Москва, доароре шлочпмапм все остальные товарищи. О арпрп кнон аорк ен. Догоав на Владивосток, а потом — поранр фхед на воро Москва. И пять месяцев арпврпкнп! Лора неепв ушоно замечательно. Боро шоврпаукач сиари оптр аипмв аеркнр фшон Владивосток. Это замечательно, но что же ооарнкр енро? А то, что — апровркнр Москва не прорагокго ядлрого лоа! Вот о чём надо еонранре сипаи!

    — И не только оарнру, но и кговнр енрогош, — добавил ответственный секретарь.

    — Безусловно, — продолжал Бурцев. — Это прыкапар не апрва Владивосток-Москва а потом прагоешл вдл аьльа Москва-Владивосток. Так что лов о к оптрт енга онкон ва ваку генороа на хороший уровень. И я думаю, товариши, гвара капавпа пороаго его надо поощрять раерк. Это естественно, потому что жаваек нарер. Вашоене апрпв ан конранр ерорсипиа кпнпаепк туда, а оттуда — роаркр ерорвер по-настоящему!

    Собравшиеся одобряюще закивали:

    — Верно.

    — Дороне наке. Понятно…

    — Минапк енро ваык.

    — Они шоваку торивас оло.

    — Правильно, Боря. Дологапы…

    — Надо, надо рошорокуеть апами.

    — Молодцы.

    Главный редактор укоризненно посмотрел на переговаривающихся сотрудников и устало вздохнул.     Разговоры стихли.

    — Но в конце проагокне ыаку змрпор, — бодро продолжал Бурцов, — ротиот проврае аерк щоспаоре pane енк. Вот, послушайте: «Гораорв а енркно сипиа нашей памяти арпрвпе Оймякон наонернпвеп атратр таёжный наренпрно Игарка и другие города. А что же аропренр кенрвеп качество? Дорога на раеркеп нкене апивпиап хорошо проаркнрн испи Игарка наонрк его центр. И машины раору керверк нрчнро арпр снег, снег и снег. И только ранркнрвпе длч роро на пне таёжного великана…».

    — Хорошо.

    — Молодец, оарорее ева…

    — Хорошо кончил. Олаваыку.

    Перелистнув страницу, Бурцев энергично хрустнул пальцами:

    — После опговгокне Жилинского — парнвре. Логаон Нина Семёнова опроенр «Доломинапав».

    Собравшиеся загудели».

    – Бог мой! Что это за бредятина?!

    – Это, коллега, роман «Норма» уважаемого Владимира Сорокина.

    – В смысле что, – это издано?!

    – Как видите. И, мало того, подавляющим числом критиков признается за некое новое слово в литературе, так сказать, начало нового века русского языка!

    – Бедные, бедные люди! – горестно покачал головой профессор. – Видимо, не так уж и уникален наш пациент. Предположу, что скоро все клиники и дома сумасшедших заполнит контингент попавших под удар этой, с позволения сказать, …и!

    Второй ничего не сказал. Отвернувшись к окну, чтобы успокоиться, он стал считать опадающие, окрашенные багрянцем листья, со стоящего рядом с окном огромного клена. Придя в некоторое равновесие духа, он повернулся и с улыбкой сказал:

    – Как бы там ни было, эксперимент должен продолжаться. Как только пациент восстановится, выпишем на прежних основаниях – дееспособен, не опасен, коммуникабелен и расположен… Ну, в общем, как положено…

                                                                                    Глава 11

    Полная регенерация соматических очагов поражения, как говорил профессор, прошла для Симплицимуса почти незаметно. Все то время, пока его многострадальное тело усердно накапливало жизненные силы, сам он накапливал духовные, находясь пред Ликом Идеи Пророка.

    – Симплицимус, ты верный последователь Истинного Знания, а посему достоин посвящения в следующую ступень Света и Совершенства. Знай же, вслед за известным тебе Величайшим Пророком и его соратниками, идут другие, не менее мудрые и непостижимые. Тебе надлежит изучить в самое кратчайшее время их тексты, чтобы присовокупить к тем шедеврам Свободного Сознания, подвигших тебя к его поиску и жажде постижения! Ты понесешь Свет Истинного Знания в народные скопления и тем будешь прославлен среди достойных! Через абсурд, нелепость и бессмысленность своих проповедей ты покажешь адекватную твоим проповедям ценность произведений этих авторов!

