Во тьме мне сделалось вдруг грустно -
возникла музыка, плывущая в сирень,
в глухую влагу переулков захолустных,
где город доедал одну из деревень.
Ах! Шуберт, милый! Не безумство ль это -
окно открывший переливам соловья
в мир прагматизма, плоского сюжета,
пронзивший трелью нежной -''Песнь моя,
лети с мольбой'' для публик бельэтажей
и жителей мансард, до дымов из трубы,
от центра города до дальних заовражий,
пронзи хрустальною стрелой судьбы
мой век, колючий, жёсткий, рваный -
ни мира, ни войны. Об острые его края
сердца стучатся наши... Как ни странно,
им так нужна наивная мелодия твоя...