То, что история эта, так мало похожая на правду, не есть злостный своекорыстный вымысел, но дивно подвергшаяся приукрашениям и метаморфозам давняя быль, была рассказана автору одним из старожилов Марьина, в правдивости коей было получено от него клятвенное заверение. В своих, не имеющих предела, фантазиях люди, слышавшие ее, привносили в эту, когда-то истинно произошедшую историю частичку своего опыта, отчего она, как собранная мозаика из слов и мнений очень многих людей, постепенно приобрела черты фантасмагорические.
Некоторые стороны этой истории, не поддающиеся рациональному толкованию, рассказчики, ничтоже сумняшися, сваливали на прихоть судьбы, стечения обстоятельств, на происки чиновников, а то и просто нечистую силу в самых разных своих проявлениях, причем некоторые из чиновников ими были относимы ими именно к последней категории.
Много воды утекло с тех пор, и остались эти события в народе как некое сказание о своекорыстных злокознях людей, повинных в мытарствах одной несчастной женщины, утвердив их в памяти своей, как марьинскую легенду, которую автор и предлагает к прочтению и вящей пользе дорогих его сердцу читателей.
Неким весенним днем мужчина обыкновенной наружности лет тридцати пяти, еще не утративший упругую округлость щек, свойственную всем молодым организмам, оторвался от монитора часа в три пополудни и взглянул в окно. Там все брызжело и сверкало великолепием чистейшего майского дня. Ярчайшая синь небес после тошнотного, обрыдшего серого цвета клавиатуры заставила его на минуту зажмуриться.
Разгибая затекшую спину, он с удовольствием потянулся и, встав с кресла, подошел к окну. С высоты одиннадцатого этажа раскинулся перед ним простор Марьинского парка. Проснулись в нем птичьи инстинкты, страстно возжелал он вылететь в окно, составить компанию стремительным ласточкам и другим пернатым существам, перелететь через тяжелую лазурь вод Москвы-реки и полететь дальше, за высотки на другом берегу...
«О, господи, померещиться же такое!»,─ хмыкнул Карманов, ─ так и действительно сигануть в окно недолго!.. А вообще-то, рвануть бы сейчас на дачу, о-ог-р-р...», ─ утробным стоном завершил он свои размышления. Тем более что они были прерваны каким-то посторонним звуком.
Что-то неявное, но смутно-волнующее постепенно пробилось к его сознанию, и Карманов понял, что тот гул, который достигал его слуха через открытое окно, был ничем иным, как неспешным говором мужской компании, может, чуть-чуть подогретой парой принятых стаканов водки. Такое событие, как этот майский день, да еще выпавший на выходной, наверняка не мог быть пропущен дворовыми мужиками в своем стремлении пообщаться, поделиться, отметить его особым знаком внимания, то бишь, более полной складчиной на качественное водочное питье. Никому не хотелось, как в прочие дни, нагрузиться поскорее дешевой «паленкой»! Такой день должен быть отмечен особо!
Карманов знал и другую сторону таких собраний, остающейся неизменной несмотря ни на какие погодные и финансовые условия. Наличие изобилия водки еще не означало такого же изобилия в закуске! Неприхотливость мужиков в этом компоненте своих застолий иногда поражала Карманова и уж, конечно, полностью его не устраивала. А посему, наспех выпив чаю с бутербродами, он завернул оставшиеся в пакет, ибо знал, что они еще пригодятся ему во дворе!
У стола, обсаженного кустами сирени и акации, в порядке, заведенном со времен устройства этого уютного и укромного уголка, сидели Иван Афанасич, Валерка по прозвищу Цыган, всегда угрюмый Пахомыч, мужик лет пятидесяти и еще один Иван по прозвищу Косой. Они потеснились и продолжили разговор, который Карманов прервал своим появлением. Судя по накалу эмоций, и разнообразнейших мимических состояний лиц мужиков, разговор был весьма занятным, в чем Карманов тут же убедился:
─ ...ну так слушайте, пока я еще не отпал! Через час будет уже поздно, и вы никогда… никогда, мужики, не узнаете всю правду об этой истории!
Иван Афанасич со строгой миной оглядел всех, словно желая убедиться в готовности каждого из присутствующих здесь мужиков внимать ему:
─ Говорить буду долго, потому опрокинем для начала! Хотя, если кто не хочет ее услышать, того прошу погулять где-нибудь в сторонке! Нечего перебивать меня! Твое дело, ─ он поворотился в сторону Косого ─ верить или не верить, но я расскажу так, как все было на самом деле!
