1.
Большой шахтёрский город встретил героев нашего повествования широкими чистыми улицами и терриконами шахт, которые возвышались тут и там наподобие величественных египетских пирамид. Магда и её семилетний сын Роман немного оробели перед встречей с родными Коренева. Особенно женщина беспокоилась, сумеет ли она найти подход к его детям – двухлетнему Петру и совсем ещё маленькому Павлу. Их мать скончалась от ран, полученных много лет назад на той ужасной войне, которая давно закончилась, но всё ещё продолжала собирать свою скорбную дань, унося жизни вернувшихся домой фронтовиков-победителей.
Дом Николая и Антонины Кореневых, родителей бравого танкиста, представлял собой саманно-глинобитную мазанку под черепичной крышей. Три комнаты, кухня, флигель, огород – здесь должна была жить большая семья. Но двое старших детей погибли, дочь перебралась к родителям мужа, и только Виктор чудом остался жив – всем смертям назло.
- Ну вот, отец, это моя новая жена, - представил сын родителям вновь прибывших. – А это внук ваш Роман.
Мать посмотрела на Магду, растерянно стоявшую у входа, потом на смущённо-зажатого Ромашку, подошла к парнишке, взяла его за руку, отвела в сторонку и заговорила с ним о чём-то спокойно и ласково. А тот, не до конца понимая русскую речь, почувствовал только, что его здесь ждали, что эта славная пожилая женщина ему рада. И, осознав это, улыбнулся, а затем, смешно коверкая слова, стал возбуждённо рассказывать бабушке о том, как они летели в самолёте, что видели в Москве, и какая, оказывается, в России широкая колея на железной дороге. Потом в соседней комнате проснулся маленький Павлуша, Рома познакомился с шаловливым Петром, дети занялись игрушками, и всё вроде бы наладилось в жизни братьев - трёх богатырей, как их впоследствии прозвали соседи.
У взрослых знакомство проходило несколько сложнее. Антонина собрала на стол, традиционно стоявший в центре комнаты. С мебелью в послевоенные годы сильно не заморачивались – стол, шкаф, шифоньер, металлические кровати, иногда буфет – вот и вся обстановка. Поэтому помещения казались просторными – было где разгуляться детворе.
Коренев старший разлил по гранёным стопкам дефицитную казённую водку, давно пылившуюся в чулане в ожидании подходящего случая, и произнёс с улыбкой свой любимый тост: «Хай живэ и рэгочэ», что в переводе на русский означало: «Пусть живёт и смеётся».
Многие «кумедные», то есть смешные выражения он почерпнул на обязательных довоенных курсах украинского языка. В начале тридцатых годов тех, кто не имел удостоверения об окончании курсов, перестали принимать на работу. И даже в производственных цехах люди должны были разговаривать между собой исключительно украинскою «мовою», на которой также велась вся документация. За этим следили, и руководителей, формально относившихся к принудительной украинизации русскоязычного населения Донбасса, время от времени примерно привлекали к уголовной ответственности - давали реальные сроки. Перед войной, правда, все эти «перегибы» устранили, но анекдотически смешные украинские выражения остались в народной памяти навсегда.
- Значит, из самого Берлина жену себе привёз, - посмотрел на Виктора отец. – Что ж, одобряю. Раньше казаки тоже из походов с жёнами возвращались. Только скажи мне, пожалуйста, на каком-таком языке вы промеж собой разговаривать будете? Неужто на немецком?
- Я говорю по-русски, - вмешалась Магда.
- Это хорошо. А чем ты думаешь заниматься? У нас ведь тунеядцев не потерпят.
- Я могу учить детей немецкому языку, преподавать музыку, - не сморгнув, ответила женщина.
- Так, музыкальная школа у нас есть. Но в общеобразовательную тебе путь закрыт. Чтобы воспитывать детей, надо быть как минимум советским человеком.
- Ладно тебе, отец, - остановил его Виктор, - найдём мы ей работу. Всё будет хорошо.
- Нет, женитьба – дело серьёзное, тут многое обмозговать надо. Немку твою сначала органы проверят, а потом только… Теперь прикинь, как всё это отразится на твоём будущем. Ты фронтовик, коммунист, без пяти минут горный инженер, анкета твоя - чистейшая! А породнившись с иностранкой, ты многое перечеркнёшь в своей жизни. Родственники за границей – это как? Тебе доверять перестанут. Подумай, Виктор!
- Всё, хватит об этом, - встал из-за стола сын. – Магда ничего плохого не сделала и не сделает никогда. Пусть проверяют. Она моя жена, прошу любить и жаловать!
