уминают свои подорожники,
золотым запивают пилзнером
под СиДи с Окуджавой и Визбором.
Меж полотен гуляют курортники,
мини-мини, джинсы и двубортники.
Прищуриваясь, прицеливаются,
прикуривая, прицениваются.
Подходят, уходят, тусуются,
глазеют как шаржи рисуются.
И я под стишки с синкопами
тоже слоняюсь. Как вкопанный
вдруг замираю: картина!
И сразу линяет рутина.
Гузенко, неведомый гений,
ловец эфемерных мгновений:
и вот на поверхность холста
планируют чьи-то уста,
потом саксофон и усы
под музыку новой попсы.
Смещаются в центр сюжета
Жорж, саксофон и Жоржетта.
Синее, голубое,
зелёное, золотое...
Жоржетта раздражена,
на Жоржа не смотрит она.
Отвернулась и выговаривает,
похоже, что заговаривает.
Но грудь её обнажена
и к Жоржу обращена.
А Жорж саксофон обнимает,
с улыбкой Жоржетте внимает,
он слушает и наигрывает,
то выигрывает, то проигрывает...
Теперь этой жизни толика
висит у меня над столиком.
Январь, 2011