Мужики тут же выразили свою заинтересованность в желании слушать Афанасича без передыху, ибо знали его как отменного рассказчика и привирателя! Почему, видимо, Косой и выразил свое сомнение в достоверности рассказа Ивана Афанасича. Но Косого, помимо Ивана Афанасича, осадили и сами мужики, желавшие послушать еще одну из замечательных историй из уст бывалого сказителя...
─ Да, было это, дай бог памяти, в ржаво-шершавом году, аккурат в то время, когда одна двухметровая обломина выкорячивалась перед всем народом в центре Москвы.
─ Это ты про кого? ─ заинтересованно рыгнул Цыган.
─ Известно, про кого! ─ ответил за Ивана Афанасича Пахомыч. ─ Ему бы еще перед этим ведро водки заглотить, так он бы всю Россию на куски голыми руками порвал бы на закусон, стервец!
─ Верно говоришь! ─ согласился Иван Афанасич. ─ Только тогда этого никто не знал. Поэтому этот обалдуй весь народ обвел вокруг своих оторванных пальцев. Ну, ладно, слушайте дальше. За точность не ручаюсь, но дело было так. Пропала баба. Ушла из дома и не вернулась. Такая, знаете, молодая, цветущая, полная сил любимая жена, обожаемая мамуля и почтительная сноха, как потом ее родственнички плакались. А жила она в нашем доме, как раз во втором подъезде, ─ и он многозначительно взглянул на Карманова.
Что только не предпринимал Петька, ее муж! Морги, больницы, все места, где она могла бывать, обошел-обзвонил, ─ ничего! Приходил участковый, спрашивал, зачем она и по какой причине ушла.
Петька сообщил, что она пошла в паспортный стол, чтобы штамп выправить. Что-то там с ним оказалось не в порядке. Она ходила на почту и ей отказали в выдаче посылки. В штампе была замечена неточность.
─ А как же она до этого жила? ─ заметил недоуменно Карманов.
─ Да вот так и жила, все как-то, видимо, привыкли и не смотрели штамп.
─ Заливаешь, как куча гадалок! ─ усмехнулся Карманов. ─ Чтобы человек жил с неправильным штампом о прописке? Гонишь понты и хочешь, чтобы тебе поверили?!
─ Не верите?! ─ вскричал в сердцах Иван Афанасич. ─ Да вон сам Серый идет, хошь, спроси у него.
Сереге заорали:
─ Серый, поди сюда!..
Серега, малый лет тридцати, с наложенной на лицо маской тяжкого похмелья, подошел и хмуро поздоровался.
─ Тут у нас разговор зашел о твоей матери. Это правда, что она пропала с концами и так и не нашлась?
─ Угу, мать не нашлась... ─ скучно сказал Серега и добавил. ─ Плескани немного, а то чей-то в горле запершило…
Он выпил, занюхал порцию кусочком хлеба и сказал:
─ Пойду. Надо дочь из школы забрать. Бывайте...
─ Ну, а я чего говорил! ─ с металлом в голосе уверенного в свой правоте человека обвел всех взглядом Иван Афанасич. ─ Так вот, искали ее месяца два, и, не обнаруживши тело, отплакали, помянули, да так и кончилось дело на том. А в то время начальником паспортного стола был майор Завьякин Андрей Завьялович, мужик представительный, только, почему-то, манерой общаться сильно смахивающий на заматерелого братка, ─ и тот только руками развел. «Паспорт ее», ─ говорит, ─ «у меня лежит, но раз нет правильного штампа в паспорте, то, стало быть, нет и документа. Как выправлю, так сразу и отдам! А про жену вашу ничего не знаю».
Про майора говорили, что он был ретивым служакой. А тут, увидев такой непорядок в документе, в паспорте, то есть, без разговора забрал его у бабы, кинул в стол и сказал: «Разберусь, тогда выдам!».
А пропала она, я думаю, вот так. Видно ее сильно расстроила такая ситуация с паспортом, и пока она шла по улице, как нарочно, случилось проезжать ментовскому патрулю. Видать, что-то им не понравилось в лице Маньки, это ее звали так.
Иван Афанасич снова посмотрел на Карманова:
─ Может, по случаю лишения своего паспорта, выражение ее лица было не слишком мирным, не знаю, только посадили они Маньку в машину и тут же потребовали документ. Наверное, для выяснения личности. А Манька вообще была баба с мнением о себе значительным и точно, не сдержалась она и высказала им все, что думает о такой ситуации и о них самих. Наверное, нервы подвели. Понятное дело, менты не стерпели и прямым ходом в отделение. В «обезьянник»! Вот с этого времени ее местопребывание уже никто не смог определить. Исчезла, испарилась!