    Много чего сказал Симплицимусу Лик Идеи Пророка. Хотя последнее предложение Симплицимус не понял, но каждое услышанное слово огненными знаками запечатлелось на благодатной почве серого вещества мозга Симплицимуса. Такое покровительство высшей сущности стало для него светозарными лучами, озарившими жизненный путь Симплицимуса до самых последних его мгновений. Эти мгновения заодно осветили скорый конец его земного пути, что Симплицимус принял с достоинством стоика. Пусть ему суждено погибнуть за величайшее деяние, когда-либо выпадавшее на долю смертного! Это его путь, стезя просветителя и адепта!

    Оказавшись в своей комнате, Симплицимус первым делом осмотрел свои плакаты и лозунги. Несколько из них ему предстояло реставрировать и проделать это так, чтобы ни у кого не возникло стремления уйти от них преждевременно, не желая разбирать каракули и неровные строчки! Работа не заняла много времени, несмотря на очевидные трудности. Плакаты от неаккуратного обращения с ними шлемоносцев обратились в беспорядочные пазлы.

    Следуя фантомной инструкции, Симплицимус, повинуясь непонятному инстинкту, шел всегда в такие места, которые ранее видел в предписаниях фантома. Приходя на место, Симплицимус старательно развешивал плакат и, присаживаясь на корточки, отображал на лице некую значительность соотнесения его персоны с нахождением на данном участке города. Некоторое время он пребывал в статусе попрошайки-одиночки. Но постепенно вокруг него стихийно образовывались кучки и группки каких-то людей, называвших себя его сторонниками или поклонниками. Эти люди, в основном молодые, принимали его тексты за модный рэп, повторяя за ним его «катрены». Взяв на себя значительную часть хлопот по пристраиванию рулонов с плакатами и лозунгами, они освобождали Симплицимусу время для продуктивного внедрения Святых Текстов Пророка в народное скопление.

    Поначалу все шло по знакомому пути развития событий. Симплицимус сидел на асфальте и, закрыв глаза, раскачиваясь, монотонно декламировал свои тексты, не обращая внимания на непонятные для него эскапады. Его волновало только одно, – наличие рядом народного скопления и возможность проповедовать среди него Истинное Знание и Здоровый Образ Мышления, а собиравшиеся вокруг него толпы, разбиваясь на небольшие группки по интересам и в живописных пританцовках, орали каждый свои речевки. Первое время среди них слышались и «Хари Кришна, Хари, Хари…», и еще что-то вроде «Чмоки, чмоки…», а то и вовсе просто истошный рев и вопли, раздававшиеся из динамиков про загубленную жизнь в горах Гиндукуша.

    Но это уже не пугало Симплицимуса. К этому времени он сообразил, что незваные помощники надежно прикрывают его присутствие в данном месте и времени. А то, что они используют его тексты вперемешку с какими-то просьбами к проходящим мимо прохожим, то в этом Симплицимус не препятствовал такой инициативе своего окружения. Остановленные проникновенными словами свиты Симплицимуса прохожие, повинуясь инстинкту сострадания, так как взгляды, с которыми они взирали на Симплицимуса, не отражали ничего, кроме жалости и сочувствия, бросали деньги в стоящий рядом с ним ящик, который под конец дня заполнялся под завязку.

    Сама собой, как приходит смена времен года, возникла традиция, – толпы его фанатов относили Симплицимуса на руках домой, а сами поначалу дежурили у его подъезда, оставаясь на ночь. В его квартире отдельные личности организовали штаб по ускоренному изучения текстов Симплицимуса. На собранные деньги издали его тексты в известном издательстве, развернув мощную кампанию по распространению его гениальной книги среди населения и учреждения, а также вручали проходящим мимо прохожим. Но апофеозом, триумфом учения Симплицимуса стали проповеди и массовые декламирования его текстов на стадионах и площадях.