Отец был недоволен. Но со временем увещевания Антонины и общение с Ромашкой смягчили сердце старого шахтёра, который всё-таки признал в мальчишке свою кореневскую породу. Да и невестка старалась во всём угодить дорогому тестю. В общем, отношения в семье наладились.
Вскоре Виктор защитил диплом и стал горным инженером. Кончилась его карьера забойщика, настало время сменить отбойный молоток на логарифмическую линейку.
2.
Чёрные от угольной пыли лица сверкали открытыми белозубыми улыбками. В последний раз отставной танкист поднялся на-гора со своими ребятами. Упругие струи душа привычно сняли усталость и грязь с натруженных мускулистых тел. И только чернота слегка тронутых силикозом лёгких, обозначенная в случайном плевке, да тёмные окантовки под веками напоминали о мужественной профессии этих людей, о том, что они, рискуя жизнью, ежедневно опускаются на глубину в несколько сотен метров.
Небольшой банкет в шахтёрской столовой – и наш герой покинул некогда сколоченную им бригаду, которая давно и прочно обосновалась на доске почёта. Сыпались шутки, тосты, пожелания, но мысли Коренева были далеко отсюда. По рекомендации горкома Партии его назначили заместителем главного инженера шахты, и надо было соответствовать новой должности. Тем более - дипломированных инженеров в те годы было совсем немного. Конечно, его спросили о жене-немке. Но на этот раз обошлось. Надо заметить, что в послевоенные годы личная жизнь каждого была под пристальным вниманием общественности и так называемых компетентных органов, а в картотеках особых отделов хранились дела с анкетами и автобиографиями работников предприятий. Всё обо всех было известно особистам, и скрыть что-либо было почти невозможно.
Первого сентября семилетний Ромашка пошёл в школу. Виктор по такому случаю надел парадную форму с орденами и медалями, вёл сына за руку. Здесь вместе учились дети разных национальностей, и все они жили одной большой семьёй. Ведь Донбасс – это Россия в миниатюре. Но Роман приехал из Берлина, ставшего для советских людей ненавистным символом фашизма, символом Богом проклятой войны. И даже спустя много лет после Победы, играя в войнушку, с упоением прячась и нападая, «стреляя» из деревянных пистолетов и автоматов, «немцами» пацаны соглашались быть с неохотой, строго по очереди. Можно себе представить, как одноклассники отнеслись к Ромке, который и по-русски-то говорил с акцентом.
Его встретили на пустыре по дороге из школы.
- Ну что, немецкое отродье, попался?! Сейчас мы покажем тебе, где раки зимуют! – балагурил, разминаясь, рослый хулиганистый пацан.
- Бить будешь? – надул щёки Ромашка. – Бей. Только у меня дядька был антифашист, до войны ещё погиб.
- Врёшь, не знаем мы твоего дядьку.
- А отец мой – русский танкист. Он Берлин брал, - с трудом сдерживая слёзы, бросил парнишка в лицо здоровяку последний аргумент в свою защиту.
- Опять врёшь. Сам-то ты по-немецки шпрехаешь, а по-русски – фиг с маком! – подошёл к нему вплотную верзила. – Мой папка в тюрьме сидит и наказал мне фашистов давить - как клопов.
- Он правду сказал, он не фашист! – вступился за Романа рыжий Васька, его сосед по парте.
- Заткнись! – повернулся к нему сын лагерника. – Сейчас и тебе отвешу! Хочешь? Тоже, нашёлся мне защитник!
- Да его отец в танкистской форме ходит – три ордена Славы, полный иконостас медалей на груди! А Ромку с матерью он из Берлина привёз.
- Правда, что ли? – засомневался здоровяк.
- А то! Сам видел! А этот - научится ещё по-нашему, почище твоего материться будет. Будешь? – обернулся он к Роману.
Тот, хоть и не понял, о чём речь, но на всякий случай ответил утвердительно.
- Дай пять - друзьями будем!
И Ромашка, понимая, что его защищают, протянул Ваське руку.
- Да ну вас, - разочарованно отвернулся хулиган. – Если бы я ему в ухо дал, он бы лучше усвоил, как надо себя вести. Правда, немчура?
Но Ромка даже не обернулся. А Васька, обняв за плечи, уводил своего нового друга подальше от компании, которая, расслабившись, привычно занялась игрой в пристенок.
3.
