Гнать, держать, бежать, обидеть, слышать, видеть, и вертеть, и дышать, и ненавидеть, и зависеть и терпеть.
Группа глаголов русского языка, составляющих известное исключение из правил; ритмически организована для удобства запоминания.
Но в мире и такое видано -
Добром становится беда.
Порою к дружбе неожиданно
Приводит честная вражда.
Не бойся боли и внимательно
Свою дорогу огляди.
Не заводи дурных приятелей,
Врага уж лучше заведи
(Из репертуара группы «Старт»)
Как здоровье мамы?
“Go-went-gone; do-did-done; eat-ate-eaten; understand…” Прислонившись спиной к двери кабинета английского языка, десятилетняя Ниночка шепотом повторяла неправильные глаголы. Стараясь вспомнить нужное слово, она закрывала глаза, и казалось, пушистые темные ресницы спят у нее на щеках, а сама девочка становилась похожей на кудрявого мальчишку, крутившегося неподалеку. Мирон всегда старался быть поближе к Нине, чем вызывал насмешки одноклассников и улыбку учительницы Аллы Ильиничны - Аллочки, как любовно называли ее за глаза ученики.
«Что вы, дети, с них смеетесь, - говорила та с характерными одесскими интонациями, - они же, наверняка, родственники. Посмотрите только на их ресницы»
Смех прекращался, потому что Аллу Ильиничну любили за доброту, веселый нрав, а также из-за маленького роста - рядом с Аллочкой ребята чувствовали себя совсем взрослыми, высокими, сильными. Поэтому мальчики добродушно относились даже к манере «англичанки» потрепать кого-нибудь по щеке и задушевно спросить: «Как здоровье мамы?»
Но сейчас учительницы не было ни в кабинете, ни в коридоре. А она была очень нужна, потому что Мирон и Вовка Парсаданян ожесточённо спорили. Вовка, рыжий с крупными ржавыми веснушками на толстом лице, наскакивал на Мирона, гортанно выкрикивая:
- Что, Мирончик, армянин для тебя не человек? Я кинжал дядин принесу и всех вас, жидов, вырежу. Будешь знать!
- Парсодка, еще раз скажешь так, я плюну тебе в лицо…
Мирон побледнел, широко раскрытые глаза потемнели от злости, капельки пота выступили на кончике крючковатого носа. Худой голенастый парнишка показался Ниночке очень внушительным, а чеканно произнесенные слова вызвали у нее невольное уважение. "Какие армянины, что за кинжалы, зачем плеваться? Но Мирон – друг, а друзьям надо помогать", - девочка подбежала к мальчишкам, которых уже окружили одноклассники, и, не подбирая слов, закричала:
- Зачем ты так, Вовка?! Я вот аккерманка. У нас своих не предают!
- Нету аккерманцев. Врешь ты все, Нинка, - радостно переключился на нее Парсаданян, позабывший причину спора и не желавший всерьез связываться с Мироном.
- Нет, есть аккерманцы. Мне папа говорил. Они разные все и языки разные, они…, - довольно бессвязно ответила девочка, и, не зная, что сказать дальше, расплакалась от волнения.
- Правильно, Ниночка, есть аккерманцы. Я тоже из Одесской области, люди там разных национальностей всегда дружили, друг другу помогали, - раздался мягкий голос Аллы Ильиничны. Она обняла Нину за плечи, легонько ущипнула за мокрую щечку и весело рассмеялась, услышав, как мальчишки выкрикнули хором: «Как здоровье мамы?»
Домик у крепости
Нина грустно улыбнулась, вспомнив давнишнюю ссору. Она приехала в город Белгород-Днестровский (Аккерман) для переоформления права собственности на дом, завещанный Еленой Григорьевной, сестрой отца.
В детстве Нина двойственно относилась к тете Лёле, толстой женщине средних лет, неприлично ведущей себя в общественных местах. Из-за чрезмерной полноты тётушка садилась, широко раздвинув колени, носила платья-мешки и обувь на один-два размера больше, чтобы втиснуть в нее распухшие ноги. Ниночке, тихой застенчивой девочке, неловко было выходить на улицу с родственницей, визгливо поучавшей соседей, уставших от ее пронзительного голоса и вечных склок. Лёля обожала писать кляузные письма: не там стоят скамейки, хамят в магазине, плохой фильм показывают в кинотеатре. Все ее речи заканчивались словами, что простого труженика Советская Власть в обиду не даст.
Зато дома Елена Григорьевна преображалась – умная веселая дама с тонким чувством юмора. Несмотря на толщину, она двигалась легко и быстро. Ее выразительные глаза, звучный голос, прекрасные манеры позволяли поверить, что она училась когда-то в Париже, писала изумительные стихи, была необыкновенно занимательной рассказчицей и могла надолго удержать внимание собеседника.
