Элегия Приморского парка
Солнца луч последний растворился,
Парк затих и потемнел залив,
Брошенный в кустах гондон светился,
По научному – презерватив.
Взрыв демографический старался,
Он предотвратить самим собой,
Сиротой теперь в траве валялся,
Наш соратник в жизни половой.
Ах, какие в нём бурлили гены,
Люди славные не зачались –
Может быть, погиб в нём добрый гений,
Он бы лучше сделал нашу «жись»!
Мошкара теперь над ним зудела,
Ползали букашки по нему –
Разбирались: для какого дела,
И резинка мягкая к чему?
Подлетев к кусту ворона ловко,
Клювом ту резиночку взяла,
И презерватив в гнездо плутовка,
На подстилку к яйцам унесла.
К яйцам он бывал по жизни близко,
Но так рад высокому гнезду,
Раньше-то летал уж очень низко –
Где ж увидишь между ног звезду?
А в гнезде он к звёздам ближе, к Богу –
Сверху мир прекрасней и светлей!
Только бьёт презерватив тревога:
Высоко он как-то от людей?
Утречком голодная ворона,
Мысли его грубо прервала –
Проглотив с резинкою проворно,
Капли человечьего тепла…
Ждёшь морали, друг мой простодушный?
Вряд ли ей кого-то удивишь:
Если, ты гондон, не шар воздушный,
В небо высоко не улетишь!
Cибирячка Вера – лучше, чем Венера
Брожу по Лувру - эко диво!
C любой картины гений прёт,
И с каждым залом я стыдливо,
Зеваю чаще – во весь рот.
Прости мне, Лувр, давно лелеял
Любовь к тебе издалека,
Твои шедевры в школе клеил -
Их, вырезав из «Огонька».
Тогда увидя в нём Венеру -
Богиню с острова Мило,
Я с ней -- свою девчонку Веру,
Хотел сравнить - не повезло:
Раздев, я не учёл момента,
Что руки были у моей,
И вот итог эксперимента -
Я Веркой выгнан был - взашей!
Могло б всё кончится игриво...
Воспоминанья в карантин,
На луврских дам смотрю учтиво,
Тех, что дежурят у картин. -
Спят в креслах, как и в Эрмитаже,-
Бабульки наши спят у нас,
И в окнах Лувра, точно так же,
Тускнеет солнце в поздний час.
В его лучах пылится гений,
Тут пылесосят, иль метут?
От многотысячных смотрений
Шедевры ночью отдохнут...
Плетусь из Лувра на свободу,
Сейчас бы выпить где присесть...
Есть с Лувром рядом «Пиво-воды»?
А с Эрмитажем рядом - ЕСТЬ!
Сюжетик о Пушкине
Пародия на рассказ Татьяны Толстой "Сюжетец"
В тот самый миг, когда рука Дантеса
Через прицел нашла кудрявый лоб,
Летела птичка Божия повеса
И какнула ему на руку – шлёп!
И дёрнулась рука непроизвольно,
Раздался выстрел, но уже не тот,
Упал поэт, ему смешно и больно --
Кровавым снегом охлаждает рот!
Ответ за ним. Он целит хладнокровно,
Дантесу шанса не отдаст поэт,
Рука не дрогнет, сердце бьётся ровно,
Вот выстрел грянул и… Дантеса нет!
Убит Дантес - к чему теперь рыданья?
И радостных похвал не нужен хор,
Бог дал иной финал нам в назиданье –
Судьба другой свершила приговор!
В среде гусаров слыл Дантес – «двустволкой»,
Сказали нынче бы: бисексуал.
Драл дам, спал с Геккереном втихомолку
И вот голубчик нынче - отгулял!
Но Пушкин ранен! Петербург в гаданьях:
Умрёт, иль нет? И жёнка вся в слезах,
Царь в ярости! Поэт в бреду, в страданьях,
И мальчики кровавые в глазах…
И слышит он стрельбу и крики пьяных,
У изголовья кружит мелкий бес,
Цветут вокруг унылые поляны,
С развесистою клюквой до небес.
В них бунт бессмысленный и беспощадный,
Мужик затеял -- видно пьяный, мразь!
Поэт услышал в Зимнем крик площадный:
«Которые тут временные – слазь!»
Изыди, бес! Господь во всём начальник,
Любя поэта – малость испытал.
И чтоб с ума не съехал наш печальник,
Бог поднимать его на ноги стал.
И вправду, стало лучше понемножку,
Жену простил, и помыслы чисты,
Съел Далем принесённую морошку,
С дверей убрали «Скорбные листы»!
Мог за дуэль-то загреметь на нары,
Жуковский за поэта хлопотал:
«За битого – дают небитых пару!»
И царь поэту милость даровал:
«Уедет пусть в Михайловское, в ссылку,
И пишет там! Гулянье по полям,
И воздух чистый, и «Бордо» в бутылках –
Поэта укрепят – на радость нам…»
Житьё в деревне: вой волков и скука,
Возня прислуги и детей битьё.