─ Ну фигня это! ─ сардонически воскликнул Цыган. ─ Не менты это! Тут надо определить еще, кто так мог Маньку упрятать?! Это ее свекруха заговор на нее сделала, потому что моя мать слышала, как та болтала с бабами про знакомую ведьмачку!
─ Чушь несешь! Там другие разговоры шли. Петьке, сочувствуя, все в один голос говорили: «Что поделаешь, раз такое случилось! Оно даже как-то и легшее стало», ─ утешали его соседи. ─ «Нет ее, и расходов на похороны не предвидится!». И то, правда, мужики, всему свой срок! Жизнь-то дальше идет.
Вот поразмышлял так Петька, отгоревал свое и вдруг через некоторое время начал замечать, что свобода есть чувство не менее ценное, чем все блага семейного счастья. В самом деле, и выпить можно с устатку, когда хошь, и после работы не нужно лететь домой сломя голову, как угорелый! Это он нам сам так говорил потом.
Детки его тоже как-то свыклись с тем, что матери больше они не увидят и нашли в этом даже некоторую пользу. Бабка им растолковала, что они и так вырастут без мамки, а вот без пряников и конфеток к празднику они точно не останутся. Уж она-то, их бабка, об этом позаботится. Вот так мамаша Петькина всех подзуживала, пока не внушила им всем нужные ей мысли.
А дальше началось какое-то ведьмовство. Вскоре в семье стали замечать, что возле них обретается еще какая-то женщина. Пытается обратить на себя внимание, виновато улыбается и прочее. Как Петька рассказывал, чувиха какая-то старая приперлась и заявляет с порога: «Жить здесь буду, право имею. Я жена твоя!» А Петька ей говорит: «Заливай кому другому! Моя жена по полгода не шляется неизвестно где! Куда тебе, старухе, в мои жены лезть!».
Баба, как водится, слезу пустила, но Петька отшил ее наглухо. Баба слезно просила посмотреть их фотографии. Намекая, что и она там изображена. Но семья уперлась, говоря, что залапает, загадит своими грязными пальцами светлый лик их нежно вспоминаемой жены, матери и снохи! Это они так сами про нее говорили и в милиции и во дворе. И отказали...
И то, если разобраться, эта косматая, седая и извазюканная баба никак не походила на светлый образ дражайшей супруги, обожаемой мамули и покорной снохи, ─ утрированно гыкнул Иван Афанасич. ─ А главное, под конец Петька паспорт у нее спросил, а баба тут совсем сникла. Постояла, и поперлась назад. Однако дочь вынесла ей в одноразовой тарелке каши, что осталась от обеда, и дала два рубля мелочью. За что была обругана Петькой немилосердно: «Приучишь всяких, так и повадятся ходить сюда со всего района!».
Тут Иван Афанасич на некоторое время прервал свой рассказ из-за прихода самого Петьки. Мужики, желавшие прояснить истину от первого лица, быстренько предложили ему промочить горло, а затем в несколько голосов поинтересовались, ─ правда ли то, что говорят о его жене по всему району? И почему дело, бывшее так давно, до сих пор обсуждается бабками и прочим людом?
─ Конечно, правда! ─ ответил Петька. ─ Я и сам страдаю от этого выше крыши. Первые года спасу от разговоров не было. Чего только не болтали! И будто я Маньку укокошил, потом порубил, сложил в мешок и в реке утопил. Во дворе бабки, какой из них сослепу померещится Манька, будто видела ее только что, тут же начинают обсуждать ее появление на все лады! Прямо проходу мне не дают! Что не к добру это, когда мертвая вдруг начинает бродить по местам, где жила. А еще, будто Манька специально спряталась и караулит меня, не изменяю ли ей с кем-нибудь!
Мужики понимающе закивали головами. А Петька, распалившийся вдруг не на шутку, выдал им еще парочку подобных перлов дворовых сплетниц:
─ Одна из них говорила, что я держу жену в доме на привязи из ревности и никому не показываю, чтобы она не изменяла мне. А другая склеротичка без конца спрашивает: «Петь, а Петь, поди-ка на минуточку. Хтой-то к вам вчерась приходил? Шум, говорят, какой-то был? Вроде Манька твоя вернулась, ай нет?».
