Вот как, спрашивается, жить, если ты "только миг между прошлым и будущим?" Зачем всё? И как? Космос, ледяные ветра, некуда бежать. Разве что внутрь...
Что там, внутри мига?.. Ба, да там – Мигабориген!
Пасторальная картинка. Морда задумчивая, четыре изящных ноги... На двух передних стоит, задние в сторону отставил, как фифа – мизинчик. Держит горячую чашу бытия, листает Конфуция, прихлёбывает и не обжигается. Что-то напевает...
Не эту ли песенку:
"Одну ягодку беру,
На другую смотрю,
Третью примечаю,
А четвёртая мерещится".
Полноценная инструкция к мозгу, ни прибавить, ни убавить!
– Одну ягодку беру...
Актуально производимая работа, так или иначе, физическая. Без неё – швах.
Удовольствие от навыка – это она. "В сознании минутной силы" – это она. Разный тон клавиш у большой и ноутбучной клавиатур – это она. Тонкость шликера, мозоли от ножа. Угловатая прелесть профессиональных арго, припорошенных лёгким снобизмом. Неизбежность козла и пилы дружба-два, чурбака для колки дров. Поленницы вечность.
"Труд, который – LABOR EST ETIAM IPSE VOLUPTAS – уже сам по себе наслаждение", это она.
А ещё она, то замечательное время, когда...
– На другую смотрю...
Обдумывать следующий проект за работой или в праздности – здорово, принципиально разные обдумывания. Мечтать в полёте, мечтать в деталях... Законные мечтания, пока ты ещё по-честному занят! Пока, в самом деле, рано приступать! А праздное долгосидение, пункт два превращает в пункт один с изъяном. Если уставился на другую ягодку, почему она ещё не в кувшинчике? Изврат какой-то.
– Третью примечаю...
Третья – само время. Иначе – тупик, ведь две первые ягодки, считай, в работе.
– А четвёртая мерещится...
Должна какая-то из четырёх ног утвердиться на высоких материях?
Четвёртая ягодка за гранью утверждения и отрицания. Она – вероятность. На таком расстоянии едва ли её отличишь от всяких других ягод, да и кувшинчиков... От нобелевки, хоралов Баха, похвалы и подзатыльника, священнодействия взаимного груминга и благословенного промискуитета, где разборчивость – кощунство. До чисто умственного, не сулящего выгод – но даже напротив, не внушающего гордости – но совсем наоборот, подспудного, определяющего, идиотского счастья принадлежать своему виду. Счастья, которое берёт женский никнейм, чтобы умереть последним.
"Я поплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе,
Потом еще на чем-то вроде,
Потом верхом, потом пешком,
Пойду по волоку с мешком –
И буду жить в своем народе!"
Вычеркнете эфемерный последний пункт, у Мигаборигена подкосятся все четыре ноги. Он поперхнётся чаем и мягко возразит: "Тогда зачем всё? И как?" Тут вы, конечно, сломаетесь! Вы засмеётесь: "Шутка! Делай, что должно, и будь, что будет..."
Мигабориген смотрит на вас доверчиво и с надеждой.