***
ещё о запахах
в том невозможном детстве
где ростом я с растение ирис
где вишни зреют в высоченном небе
среди громадных вьючных облаков
где вьётся дикий глупый виноград
оправдывающий лишь в октябре
нелепое своё существованье
листвой лимонной розовой багряной
на плети на одной
так вот о запахах
там был один
навек тоску запечатлевший
однажды накатив не помню где
в больнице в круглосуточном саду
(не знаю даже был ли там такой)
смешенье запахов рассольника и хлорки
и очень чисто вымытых холодных
(окно открыто при любом морозе)
мерцающих крахмально
туалетов
и вот находит
через всё житьё
внезапно настигает резко остро
щемящей памятью скулящей и тогда
стою
и не могу открыть глаза
от не-пе-ре-да-ва-е-мо-го отвращенья
к земному облику души своей
к себе
к вселенской суете
смешно
я знаю
Свидание
Воробьи не расчирикали и фонтан не прожурчался,
Как счастливо солнца бликами старый сквер переполнялся.
Как текли минуты медленно, как дыхание срывалось
в ожиданье встречи. Ветреный день июньский не кончался.
…Проплывали стайки ряженых важных и небрежных школьников
и родителей с букетами и фотографов- невольников.
…Упадая в небывалое от речений отреченье, двое,
словно дети малые, любовались дня свеченьем.
Любовались без смущения отражением друг-друга:
в тёплом карем измерении – плеска серых глаз подруги.
Лёгкие прикосновения навсегда запоминались
и последние мгновения быть им вместе оставались…
Уходили, да всё за руки крепко-накрепко держались.
Воробьи не расчирикали, как на жизнь они прощались.
***
надежды нет
но есть надежда
в иных неношеных одеждах
когда-нибудь влететь
на огонёк
присесть на подоконник
что промок
от часто поливаемых цветов
того кто без неё
не одинок
и знаешь есть такой особый запах
у вечера весеннего почти
когда здесь зимовавшие грачи
с полей недальних шумно возвратятся
и в кронах обустроясь на ночлег
всей стаей смотрят из-под синих век
на копошащихся внизу людей
смешную горечь куцых наших дней…