Но Иван Афанасич, будто приревновав Петьку к вниманию мужиков, быстренько оборвал его откровение и продолжил, словно и не слышал его слов:
─ Почему так случилось, неведомо, но объяснять это все стали крепкостью законов и их неукоснительным соблюдением. Люди вроде и не сопротивлялись, да и как сопротивляться, раз так положено по конституции. На то бумаги и существуют, чтобы порядок был и учет. А иначе, сколько лишних может образоваться личностей?! Так и до развала порядка недалеко. Мало ли кто удумает под чужим именем творить свои делишки! И без этого хватает такого, даже при нынешнем строгом учете...
Мужики одобрительно угукнули и качнули головами: «Правильно говоришь! Весь терроризм от этого и происходит!..».
...потому и не удивительно, что даже близкие и родные ей люди, ─ Иван Афанасич кивнул на Петьку ─ муж, дети и свекровь не признали ее, ─ закончил он и взялся за стакан.
И пока шло круговое опорожнение бутылки из единственного стакана, Карманов, ожидая своей очереди, несколько призадумался. «А действительно, что уж тут говорить о горемычной? Кто ее смог бы узнать после пережитого? Ведь женщину старит не столько время, как то, как она его прожила. Недаром же говорят в народе: «На ней, или на нем, лица нет...». После таких мытарств, не только человек лицо потеряет, а и памятник, будь он хоть из гранита, сотрется до оглаженной временем рожи скифского истукана. Вот поэтому исчезло ее красивое, московского типа лицо, каких много можно было встретить раньше, не пройдясь всего и пяти минут по улице, ─ состарилось, сморщилось и превратилось в извалянный в пыли ком жвачки».
Поглощенный своими размышлениями, Карманов несколько пропустил продолжение рассказа Ивана Афанасича:
...уже потом дочь, помня папашины укоризны, при встрече с этой бомжихой, когда та бросалась к ней, говорила презрительно своим подружкам: «Она выдает себя за мою мать…». Ну и Серега, перепуганный насчет нее своей бабкой, вопил во весь голос при встрече: «Иди от меня, психованная…».
Тут мужиков снова прорвало. Припомнили еще много случаев, когда живой человек, но по бумагам числящийся пропавшим и среди самых ближних родственников становится вроде призрака. А уж про чиновников и говорить нечего. Те скалой за закон!
─ А вот еще знаю один такой случай, ─ вдруг подал голос до этого сидевший с мудреным видом Цыган. ─ Невесту у одного забрали, прямо с порога ЗАГС’а. Подкатила машина, менты выскочили, хвать ее и всё!
─ Что «всё», арестовали, что ли? Ну и что? Может, она в розыске была, а в ЗАГС’е ее опознали! ─ возразили ему мужики.
─ Не-е, не всё! ─ Цыган почему-то оглянулся и произнес с видимой опаской. ─ Это ее похитили инопланетяне!.. Они, то есть, менты, и были переодетые инопланетяне! Маскировка у них такая, чтобы никто не рыпнулся в момент похищения! Пока все придут в себя, начнут спрашивать, что да почему, а их и след простыл! Поняли!
─ Ну ты, Цыган, и загнул! ─ хором вскричали мужики. ─ Менты и есть менты! Если забрали, значит, зачем-то надо было! Или обознались!
─ Хрен вам! Ее жених так и не нашел свою невесту! ─ Цыган от возмущения даже брызнул слюной. ─ Я точно знаю, ─ ее похитили инопланетяне! Вот и Петькину Маньку тоже они свистнули, и пока держали у себя, она, то есть Манька, и состарилась! У них такое время, ─ старит людей сильно! Одна ихняя минута, что наш месяц!
─ Ага, инопланетяне! С ментовскими погонами! ─ растянул в саркастической ухмылке свой щербатый рот Косой. ─ Знаем мы этих инопланетян! К ним точно, только попадись, ухреначат туда, где сам бог не найдет! Уж я то знаю... ─ и Косой поник головой, уронив остатки своей усмешки под стол.
Мужики знали, что Косому есть за что не любить инопланетян-милиционеров. Шесть лет жизни они похитили у него. Правда, способ милиционеры-инопланетяне выбрали традиционный, в зоне содержали, но все равно, Косому от этого не легче было. Но Иван Афанасич, увлеченный рассказом, пропустил этот вопль души обиженного ментами Косого, как и мужики, ударившиеся в обсуждение достоинств пропавшей Маньки.
