***
У меня никогда не родится сын
И не будет дочки… Смешной, неуклюжей…
Я смеялась бы: «Эй, моя! Вон из лужи!»,
Думая: «Вся в меня!»…
Потому что
Знаю. (Пусть верить мне нет причин).
Это правда. Не жертва и не кокетство.
Я, наверное, слишком устала сердцем
Чтобы зря полагаться на пошлые «истины»,
Вроде тех, что «все мы свое найдем».
Да какие все? Да какое всё?
Я смотрю на шкаф своих детских книг,
На игрушки: дракончиков и зайчат.
Я для них, невозможных, их берегла:
Все сокровища, помнящие меня.
Свою старую куклу хранит и мать
(Ей я буду врать).
Но порой будто слышу смех, вижу взгляд,
И как в щеку клюнул – поцеловал…
Я не буду гордиться, что «мой» – награда:
Уже в «год и шесть» «Бармалея» знал.
…Но прости, ведь не будет тебя, мой сын
И сестры твоей светленькой и худой.
Ваш отец родиться, видать, забыл
Или даже лучше: не должен был.
Значит, к счастью, Господи.
Мне легко.
SILENTIUM
Мы присядем на лавку. Нам по колено снег..
Вечереет. Вдвоем спокойнее, где темней.
Я начну разговор о том, что среди сует
Суета моя всех стремительней и ловчей,
Ни дает даже сахар в чай положить с утра.
И друзьям позвонить не дает уже где-то с лета.
То, что я посижу с тобой – это просто так.
Поплачусь еще за самоволку от ловли ветра.
А потом расскажу о том, как лишает сил,
И возможности до рассвета над книгой бдеть
Отвратительная от бессмысленности своей
Глажка простынь. На них никто не придет смотреть.
Только то ли слова не те, то ли не при тех,
Но от исповедей таких лучше б отмолчаться.
Это будто скрыл, от попа, застыдившись, грех,
И он жжет тебя изнутри, не пуская к причастью.
Ко мне глухи,
Будто взлетает здесь самолет.
Или будто я рыба,
Корчу предсмертный вопль,
Бьюсь на мели,
Но слов в моих жабрах нет.
Так душит невысказанность, грохочущая во мне.
Дедушка
Я плохо помню эти дни
Семь лет прошло, наверное.
На кухне тишина стоит
Особенная, нервная.
О раму форточка стучит
Отчаянная, громкая.
Врач, выдыхая, говорит
Нам слово незнакомое…
Латынь. И тише тишины.
Что ж, мы ещё надеемся.
Врач, видимо, хотел уйти,
Но просидел до вечера.
Оно на нас не в миг один,
Оно все так же рушится.
Мол, вот, бессовестная жизнь
Карает самых лучших.
Всегда не вовремя, и как-то незаслуженно.
Мой дедушка нам наизусть
По вечерам читал из Пушкина.
«Не дай мне Бог сойти…» как к случаю.
Так и не к случаю (его любимое)
Он уже год молчит, но сына
Зовёт испуганно. Во сне ли?
ДядьВаня умер в прошлом августе,
Они тогда на даче вместе
Всё жили. Дед в минуту смерти
Был с ним...
Он так, наверное, и не понял,
Когда я отучилась в школе.
Да и меня уже не помнит…
Мне жалко маму, каждый день
Уже семь лет она упорно
Ему рассказывает - кто мы,
Пока сидит с ним или кормит.
Мой дедушка был председателем
Райкома партии. Вот он на фото
Нарядный, радостный, с работы
Пришел. Я помню, что с подарком.
Он без очков ещё, а взгляд
Такой решительный и ясный.
Теперь ему уже, наверное,
Совсем немножечко осталось.
Как не смириться? Со стыдом
Мы вспоминаем, как кричали
Когда он ставил на огонь
Пластмассовый китайский чайник.
Всё это было лишь в начале.
Поплакали и замолчали…
Какое страшное молчанье
Ночами. Затаив дыханье,
Мы слушаем его дыханье.
А он чуть слышно: «Ваня.. Ваня..»