Вчера, вернувшись в город после 25-летнего отсутствия, Ниночка рассматривала Лёлины фотографии, на которых та была запечатлена тоненькой изящной девушкой, а позднее уже привлекательной статной женщиной не просто с изюминкой, а «целой гроздью винограда». Елена трижды была замужем, бросила всех своих мужей; однако ни один из них не отзывался о бывшей жене дурно, хотя она, быть может, и стоила этого. Откуда у нее такая власть над мужчинами?!
Память услужливо высветила красное лицо Лёли, зашедшейся в крике: "Не позволю издеваться над раковой больной, честной советской труженицей!", и чувство стыда, охватившее Ниночку там, в магазине, недоумение дома, когда Елена Григорьевна, крайне довольная собой, заявила: "Пусть подавятся. Это моя контрреволюция советским".*
Кругом Миацикановы
Фонд имущества размещался в небольшом двухэтажном, недавно отремонтированном особнячке. Отдел по переоформлению прав собственности граждан находился на первом этаже, в сумеречной тиши которого расположились немногочисленные посетители. К Нининой радости очереди в нужный ей кабинет не было, и она сразу же зашла к инспектору.
Два стола, достаточно старых, с металлическими настольными лампами; три стеллажа, забитые разногабаритными папками; легкая вешалка на стене – составляли убранство этой небольшой светлой, с двумя французскими окнами, комнаты. Здесь было прохладно и спокойно, только мягкое гудение вентилятора нарушало сонную тишину. За одним из столов сидела темноволосая смуглолицая женщина лет сорока и мирно прихлебывала чай из синей, разрисованной золотом, чашки. Обстановка в помещении была по-домашнему уютной, а лицо хозяйки кабинета таким милым, что Нина сразу прониклась к ней симпатией.
- Здравствуйте. Я получила наследство от своей тёти…
- Здравствуйте, Нина. Я - Света Миациканова, дочь Арона и Кати. Вы меня помните?
- Извините, нет. Я была в городе последний раз лет двадцать пять назад.
- А я вот помню. Мы с Вами тогда и пересеклись. Неужели о нас, Миацикановых, ничего не слышали?
- Кажется, у нас какая-то вендетта? Папа что-то рассказывал, но это так давно было.
Грехи родителей на детей падут
Закрывшись на ключ в кабинете Светланы, женщины долго разговаривали, сопоставляя детские воспоминания, случайно услышанные от взрослых фразы об истоках вражды между семьями Котельвас и Миацикановых.
Бабушка Светланы безосновательно ревновала к Нининой grandma, Клавдии фон Котельвас, своего мужа, чья грубость, пьяные скандалы, жестокость к домочадцам сделали обстановку в доме Миацикановых невыносимой. Как все слабые люди, они искали виноватых, и нашли их в лице семьи Котельвас. Удачливость сына и красота дочерей Клавдии, озлобилили детей Миацикановых, Арона и Зинаиду. **
Но Светлану и Нину больше интересовала их собственная встреча в доме Клавдии.
Маленькую Ниночку привезли из Ленинграда к бабушке на летние каникулы. Сквозь чугунную решетку сада девчушка заметила медленно движущуюся на коленях женщину, худую и изнеможенная, с растрепанными седеющими волосами, в цветастом вылинявшем платье, подол которого волочился по пыльной мостовой. Следом молча шли мужчины, несущие в одеяле, как на носилках, девушку лет пятнадцати – шестнадцати: очень бледная, глаза закрыты, губы отливали синевой, пальцы тоненьких, почти прозрачных рук, неестественно скрючены.
Ниночка встала возле калитки рядом с бабушкой, уткнувшись носом в ее спину. Было что-то жуткое в этих людях, их торжественном молчании, выражении смуглых лиц.
- Клавдия, Христом Богом прошу, спаси Светочку. Ты ведь все можешь. Пускай меня Бог накажет, не Светку - она ни в чем перед тобой не виновата. Мой грех – меня и казни!
В голосе женщины было столько страдания, что Ниночка, не выдержав напряжения, громко разревелась.
- Встань, Зизи. Аккерманцы своих не предают. Заносите девочку в дом.
Нина взглянула на улыбающуюся Светлану:
- Так это была ты? А что с тобой приключилось? Ты лежала как неживая.
- Скажешь тоже, я все слышала, только двигаться не могла. У меня по диагнозу истерический невроз. Как родители крупно поскандалят, так припадок и случался: судорогой руки сводило, или я удушьем захлебывалась. А в тот день руки и ноги занемели, слепота, и еще я даже слова произнести не могла. Родичи запаниковали, тётка Зина прибежала, голосит, что это ее грех; мол, надо к Клавдии идти кланяться.