─ Красивая была, что и говорить, ─ кивнул Пахомыч. ─ Помню, Витька к ней по молодому делу подкатить захотел. Петька, ─ Пахомыч обернулся к Петьке, ─ чего уж говорить сейчас, столько времени прошло, ты тогда как раз в отъезде был. Так не обломилось Витьке, отшила она его, красавца! Да много таких пыталось... Грешен, я и сам налаживался урвать кусочек... Облом! Так она и проходила одномужняя!
─ ...это уж потом, когда с паспортом приключилась у нее, она стала не такой разборчивой. И то сказать, жить на что-то надо? А так, то один худо-бедно кормит-поит, то другой. Не знаю, врали или нет, но об этом мне один мужик рассказывал, ─ контрапунктом возник голос Ивана Афанасича.
Сказав это, он замолчал. Мужики тут же воспользовались паузой и снова пустили пол-литра по кругу. И вовремя это сделали, ибо Иван Афанасич вдруг будто очнулся и продолжил:
─ Правда, иногда время от времени возникали разговоры о ней, будто кто-то видел ее то на площади трех вокзалов, то в других местах. Юрка-блондин, из пятого подъезда, когда вернулся из командировки клялся и божился, что видел Маньку в гостинице в городе, в котором был в то время и даже разговаривал с ней, но она, стерва, не взглянула на него, фыркнула и прошла мимо, как будто и не знала его с детского сада. А Иван вообще говорил, что видел ее по телевизору! Точно, Иван? Давай, расскажи, что ты там видел.
Иван утвердительно кивнул и начал:
─ Как-то я смотрел вечером телек, где-то года два назад. Показывали какой-то репортаж с Гавайских островов, или не с Гавайских, может с Багамских, я начало не видел. Там мужик с микрофоном спрашивал какого-то толстяка, как ему отдыхается на этих островах. Тот, натурально, отвечает, что полный кайф и все в жилу. Чувствуется, что мужик этот упакован по самое не балуйся! Так вот к чему это я. Около этого толстяка лежала в кресле, ну, пляжное такое кресло, его баба. Я как взглянул на нее, так и обалдел! Это ж Манька была, вылитая твоя жена! Один в один! ─ оборотился он к Петьке. ─ Я тут же крикнул своей Зинке, и она, как увидела ее, даже завопила от огорчения, что как твоя баба всех обвела и так устроилась! Я ее спросил, может это не Манька?
Зинка аж побелела от злобы и такой мне скандал устроила, что эта растакайка по островам ошивается, а она дальше дворового магазина с копейками, какие у нее есть и не бывает. В общем, уделала она мне такой скандал, из чего я заключил, что Зинка точно признала ее! Во какие дела! И как она там оказалась? Ты бы, Петь, ─ обратился он к Петьке, ─ запрос сделал через посольство, чтобы узнать, она это или не она?
Но Петька промолчал, а в разговор встрял Цыган и сказал значительно и авторитетно:
─ Это все дурь! Никакая Манька ни на каких островах не ошивается! У людей есть двойники, точно говорю. Вчера ко мне подвалили двое. Требуют вернуть пузырь, который я как будто у них намедни увел. А я ни сном, ни духом! Я вообще в тот день был у одного мужика в Монино! Они меня спутали! Пузырь у них взял мой двойник! Поняли! Вот и эта баба тоже двойник твоей Маньки!
Мужики посмотрели на доказательства правдивости слов Цыгана, красовавшихся на его лице в виде двух многокрасочных синяков, и понимающе ухмыльнулись. Может оно и так, только слишком убедительные свидетельства разноместных явлений пропавшей Петькиной жены слышали они за эти прошедшие года. И всегда рассказывали об этих явлениях люди, известные своей правдивостью и честностью.
Тут рассказ Ивана Афанасича мужикам пришлось прервать, так как за увлекательностью его сюжета они и не заметили, как опорожнили бутылку. Дело это тут же поправили, снарядив Петьку снова в магазин за пополнением. Едва Петька не отошел и десяти шагов, Иван Афанасич многозначительно произнес:
─ Скажу вам, мужики, пока Петьки нет, что его мамаша была бабой настырной и себе на уме. У нее за все те года, что Маньку искали, была только одна песня: «Не будь она строптивой, и все такое, бог не дал бы ей так пропасть!». Внукам ее причитания: «А помнишь, как вас мамка наказывала!?» стали чуть ли не молитвой, ─ с утра до ночи в уши жужжала!
