Лелея ряд пейзажей невоспетых,
Зачем-то звук отсутствовал при этом –
Ни ветра, ни гудения машин.
Но виделось сквозь гари пелену,
Что шире стали улицы, просторней,
Добавилось парковок и уборных
(Бывало, разыщи хотя б одну),
Заправок, с неприемлемой ценой,
Маршруток, не проехать от которых,
А в целом, он всё тот же, этот город –
Живой и томный, строгий и смешной.
У рынка бомж на выпивку просил,
Кило грибов несла старуха в торбе,
Кого-то больно били люди в форме,
А он, похоже, страшно голосил…
За тропосферу чем-то оттеснён,
Я вновь пробился к городу поближе
И видел, как коричневую жижу
Сливают в реку августовским днём.
Над школой, над больницею парил,
Над неким средоточием азарта,
Где нам опять забили со стандарта,
Каналья в бутсах розовых забил…
Какой-то дед, в домашнее одет,
О том, что флигель так и не достроен,
А слива с грушей стали толще втрое
Сказать пытался. Странный этот дед.
И под меня лицом как будто скроен.
Немым кино, без вставок и реклам
Мелькала жизни трёпаная лента.
В красивом доме кресло президента
Пытались разломать напополам,
Потел барыга в рыночной среде,
Вовсю корпели брокеры и судьи,
А я стремился к мудрости и сути,
К ветрам и солнцу, травам и воде.
А к полю в плитах… не было уж сил.
Там в грунте ларь – я знал который, точно –
С разрушенной моею оболочкой,
В которой столько времени ходил.
Мне снилось, я над городом кружил.