- Я знаю, бабушка сильным экстрасенсом была, всех лечила в округе. Какая ты страшная была, но когда Арон тебя из комнаты выносил, ты уже улыбалась.
- Помню, Ниночка, помню. Ты мне куклу свою протянула, я ее схватила, пальцы слабые, дрожат. Больше приступы не повторялись благодаря твоей бабушке.
- А почему Зинаида о своем грехе говорила? Чем она бабушку обидела?
Ночной разговор
Лёля смотрела заплаканными глазами на мать и в который раз умоляла ее:
- Мама, не люблю я его. Все в нем раздражает. Он обнимет, а меня от отвращения передергивает. Умом то я понимаю, что Митя умный, добрый, меня любит. Да, и красивый он. Но я его не люблю. Что делать, мама? Не могу с Митей жить, Констаки Ротта люблю, его одного, ты же знаешь.
- И думать о нем не смей, Елена. Грех это. Он муж твоей сестры.
- Знаю я, мама, знаю. Третий раз замуж выхожу - все пытаюсь его забыть, а не могу. Видно, в нашем роду все женщины - однолюбки. Ты же на себе, мама, испытала. Уйду я от мужа, не могу больше.
- Срок-то какой?
- Восемь недель уже…
Дурацкие законы для дураков и не очень
- Свидетель, распишитесь об ответственности за дачу ложных показаний. Расскажите суду, что вы знаете по существу дела.
- Я, Миациканова Зинаида Мануковна, работаю вместе с Еленой Милеску, в девичестве Котельвас. Мы с женщинами сразу смекнули, что Еленка беременна - по утрам ее месяца два на работе тошнило. А потом у нее все прошло. Я и спрашиваю: «Лёля, когда рожать будешь?» А она мне врать начала про выкидыш, дескать, шкаф передвигала и скинула ребенка случайно. Мы Милеску на ячейку комсомола вызвали, пропесочили, застращали, она живо призналась, что это ей мать аборт сделала в клинике, там Клавдия Тимофеевна заведует родильным отделением. Вот я в прокуратуру и написала заявление, я же комсомолка, все законы страны свято выполняю.
- Светочка, а что дальше то было?
- Бабка твоя, Клавдия Тимофеевна, всю вину на себя взяла: сказала, что дочь она опоила до бесчувствия, аборт сделала без Лёлиного ведома, что жить тяжело было, ребенка без мужа не прокормили бы. А Лёля всё плакала и молчала.
- Чушь какая-то! Хочешь - делай аборт, хочешь - сохрани ребенка.
- Э-э, Ниночка. Мы, слава Богу, в другое время с тобой родились. А тогда пятьдесят пятый год был, запрет на аборты еще не отменили, Лёлю посадить могли, не только Клавдию. Вот Клавдия Тимофеевна дочь свою и спасала. Сама она около года просидела в тюрьме. Неужели ты этого не знала? ***
- Правда, не знала. Меня всегда от жизни оберегали. Однажды только папа сказал Елене Григорьевне: «Твой болтливый язык, Лёля, одни несчастья приносит». Но о чём они тогда говорили, я не помню.
- А тётушка Зизи за твою бабушку молилась. Знаешь, что она бормотала? "Спаси и сохрани врага моего любимого, Клавдию, и всю ее семью. Пусть примет она мою вечную преданность."
Нина грустно смотрела на улыбающуюся Свету, вспоминая свою grandma, величавую и уважаемую соседями. «Все женщины в нашем роду однолюбки. Вот откуда мои тридцать три несчастья» - настойчиво пульсировала единственно занимавшая Нину мысль. А Светлана, не замечая этой смены настроения, сидела напротив нее и продолжала оживленно болтать, как самый преданный враг.
Postum:
* Бессарабия с 1918-1940 год входила в состав Королевской Румынии. С 1940-1941 была в составе СССР. После второй мировой войны с 1945 года является частью Украины.
** Nina_Rotta "Не все ль равно, с кем будешь ты?"
*** Производство аборта лицом, не имеющим высшего медицинского образования соответствующего профиля, — наказывается штрафом в размере от ста до двухсот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного до двух месяцев, либо обязательными работами на срок от ста до двухсот сорока часов, либо исправительными работами на срок от одного года до двух лет.
Статья 123. Незаконное производство аборта
**** Закон о запрете абортов был отменен в СССР в 1955 году.
***** Белгород-Днестровский (Аккерман) – город моего детства. В рассказе все события и имена вымышлены, кроме фамильного - Нина Ротта.
nina_rotta@list.ru
