И этими золотыми взгорками пришли потом на Холодный ручей, почти в устье.
Холодный незаметно, в купах калины и трав, тихо струит воды свои в Полисть. Пошли-то мы за калиной, взяли с собой ведерко.
А калина нынче мелкая и как будто побита, съежилась в гроздьях. То ли дело прошлый год! Ясные, крупные ягоды светились, наливались соком и силой лесной. Грибы тоже уже пропали, не так давно прошел слой белых,а вдоль реки встречали мы уже старые, огромные, дряхлые подосиновики. Совершенно было неожиданно, что так обмелела река. Небольшой поток едва струился в русле, обнажая большие песчаные косы, в затонах и на плесах стояла неглубокая вода. Виделись эти озерца воды, будто большие зеркала, разбросанные между берегами, светящиеся осенним солнцем, отражающие небо и лес.
Потом за поворотом река немного набухала, выгибала спину, мягко разливалась и заполняла русло, она была мягка и спокойна, как кошка, греющаяся на солнце.
Шли вдоль уреза воды, по глинистому обнажившемуся дну, уже покрытому сухой коркой растрескавшейся глины. И если раньше трава на берегах надежно укрывала лесных обитателей, то теперь было очень хорошо видно, кто спускался к самой воде. Глина хранила следы копыт и лапок. Очень осторожно подходила к воде косуля, уверенно ступали кабаны, мелко напестрили еноты. Желтые листья опускались на свежие углубления следов, осеняя звериный путь.
Наш Федя мало обращал внимания на следы; его больше интересовали палки и коряги, бывшие, в его глазах, более одушевленными. С ними он время от времени вступал в бой, напрягая морду и притворно рыча. На подходе к Холодному, на самом гребне увальчика, Федя сразился с горелым деревом. Странное, черное, шершавое существо, превратившееся из дерева, раскинуло руки, упав в траву. Изгибаясь треснувшим стволом, оно уползало каждым своим изгибом, чем вызвало совершенный Федин восторг. Устав от поединка с деревом, Федя все же не потерял боевой дух. Коряги в воде Полисти вызывали не меньшее воодушевление. В порыве своих чувств Федя даже схватил тонкую палку, которая была длиннее Феди и долго нес ее поперек себя, задевая берег. Каждый раз, когда палка сопротивлялась и путалась в траве, Федя рычал и делал страшную морду, он спешил за хозяином.
Там, где берег стал скользким, мы ушли в лес. Яркое солнце было уже по осени спокойным, от того не резкие, а мягкие и очень светлые образы представлялись лесом. Вдоль Полисти растут редкие в наших местах в диком виде липы и ясени. Эти деревья укрывают Полисть загадочным и тайным покровом. Мощная сила исходит от них, растекаясь в прибрежных зарослях, как будто, делая человека сильнее, объемнее. Мы шли, наблюдая образы этого леса.
Солнце пряталось, украдкой светило, таясь за мощными стволами. Иногда оно плескало в самую гущу зарослей пригоршню света, смеясь и купаясь в листьях. Смеялся мухомор, обласканный светом. И сколько же их тут было! Мухоморное царство. Одни огромные, важные, с плоскими шляпками, другие юные, яркие, круглые и веселые! Мухоморы помогают деревьям, сотрудничают с ними. Тонкими нитями-гифами, оплетают они корни, образуя микоризу и помогая дереву поглощать питательные вещества; взамен мухоморы получают созданные деревом органические соединения.
Кое-где на поваленных стволах видели мы россыпи грибов-шариков, источающих сильный грибной дух, они казались маленькими проворными живыми существами, гуляющими в моховой зелени. Их хотелось тихонько потрогать, погладить пальцами. А вот гриб-свинушка, затаившийся в желтых листочках, и не поймешь сразу, так хорошо гриб прикинулся листком, завернул края шляпки и получилось ухо-чашечка. Пойдет дождик и наполнится чашечка свежей водицей. А пока ушко это ловит солнечные блики и чутко вслушивается в тишину…
Там, где свет, прогалина в лесу. Ему радуются совсем юные деревья-дети, молодая поросль. Но над головами переплетаются толстые ветви старых деревьев, как будто живут деревья, взявшись за руки. Зрелые, мощные деревья питают покой реки. Вода, овеваемая тонким воздухом, и высящийся над ней лесной страж создают совершенно необыкновенное состояние. Около каждого такого дерева хочется долго быть, смотреть на мерцающую воду, ощущать покой незаметных потоков воздуха. То лист одинокий пронесет течением мимо, то с легким дуновением воздуха прилетит пуховое семечко, осядет на морщинистую кору. Даже Федя в такой тиши под ветвями присмирел, прижал уши, улегся клубочком у корней. Глубоко идут корни вниз и там, на глубине соединяются корни и вода в покое земли. Если опустить ладони на землю, то можно услышать руками, как вибрирует земля, и как дерево внутри вибрирует, наполняется силой. От этой силы все замирает внутри и мурашки идут по коже. Под деревом так спокойно. И рядом такие же великаны, они живут на берегу и смотрят. Кто-то большой, рогатый, как олень и любопытный. Вот огромная береза, в ней лик старика, старик поднимает руку, пропускает. Берегом мы опять выходим на большие поляны, поросшие калиной, черемухой и рябиной. Здесь была война и на окраине одной из полян мы находим старый дот. В заросшее отверстие дота ярко льется солнечный свет, убивая память о зле и давая простор жизни. Война долго будет еще уходить с этой земли, но она непременно уйдет, растворится в истине этих мест.