Устроиться преподавателем Магде не удалось. Пришлось идти работать на шахту. Зарядка аккумуляторов шахтёрских ламп – дело непростое и, можно сказать, вредное для здоровья. Первое время запах электролита и выделяющихся газов преследовал женщину днём и ночью. Не помогала ни вентиляция, ни респиратор, который она надевала, входя в аккумуляторную. Но ко всему привыкает человек, особенно если рядом с ним те, кто его любит и ценит.
Освоившись в новых условиях, красавица-немка научилась противостоять неуклюжим ухаживаниям шахтёров, обедать в столовой, общаться с соседями и знакомыми. А для детей Виктора она стала настоящей матерью, к которой тянулись осиротевшие малыши и которую они со временем искренне полюбили. Виктор не мог нарадоваться, налюбоваться на свою ненаглядную жёнушку. Ради неё он был готов на всё.
Однако ушедшая война не отпускала из своих цепких лап тех, кто хотел жить спокойной мирной жизнью. Однажды в каптёрку при ламповой вошёл мужчина. Убедившись, что Магда одна, он плотно закрыл за собой дверь и заговорил с ней негромким вкрадчивым голосом по-русски, но с каким-то странным украинским акцентом:
- Знаю, красавица, что ты недавно приехала из Берлина. Знаю, что твой первый супруг был немцем, воевал с русскими. Знаю кто твой нынешний муж. Я многое о тебе знаю.
- Откуда? – удивлённо посмотрела на него женщина.
- Не спеши, расскажу. Всему своё время, - одними губами улыбнулся незнакомец. Серые глазки его при этом оставались холодными и злыми. – Только сначала ты должна мне помочь.
Мужчина взял со стола шахтёрскую лампу, достал из-за голенища блеснувший полировкой финский нож, слегка надрезал изоляцию выключателя. Щёлкнул несколько раз и, увидев едва заметную искру в глубине разреза, удовлетворённо улыбнулся всё той же змеиной улыбкой:
- Вот так сделаешь на каждой лампе, которая пройдёт через твои руки.
- Но ведь в шахте взорвётся метан, погибнут люди! – возразила незнакомцу Магда.
- Тебе жалко москалей, разоривших твою страну, твой родной Берлин?! Мало они вам, немцам, принесли горя? Мы, украинские националисты, до последнего будем мстить им за то, что они творили на нашей земле.
Гость махнул финкой, будто ударил по горлу невидимого врага. Затем осклабился, обнажив жёлтые гнилые зубы:
- Сделаешь так, как я сказал! Не из страха, а ради святой нашей мести сделаешь. Ты немка, а я украинец. Советы – наш общий враг, которого надо уничтожать. Мы с тобой в одной упряжке, красавица, но смотри, не вздумай со мной хитрить. Под землёй найду! А эти клятые москали пусть горят в своей шахте, в аду, в преисподней!
Конечно, Магда испугалась. Она поняла, с кем имеет дело. Последователи Степана Бандеры - беспощадные каратели – верой и правдой служили нацистской Германии. Они уничтожили около миллиона мирных жителей, партизан и военнопленных. Но гитлеровцы канули в Лету, и теперь у этих бандитов появился новый хозяин. В составе небольших диверсионных групп они продолжили своё чёрное дело, надеясь, что будущая война между СССР и США спишет все их кровавые преступления.
- Хорошо, я подумаю, - успокаивающе-мягко ответила Магда.
- Подумай, подумай, - ещё раз осклабился бандеровец, - иначе мы придём к тебе в гости. А знаешь, что бывает с хозяевами после нашего визита? Нарежем ремней из шкуры твоего мужа-москаля, да и деток тоже не пожалеем. Думай, милая, думай!
Бандит хотел что-то добавить, но, увидев неподдельный ужас в глазах несчастной женщины, ещё раз улыбнулся своей жуткой улыбкой и скрылся за дверью.
- Стойте, погодите, - закричала ему вслед Магда. – Я не умею, покажите, как надо делать разрез?
Бандеровец хмыкнул, но вернулся. Достал свою финку и начал подробно объяснять. Они стояли возле выхода, и женщина, улучив момент, вдруг выскочила наружу, захлопнула за собой дверь и закрыла её на ключ, по счастливой случайности оказавшийся у неё в кармане. На истошные крики Магды сбежались проходившие мимо шахтёры. Они, недолго думая, обезоружили и скрутили врага, который вдруг стал жалким и испуганным, будто это и не он вовсе несколько минут назад угрожал расправой ненавистным москалям.