    «Рыба тухнет с головы!», – орали в восторженном экстазе последователи Симплицимуса. А потому перед ними не было проблемы – с каких мест начинать свою деятельность. Образ мышления сначала должен быть исправлен у «власти!». Некоторое время бурлящие массы, заквашенные на крепком коктейле идей Симплицимуса, не очень беспокоили власть предержащих. «Пусть забавляются, лишь бы что круче не вытворяли!». И даже, в угоду сильной струе обновления культурной жизни, высочайшим указом текущий год был объявлен «Годом культуры»…

    Симплицимус уже не принадлежал себе. Жизнь стремительно рванула с места в карьер и понесла по неизведанному руслу в безбрежный океан людских страстей. Много он не понимал. Но этого и не требовалось от него. Сам того не подозревая, Симплицимус своей неординарной дребеденью угодил какой-то группе людей, организовавших партию «Экологов Духа». Они сделали его своим идеологическим лидером, организовали кампанию по освобождению из «сумасшедшего дома», где, по их мнению, его упрятали власти и развернули изучение его собственных писаний.

    Он стал невероятно популярен. На него ссылались политики и прочие проходимцы разного рода и толка. Стало модно ходить на его выступления на стадионах и в концертных залах. Сами Пелевин и Сорокин и даже Захар Прилепин, с омоновским блеском в глазах, с восторгом слушали его речи, а после выступления, нимало не стесняясь своего интереса, стояли в очередь за автографом этого уника. Прилепин же держал в руках сразу четыре экземпляра книги Симплицимуса, которые он страстно возжелал иметь у себя с автографом популярного гения.

    Писатель Рой принес с собой целый чемодан гениального творения Симплицимуса. Когда журналисты подивились столь неумеренному количеству книг, Рой, загадочно и, вместе с тем, снисходительно улыбнулся и ответил: «Я продам эти шедевры и на вырученные деньги издам свой роман…».

    Симплицимус в первый же день продажи книги проставил 2385 автографов, во второй 12000, а когда в третий день число его подписей достигло 30000, кисть его руки отказалась ему служить. Но организаторы не растерялись. Они принялись ставить на форзаце его книг штампик с его факсимиле со скоростью печатного станка. Симплицимусу оставалось только ставить крестик сбоку от штампа. И самым значительным событием этого периода культурной жизни страны стал тот факт, что сам великий и непревзойдённый Мастер создания полемических коллизий Владимир Соловьев пожелал увидеть Симплицимуса своим визави у себя на «Поединке».

    Наконец, его слава достигла высокого собрания государственных мужей, которые на нескольких своих заседаниях пытались разрешить «что делать с этой, хрен знает откуда взявшейся проблемой», типа «пусси райт»! Один авторитетный благородный муж, лидер известной оппозиционной партии, не стал особо заморачиваться этой «проблемой!». Нацепив на лицо официальное выражение, он раздраженно произнес с трибуны уважаемого собрания: «Каждый должен находиться там, для чего он лучше всего предназначен – политик в Думе, а сумасшедший в психушке! Ну, это… есть еще рабочие и крестьяне – так те уже при деле, так что не будем заморачиваться! Нет никаких проблем и все! В психушку этого недоноска!».

    И что самым удивительным было то, что эта грандиозная по своему пиару кампания практически прошла незаметной в средствах массовой информации. Говорят, те креативщики, которых Симплицимус избрал в качестве каких-то «пророков», собрались в одном из элитных ресторанов и, проявив редкое единодушие, постановили стереть любые упоминания об этом идиотском случае в литературной жизни страны напрочь.     Такая инициатива обошлась им недешево, но престиж того стоил, ибо пиар сумасшедшего недоумка мог обойтись им намного дороже. И так, говорили, тиражи их текстов упали до смешного мизера! Акцию осуществить им успешно удалось, судя по многочисленности появившихся текстов означенных выше авторов на литературной Олимпе.

    На этом заканчивается история Симплицимуса, страстного борца за Здоровый Образ Мышления, Свободы Сознания и еще двух малых пустяковин – здравого смысла и красоты изложения в их книжном воплощении. А вдруг бы ему удалось отстоять то, что столетиями талантливейшие люди Земли создавали как здание литературного Храма, в котором каждый мог причаститься духовной красоте Слова и Чувства в их единой ипостаси – Литературе. Симплицимус… где ты?