А уж с Петькой проводила такую психическую обработку, каких в психушке не бывает: «Найдешь себе еще сто таких! Только вспомни, что за идолище она была! Не отдохнуть мужику, ни выпить с друзьями! А к штампу ты уже сам найдешь жену себе, мать детям и своей матери потрафишь!».
─ Вот теперь встает вопрос, ─ хитро обвел всех взглядом Иван Афанасич, ─ а почему они тогда не опознали в бабе мать, жену, и сноху? Потому как в то время Петька с таких слов мамаши запил от чрезмерного количества свободы. А в таких делах по тем временам лишний стопарь уже накладно выходил, и ему не нужна была такая халявщица! А его мамаша только рада была, что вот так, ни за что ни про что избавилась от обрыдшей до печенок указчицы и командирши. Вот они и отказали этой бабе. В доступе в квартиру. Она документов не имела и доказать свои права и претензию на квадратные метры в квартире не смогла. Но да это ладно. Там еще одна сторона дела образовалась, и, я так думаю, она-то и сыграла главную роль в Манькиной судьбе.
Значит, в то же самое время, майор Завьякин, начальник паспортного стола, проникшись значительностью своей персоны, много приложил стараний, чтобы дело пошло быстрее. Никто до сих пор не понимает, что за интерес ему был, но он даже лично предупредил Петьку, что, пока суд да дело, на квартиру много охотников найдется, так что лишний раз стоит поберечься. Подделываются под родных, прописываются и готово, ─ отсуживают квартиру.
Поначалу Завьякин разговаривал с Петькой как с родным, советы давал, что да как. Но потом, видя непонятливость, нерасторопность, несметливость или еще что дубины-мужика, впрямую вывел его на означенный «пенек», то есть на взятку! Дескать, присядь и подумай, стоит ли кочевряжиться ради возвращения из небытия любимой жены, родной матери и покорной снохи? А как время по всем срокам прошло, Завьякин, наверно, потерявший терпение, иначе, как мы все сейчас думаем, для этого он и паспорт забрал, и дело все подстроил, стал чаще тормошить Петьку.
Раз уж все равно пропала его благоверная, то, чтобы сдвинуть дело его жены с мертвой точки, и убрать из квартиры лишнюю запись в домовой книге, он деликатно так намекнул Петьке, что неплохо бы и подмазать это дело. Да так тонко это делал, что, наконец, Петька смякитил, что Завьякин на взятку напрашивался. У него на столе конверт лежал, так Завьякин его поднял, заглянул туда и говорит Петьке: «Странно, но на конверте написана твоя фамилия, а он пустой...».
А как до Петьки дошло это, уже дома, так он взбеленился: «На что жить, и детей учить-кормить! Да я и сам еще не старый, мало ли мне куда деньги нужны! За просто так люди не пропадают! Теперь понятно, что с любовничком куда-то свалила! Стерва на вывеску свою богата была. То-то я всегда примечал, что как куда идет, обязательно намажется, что твоя шлюха! А я из-за нее теперь должен кормить всяких Завьякиных! Хрен с ней, надо будет, выпишется сама! Не вечно же ее будут числить в пропавших! Заявление подам и буду ждать!».
А мамаша его, слыша, как он убивается, обязательно масла в огонь подольет: «А я тебе что говорила! Женится надо было не на смазливой, а на сметливой! С лица воду не пить, зато спокойнее с такой не в пример!..».
Петькин приход снова прервал стройность рассказа Ивана Афанасича. Петька молча свинтил пробку с бутылки, налил себе стакан и, предварительно хекнув, привычным жестом опрокинул его в рот.
─ Все, мужики, пошел я. Стирать пеленки-тряпки надо для мамаши!
─ Чего ты мучаешься! ─ не удержался от совета Цыган. ─ Ты памперсы купи ей! ─ Они часа два продержаться и стирать не надо. В мусоропровод и все дела!
Петька устало зыркнул на Цыгана и нехотя ответил:
─ Эти памперсы с неба не падают... Их еще купить надо. А они, знаешь, сколько стоят? Нет уж, лучше я на порошок потрачусь да старые тряпки. Хуже всего, что ей постель каждые полчаса перестилать нужно! А то в доме будет такое амбре...