Виктор прибежал на место происшествия, когда всё было кончено и преступника грузили в милицейский «чёрный воронок». Магда едва стояла на ногах, и Коренев, насколько это было возможно, успокоил супругу и отправил её домой. На следующий день стало известно, что органы обезвредили целую банду замаскированных бандеровцев. Не так давно их переселили в Донбасс из приграничных районов Западной Украины - оттуда, где националисты были особенно сильны.
За задержание опасного преступника Магде принародно объявили благодарность и вручили грамоту. Директор шахты пообещал представить её к медали, но, видимо, кто-то наверху поостерёгся, прочитав автобиографию и анкету, написанные немкой при поступлении на работу. Заслуженная награда заблудилась в недрах бюрократического аппарата, но Магда об этом не думала. Гораздо важнее для неё была искренняя народная признательность. Простые люди – женщины, дети, шахтёры специально приходили в ламповую, чтобы поблагодарить её за подвиг. Ведь не секрет, что на шахтах Донбасса часто случались взрывы, обвалы, аварии. Гибли люди, рыдали вдовы, дети оставались сиротами.
Трудно курящему человеку (а курила тогда большая часть мужского населения) выдержать восьмичасовую смену без табака, без единой затяжки. Но шахта не прощает человеческой слабости. Малейшая искорка в забое нередко приводила к взрыву газа метана, обвалу и гибели людей. Поэтому перед посадкой в опускаемую клеть горняков обыскивали, отбирали у них папиросы и спички. Разгерметизация выключателя шахтёрской лампы также могла привести к взрыву с человеческими жертвами. Люди понимали это и были благодарны смелой женщине за её самоотверженный поступок.
4.
Недолго Магда проработала в ламповой. Ушла в декрет и родила мужу четвёртого ребёнка – прелестную дочку. Все радовались прибавлению семейства, особенно бабушка Антонина, у которой была швейная машинка «Зингер» и множество всевозможных выкроек. Пожилая женщина обшивала всю свою семью, но тогда, после войны, купить отрез на платье или костюм было практически невозможно. Поэтому в ход шли старые рубахи, юбки, прочая одежда, из которой в умелых руках получались шедевры швейного искусства.
Кое-что приходилось перелицовывать, то есть выгоревший, потемневший на солнце верх пальто или костюма переворачивать наизнанку. После такой операции вещь выглядела - будто новая. Но мальчишки – они и есть мальчишки. Одежда на них во все времена буквально горела и рвалась. Совсем другое дело – девочка. И Антонина с радостью прикидывала, как она будет наряжать свою первую внучку-куколку. В те далёкие годы женщинам не давали больших декретных отпусков. Несколько месяцев погуляла – и иди на работу. А ребёнка, даже самого маленького, трёхмесячного, приходилось отдавать в ясли. Но тут случилось нечто такое, что коренным образом изменило жизнь семьи Кореневых.
У Петра, фронтового товарища Виктора, в результате форс-мажорных обстоятельств покончила с собой жена, оставив двоих маленьких детей. Правду говорят, что каждый сходит с ума по-своему. От горя, от перенесённого потрясения осиротевший отец семейства вдруг совсем бросил пить. Заговор на него наложили или самопроизвольно в его голове что-то перещёлкнулось, но от одного только запаха спиртного здорового мужика рвало, буквально выворачивая наизнанку. Ведь именно водка была причиной гибели несчастной его супруги. А ещё в её смерти он винил себя, потому что вовремя не пришёл к ней на помощь.
Детей забрала к себе бабушка, а Пётр, будто раненый зверь, метался в опустевшей своей комнате до полного изнеможения, лишь изредка забываясь тревожным кошмарным сном, в котором возвращалась к нему война - бомбёжки, разрывы мин и снарядов, стоны умирающих товарищей. Иногда под утро видел он свою жену Татьяну, окутанную колеблющейся синеватой дымкой. Она плакала о несчастных детях-сиротах, просила, чтобы муж заботился о них, не обижал, воспитывал по-людски, как надо. Бедолага просыпался весь в холодном поту. Но, даже открыв глаза, он долго ещё слышал умоляющий голос жены, ощущал запах её любимых духов, чувствовал, что она где-то здесь, рядом.
Если бы не работа, не ежедневная необходимость вставать с кровати, куда-то идти, опускаться в шахту, Пётр, наверное, сошёл бы с ума. А так, среди людей привычная тоска отступала на время с тем, чтобы потом вернуться и с новой силой грызть его несчастную больную душу. Только спустя год мужчине стало наконец легче. Ночные кошмары ушли, а друзья, желая помочь, безуспешно пытались знакомить вдовца с молодыми женщинами. Однако его душевные раны ещё не зажили до конца, и он равнодушно отвергал все эти попытки.
