23 мая, 1986 года, Чернобыльская АЭС, пожар, четвертый блок… Горит! Что делать? Как и полагалось по Уставу, капитан Владимир Чухарев проследовал c караулом на четырех пожарных машинах к четвертому блоку. Максимчук с добровольцами — следом. Что горит и где горит — никто не знает, кто сообщил — вопрос.
ИХ ВСТРЕТИЛА НЕИЗВЕСТНОСТЬ И ТЕМНОТА.
Надо идти в эту неизвестность — затем и спешили. Люди были в шоке, про первых погибших 26 апреля никто не забыл. Сказали:
— Капитан, если ты пойдешь, то мы с тобой пойдем тоже.
Капитан не струсил, пошел, и люди пошли за ним. Машина въехала в транспортный коридор четвертого блока, ширина коридора 50 метров, можно свободно ехать на машине (сюда же будут заезжать остальная техника во время тушения пожара); другая, гидрант, осталась на месте. Света не было. Никого из персонала нигде не было, всех словно ветром сдуло. Кроме пожарных решать судьбу станции было некому. Максимчук с Гудковым уже шли через третий блок, от них сигналов не поступало. Сам Чухарев был в респираторе, а многие бойцы — с открытыми лицами. Чухарев вместе с людьми (18–20 человек) прошли коридор, поднялись вверх по лестнице, попали в помещение, тьма была полная. Страшно — как никогда в жизни. Капитан, не снимая респиратора, стал кричать:
— Давай помощь!
Кричал в воздух, в никуда, чтоб знали об их местонахождении, кричал так, что потом два дня вообще не мог говорить, только шепотом. Никто не отвечал — ужас становился все холоднее. Темно и дымно. Потом попали в другое помещение, видят — пламя! Вскоре из коридора третьего блока показалась знакомая фигура… Неужели… Владимир Михайлович, да он-то сюда — зачем? Чухарев опешил:
— Владимир Михайлович, что Вы тут делаете? Здесь же смертельно опасно!
Максимчук отвечал, переходя на хриплый шепот:
— Сынок, разве ты не понимаешь, что я должен быть здесь...
…Капитан Гудков появился несколькими минутами позже. В помещении, в коробе под потолком горел кабель открытым огнем: то ли замыкание, то ли кто-то поджег, то ли сверху попали выбросы топлива… Тут же приняли меры, чтобы разбить металлические короба и ввести туда водяные стволы на тушение. Что дальше? Решили: Максимчук с Гудковым и их звеньями выходят, а Чухарев задерживается на некоторое время — завершить свой участок работ. Чухарев остался как на передовой линии фронта… Но с БТР по громкой связи уже передавали:
— Товарищ Чухарев, срочно выводите людей!
Нет, нельзя уходить, а кто же потушит? Передали снова:
— Чухарев, срочно выводите людей, если вы этого не сделаете…
Капитан Чухарев кратко, но сильно послал всех подальше, хотя его уже качало и тошнило немилосердно. Ведь дело все еще не сделано; понимал, что пока бойцы еще не потеряли силы, нужно давить и давить огонь. Повернуться и уйти — нельзя.
— Капитан, ты что, не понял, выходи, тебе говорят, мы тут формируем пятерки, выводи людей! Максимчук приказал, слышишь?!
…Капитан Чухарев, дорогой мой капитан, все слышал и понимал. Да ведь жалко было бросать, другим-то дороже выйдет, выручал Максимчука по большому счету; все жилы свои вытянул, сделал все, что мог — большую часть колоссальной работы! Не представляю, как все это выдержал Чухарев и его люди, как там они были и тушили, как потом тушили снова, уже в составе «пятерок»! Дальше… Владимир Васильевич вспоминает, каким напряженным был именно тот момент, когда принималось решение посменного тушения пожара, как пожарные реагировали на то, что происходит…
Людмила Максимчук, апрель 2003 г.