Он не договорил и, махнув рукой, ушел. А Иван Афанасич, который к этому времени и без того уже лишившийся немалой доли связности в речи, доводил до слушателей трагические моменты жизни несчастной Маньки. Видно, не зря Иван Афанасич предупреждал о своей скорой неспособности открыть всю правду о ней. С трудом оборвав вышедшую из под его контроля одновременную говорильню всех мужиков, Иван Афанасич сделал несколько энергических выдохов и продолжил:
─ Говорят, что, отчаявшись, Манька кидалась, подкараулив, в ноги начальнику всего нашего района... Да тот, не побрезговав, самолично, ─ тут Иван Афанасич поднял вверх палец, словно призывая мужиков обратить внимание на этот поступок начальника, ─ приподнял с колен Маньку и распорядился накормить и отмыть ее в бане, дабы в следующий раз своим видом не пугала начальствующих особ. И тут же организовался стихийный митинг, на котором он, то есть начальник всего нашего района, указывая на Маньку, очень чувствительно и с напором сказал: «Вот ради них стоит жить и работать, не щадя сил! Это явление надо искоренить в зародыше!».
Находившийся при нем большой ментовский чин сделал незаметный жест. Как только удовлетворенный начальник всего района отбыл, Маньку подхватили под ручки мужички с автоматами и в бронежилетах и, не медля, куда-то укатали, бедную...
Мужики тут же, не сговариваясь, опрокинули по дозе, поникли головами, видимо, припомнив свои памятные встречи с сими молодцами...
─ Да, видать так далеко ее укатали-искоренили, что снова она объявилась в наших местах через два, или три, не помню точно, месяца. И то, свидетелей ее возвращения в наши края не было. Только слухи, будто она бродит как призрак по двору, но никто не верил в это до поры до времени... Ладно, об этом потом, а пока слушай дальше, чем дело с начальником всего нашего района кончилось, ─ персонально обратился к Карманову Иван Афанасич:
─ Справедливости ради, надо сказать, что начальник всего нашего района был человек мягкосердечный и душевный. Дал он указание разобраться. Во всем этом деле досконально. Вызвали начальника паспортного стола майора Завьякина наверх, к высокому начальству и спросили: «Что это за жалобы от населения беспокоят начальника всего нашего района? Почему такая промашка в работе?».
На что майор Завьякин ответил: «Никак нет, никакой промашки допущено не было! В документе непорядок, штамп не соответствует! А посему назначена и идет проверка дефектного штампа!» И отрапортовал он так молодцевато, что начальство его подумало: «Дело майор знает! Пусть работает!».
─ Да откуда ты знаешь, что и как они там болтали? ─ со скептическим недоверием спросил Косой.
─ Потому что знаю! ─ сверкнул глазами на него Иван Афанасич. ─ Не знал бы, не говорил!
Приведя такой неотразимый аргумент, Иван Афанасич недовольно добавил:
─ А вообще, не хочешь не слушай! Я, кажется, предупреждал об этом!
─ Чего предупреждал!? Я эту историю слышал по-другому! Не было там никаких разговоров о начальниках!
─ Ладно вам! ─ примирительно гаркнул Пахомыч. ─ Эту историю я хотя и знаю, но все равно до сих пор не могу поверить, что так было на самом деле! Хотя кое-кому тут было бы интересно ее послушать. Вдруг кому пригодится для книжки. ─ И он многозначительно посмотрел в сторону Карманова.
─ Что-то мне с трудом вериться, что такая история могла произойти! Сказки это всё! ─ усмехнулся Карманов. ─ Ну с чего-пошто начальнику паспортного стола надо было отбирать паспорт? Да и как могло получиться так, что в то время пропал человек и его никто не стал искать!? Даже интересоваться, что это за женщина такая мозолит всем глаза своей настырностью? В наше время и то людей ищут, а не то, что двенадцать лет назад!
─ Ну, а я что говорю! ─ опередил всех Цыган. ─ Без нечистой силы или инопланетян тут не обошлось!
─ Чего там «инопланетян», «нечистой силы»! ─ цыкнул на него Иван Афанасич. ─ Вот такой случай произошел! Может, один на миллион... Так сложились обстоятельства! То, что это было все так, как я рассказал, может подтвердить Пахомыч!
─ Все равно, это неправдоподобно! А поговорить с ней, пообщаться не пытались?
─ Да не, нашего брата она сторонится. Из этих, чистоплюйных была. Во, легка на помине, вон идет, ─ указал он на маленькую женскую фигурку, бредущую по тротуару у дальнего подъезда. Мужики сочувственными взглядами проводили скукоженный, почти бесплотный силуэт в мешковатом пальтишке серо-грязного цвета, который торопливо проскользнул мимо.