Но вот однажды после большого перерыва к нему во сне снова пришла его Татьяна. В полной тишине она неспешно подошла к мужу и сказала спокойным грудным голосом, от которого он всегда был без ума:
- Ты прости меня, Петя, но не отдам я тебя никому. Ни к чему тебе чужие женщины, да и детям нашим не нужна мачеха. Дай руку, пойдём со мной, дорогой ты мой человек!
Истошный звон будильника разорвал тишину. Пётр вскочил с кровати, смахнул крупные бусинки пота со лба, сел и задумался. Он слышал однажды, что если во сне позовёт тебя кто-то из умерших, то ни в коем случае нельзя соглашаться, идти следом. Но он пошёл? Или нет? Мучительно вспоминая подробности сна, несчастный почувствовал вдруг, что для него это стало совсем неважно. Ведь от судьбы не убежишь, как ни старайся… Надо было идти на работу.
В тот же день шахтные грунтовые воды прорвались откуда-то сверху, и в забое, где работал Пётр, произошёл обвал. Он остался один в каменном мешке, отрезанный от людей, от всего мира. Большая глыба породы придавила бедолагу к земле, до минимума ограничив возможность двигаться. Кислорода становилось всё меньше, а угольный пласт, как обычно, продолжал выделять взрывоопасный метан в сочетании с другими удушающими газами. Через час дышать стало почти невозможно…
К тому моменту, когда прибывшие на место горноспасатели расчистили наконец завал, всё было кончено. Жизнь, ставшая ему в тягость, покинула бренное тело Петра.
- Крепить в забое надо было чаще, как положено, - резюмировал молодой спасатель, - тогда бы не обвалилось.
- Вумный ты, как вутка, только вотруби не клюёшь, - ответил лёгкому на суждения юноше начальник отряда. – Если будешь соблюдать технику безопасности, то ни плана, ни зарплаты у тебя не будет. Вот и гибнут шахтёры. Жалко…
5.
Сыновья Петра вместе со старухой матерью стояли у гроба отца, оббитого ярко-красным сукном. Старшему было четыре года. Чуть в отдалении виднелись тёмно-бардовые знамёна с кистями, повязанные чёрными траурными лентами. В Доме Культуры было полно народу. Отработанная до мелочей процедура похорон погибших шахтёров шла своим чередом. Случалось, и по десять человек хоронили, и даже больше.
Виктор подошёл, посмотрел на синюшное лицо друга, с которым они вместе прошли кромешный ад войны. Скривил губы, пытаясь не показать навернувшиеся на глаза слёзы.
- Вот что, - обратился он к матери Петра, - не время сейчас, но скажу. Вам будет трудно, поэтому детей мы хотим забрать к себе. Жена моя согласна. Негоже, чтобы сыновья погибшего друга терпели нужду. Воспитаем – не хуже других будут. Согласны?
Конечно, пожилая женщина не возражала. Много горя она видела на своём веку. Муж и сын не вернулись с войны, один только Пётр выжил. Так, поди ж ты, с женой его случилось горе, а теперь вот и сам вслед за ней отправился. Осталась она одна - слабосильная старуха с малыми внуками, поднять которых ей было не по силам…
- Итого, - загибал пальцы старший Коренев, возвращаясь домой с поминок, - шестеро детей получается – малая ясельная группа. И что нам с такой оравой делать? Кто их обшивать, обстирывать, кто их кормить будет? Мы с матерью вдвоём не справимся – старые стали, да и опыта у нас такого нет.
- Магда займётся, - сдержано ответил Виктор. – Зарплата у меня большая, дома места много. А многодетной матери можно и не работать.
На том и порешили. Оформили усыновление, а после рождения седьмого ребёнка государство начало платить Кореневым пособие. Хорошие подруги оставляли обрусевшей немке, будто в детском саду, своих отпрысков – всё лучше, чем в яслях. И, конечно, помогали, чем могли.
Так за короткое время сложилась большая дружная семья. И выяснилось, что совсем неважно, какой ты национальности, веры, кто твои родители и где ты вырос. Главное – любить друг друга, по-супружески уступать в мелочах, ценить того, с кем рядом идёшь по жизни, быть открытым и честным человеком, растить своих детей на радость людям. Собственно, так было в России испокон веков – люди делили поровну радости и печали, грустили и праздновали все вместе. Не зря говорят у нас, что на миру - и смерть красна!
Две первые части смотрите на моей страничке.