Теряет талию, Наташка сука,
Истерики, попрёки и нытьё…
Отхаркивая и плюя мокроту,
Поэт глазеет в зимнее окно,
Как жёнка в валенках, прикрыв зевоту,
Козла верёвкой тянет на гумно…
Опять вот засуху пророчат к лету,
Поэт стареет – лысина видна,
Балбесы дети! Денег также нету,
И глянь -- уже у жёнки седина?
В столице слухи: «Пушкин исписался?»,
«Нет – пишет, даже смело иногда»,
«Цензура – дура! Если б не боялся,
Писал бы он иначе, господа!»
«Жаль, Гоголь умер, спятив близ Диканьки,
Сжёг рукописи – том из «Мёртвых душ!»
«Они же не горят?» – «Видать, по пьянке,
Не смог, бедняга, сунуть их под душ…»
Сменился царь. Крестьянам облегченье.
Царь новый на реформы шибко крут --
Вернули всех, кто гордое терпенье
Хранил во глубине сибирских руд.
Свобода ждёт их радостно у входа,
Но меч не всем им братья отдают,
В столице набралось такого сброда -
Глядишь, не ровен час - царя убьют!
Что делать, Чернышевский? – Блуд и пьянки,
И Герцен в «Колокол», проснувшись, бьёт!
Ульянову сестру отдали Бланки –
И слух: она ещё ребёнка ждёт...
Девицы в стрижках – ушки на макушке,
И разночинцы их в кружки ведут,
Собраться в путь, решился старый Пушкин,
Заканчивать о Пугачёве труд.
Задуман труд был в молодые годы –
Его он вспоминал наедине,
В архивах нынче тёплые погоды -
Пора всё рассказать о старине?
Поэт с трясущеюся головою –
Восьмой десяток уж – седой, кривой,
С любимою железною клюкою,
На Волгу едет в город небольшой.
«Какого хрена, экая причина? –
Ворчит Наталья Николаевна, –
Лежи на печке, старый дурачина,
Поедешь, нахлебаешься говна!
Читал у Достоевского – то, "Бесы"?
По городам и весям завелись,
Не Пугачёв твой – эти куролесы,
Россию спортят, ты к ним не вяжись!»
Приволжский город. Зимняя потеха,
Гулянья – Святки! Старенький пиит
Бредёт в снегу – зачем сюда приехал?
Задумался: «Как быстро жизнь летит!
Когда-то с этим… вот забыл, стрелялся…
И кто теперь читает старика?
Да, молодые правы – исписался!»
И дрогнула, смахнув слезу, рука…
Ба-бах! – удар в затылок, кровь и рана –
Снежок с ледышкой в Пушкина попал.
«Смотрите-ка, седая обезьяна!» –
Юнец с забора радостно орал.
Сощуривший калмыцкие глазёнки,
Юнец с забора спрыгнул, сопли трёт:
«Бей эту обезьяну!» – и ручонкой
Ещё ледышку острую берёт...
И Пушкин вспомнил, этого... Дантеса!
Наш старец -- вдруг вулканом закипел,
Взмахнул клюкой, как дуэлянт - повеса,
И ей сопливого юнца огрел!
Бил по головке рыжей негодяя,
За «обезьяну» так ему задал!
Бил исступленно, не соображая,
И обессилив, бездыханный пал..
«Илья, скорей! – кричали за забором, -
Володя наш разбойником избит…»,
«Убит, – прохожие шептали, – вором!» –
А зрелище являло страшный вид:
Сынка Ульяновых, арап заезжий,
Клюкой своей железною убил,
И рядом с отроком упал болезный,
Сдав Богу душу, вечным сном почил...
О, сослагательное наклоненье!
Муза Клио пускай меня простит,
Что робкое моё воображенье
Читателя чуть-чуть повеселит.
Не став Вождём, погиб наш Основатель –
Большевики не по рулят страной!
Россия от таких-то обстоятельств,
Поехала бы колеёй другой:
И немцы на неё бы не напали,
Мы не узнали бы, что есть Немцов?
Культ личностью не стал бы Коба - Сталин,
А Ельцин бы возглавил кулаков.
Срок Новодворская бы не тянула,
А стала бы дворянкой столбовой,
И нынче бы в одну дуду не дула,
С шизоидной «демроссовской» шпаной.
Ирина Мацуовна Хакамада,
Такое получается ретро:
Сбывала бы лосьон, духи, помаду,
В Японии, у станции метро.
И Ходорковский – олигарх в законе,
За свой букет из очень мутных дел,
Не под Читою, в лагере на зоне,
А за чертой оседлости б сидел!
Генсека б "Нобелем" не наградили -–
Крестьянин Миша в поле бы пыхтел.
Германию в войне бы не делили,
Разведчик Путин там бы не корпел…
Россией все бы восхищались страны,
Нас миллионов было бы ШЕСТЬСОТ!
Но случай – сын всех ситуаций странных,
Историю скрутил наоборот:
Для птички той зима была сурова,
Не прилетела на дуэль она…
Как часто в жизни для добра большого –
Так не хватает капельки говна?