И тут это обстоятельство показалось Карманову совсем уж несуразным. Смеются они над ним, что ли!? Рассказывали о давнишнем случае и тут же тыкают пальцем в какую-то бабу, которой и лет-то за треть срока жизненного не перевалило. Указал он мужикам на это несоответствие, а те ни ухом, ни рылом не повели. Ну и что, говорят. Она вселяется в других баб и бродит здесь который уже год в укор нашему районному начальству.
─ ....и ничего с ней, то есть с этим призраком Маньки поделать не могут. К ней даже подойти нельзя! Она сразу же исчезает.
Иван Афанасич покрутил головой и хмыкнул:
─ И Петька, и дети ее пытались остановить, все бестолку. Видно, обиделась она в свое время на всех сильно, вот теперь и мозолит глаза во дворе который год! Самое удивительное, что если на ее пути поставить бутылку пива и какую-нибудь закуску, то она это возьмет и тут же пропадет!
─ Да может это кто другой подбирает ваше пиво! ─ иронично возразил Карманов.
─ А вот и нет! Мы как только не следили за ней, всех отсекали в это время на ее пути, ни-че-го!
─ Ну и что, вот так ходит и все? Она хоть чем-то себя проявляет? ─ насмешливо спросил Карманов, которому вся эта история сейчас уже казалась наглым розыгрышем сговорившихся мужиков.
─ Ну, конечно! ─ чуть замутненным взглядом воззрился на него Иван Афанасич. ─ Она сначала только обозначила себя во дворе, непонятно было, кто это пугает по вечерам наших жителей! А уж потом только стало ясно, что ходит по вечерам и жалостно так проситься переночевать привидение Маньки. А кто откажет ей, или прогонит, сам потом пропадает без следа. Точно говорю, я слышал о таких случаях, а некоторых пропавших даже знал лично.
Тут мужики все враз с жаром заговорили, подтверждая слова Ивана Афанасича. У каждого из них нашлось что сказать, как будто ждали этих слов. А в доказательство самой истинности этой истории сообщили факт пропажи того самого начальника паспортного стола Завьякина, который имел неосторожность так недальновидно обойтись с паспортом бедной Маньки. Если та и оборотилась привидением, то только затем, и это совершенно точно, чтобы наказать майора за нечуткое и черствое отношение его к людям.
─ И что же с ним сделалось? ─ полюбопытствовал Карманов.
─ Чего сделалось? Да ничего! ─ ответил Иван Афанасич. ─ До сих пор не могут понять, как могло такое произойти, что среди рабочего дня, майор вышел из кабинета по какой-то надобности и так туда и не вернулся! А на стоянке у здания ОВД, где он парковал свою тачку, в машине была обнаружена его одежда, вся, что на нем была, вплоть до исподнего, правда, не совсем чистого, а, если точно сказать, обделанного. Видать, майор струхнул малость, когда его кто-то вынимал из одежды! Одежда его аккуратненько так висела на водительском сиденье, будто сам майор сел за руль, да и испарился!
─ Странно, но муж-то ее уж больше всех, наверное, виноват! ─ задумчиво проронил Карманов. ─ Он ведь не захотел признать ее как свою жену! И детям тоже запретил это делать! Вот его-то покарать и надо было бы в первую очередь! А он до сих пор живой-живехонький!
─ Ну, знаешь, мы тоже об этом много думали. Бабскую логику понять трудно! Может, она пожалела своих детей, которые сиротами остались бы, пропади Петька. Зато свекрухе своей она устроила такую житуху, что и не позавидуешь!
─ Какую житуху? ─ живо спросил Карманов.
─ Ты чего, забыл! Манька наслала на нее какую-то болезнь, отчего свекрухе вырезали мочеточник, или что-то там с мочевым пузырем сделали. Только ходит она уже двенадцать лет с трубкой в боку и разит от нее как от обоссанной тряпки!
Тут мужики, видимо, устав от этой неприятной темы, заговорили о чем-то другом, чего Карманов уже не слушал. Он думал о странных поворотах судьбы, по воле которой любой из них мог оказаться на месте несчастной Маньки.
Карманов поймал себя на мысли, что и сам много раз видел эту бесплотную серую тень, беззвучно скользившую мимо него. Иногда ему случалось ловить ее взгляд и глаза этой тени, обращенные к нему, были совсем живыми, но тоскливыми и потухшими. И вместе с ним, будто изданная невпопад лопнувшей струной в слаженной людским счастьем симфонии жизни, пронзительно-грустной нотой вливалась в душу неизбывная человечья печаль.