Несмотря на поздний час, из окон кафедры квантовой механики вываливался электрический свет, рисуя вытянутую проекцию окна во дворе, а из открытой форточки можно было услышать возбуждённые голоса и учуять горький аромат сигарет.
- Стёпа, тебе повезло, что я холостой, задолжавший хозяйке за квартиру студент, – с наигранной досадой говорил жилистый парень в белом лаборантском халате. Вздёрнутая вправо и наверх, и как бы дымящаяся из-за сигареты чёлка, придавали ему озорной вид – А то стал бы я ввязываться в эту авантюру. Ёхарный Бабай, мы с тобой уже второй месяц возимся, – ни на миг не замолкая, пыхтя и при этом, вводя какие-то расчёты в программу на компьютере, продолжал себя накручивать злостный неплательщик.
Тем временем Стёпа смиренно сложил свои маленькие ручки на маленьком животе и в порыве самоистязания растянулся на стуле так, что на него даже смотреть было неудобно, но Стёпе такая гимнастика всегда помогало взбодриться. Он внимательно пропускал через себя слова Макса, похожего со стороны на этакую матёрую секретаршу захолустного детектива. Слова Макса не оставляли в его сознании ничего кроме раздражающей вибрации. Из этого всего можно было сделать вывод, что оба приятеля давно выработали способ бороться со сном, когда кофе и сигареты уже не помогали, и перестали обращать на эти ритуальные действия хоть какое-то внимание.
Вдруг компьютер издал сытый звук, как Пэкмэн, съевший последнюю точку в лабиринте, и монитор зарябил какой-то последовательностью.
Макс ошалело посмотрел на раскорячившегося приятеля, в его глазах отразилось такое же лицо Стёпы, только из-за рассыпавшихся веснушек и торчащих в разные стороны как солома волос его выражение напоминало оглушённого падением шалопая, свалившегося с соседской яблони.
Чтобы не спугнуть чавкающий монитор, Макс осторожно, не сводя глаз со Стёпы, убрал указательный палец с энтера и сказал: Всё! - вместе со словом невольно выпустив томное придыхание. Ребята ещё секунд двадцать сидели в оцепенении, пока ситуация стала невыносимой и они разом, подскочив к монитору, уставились на семенящие строки.
- Слушай, Стёпыч, до сих пор не могу поверить, что провокация Лидки сработала и мы с тобой, в общем-то, два неглупых, подающих надежды молодых самородка, взялись за это дело. Нет, ну ладно, чисто теоретически описать модель зависимости сознания человека от Вселенной, и уменьшение значения одного индивидуального сознания из-за постоянно расширяющейся Вселенной, это ещё можно понять. Молоды, горячи и нечем вечером заняться, но вот так! Два месяца кряду, каждый день, – с плохо скрываемой гордостью тараторил Макс.
Стёпа, раздуваясь как индюк, от затяжки сигаретой и самодовольства подхватил мнимо-уничижительный тон Макса:
– Да, и ещё умудрились математически обосновать и рассчитать эту взаимосвязь. Установить влияние гравитационного красного смещения на изменение сознания индивида, сохранение сознания при перемещении к срезу Вселенной и возможность преобразования сознания в количестве одной штуки в импульсный код. Показать взаимосвязь замедляющегося времени с сохранением сущности и плотности этого замученного нами же сознания, и не рассеивания его же благодаря этому замедлению.
- Ёпрст, да я уже вижу, как с утра приходят дяди вот в таких же халатах, - тыча в грудь Макса, продолжал Стёпа своим мальчишеским голосом, - И забирают нас в обитель спокойствия, в смирительных рубашках. А там, глядишь, и до нобелевки рукой подать, – заложив руки за голову, завершил Стёпа.
- Ага, только в объятиях смирительной рубашки некому будет подавать, – заметил Макс. – Слушай, а в индексах зависимости, сколько знаков после запятой учитываем?
- Тридцать пять, вроде достаточно, – сморщив лицо, ответил потенциальный пациент.
- А исходную гравитацию взяли от Солнца? – продолжал Макс, поглядывая на экран.
- Да, мы же это тысячу раз обсуждали. Этого достаточно, чтобы рассчитать пропорциональность замедления времени, – настораживаясь, ответил Стёпа, придвигаясь к монитору поближе.
- Выкладка загрузилась на восемьдесят три процента, через пять минут будет первый срез, – добавил Макс и, выдержав паузу и разглядывая вновь появившиеся зеленоватые строки на чёрном фоне, продолжил:
– А алгоритм расчёта необходимого квантового значения величины сознания для Вселенной запустили?
- Да, а что? Вот смотри, видишь, интеграл пошёл, ты же сам алгоритм составлял, – автоматом ответил Макс.
Разговор больше не продолжался. Они напряжённо ждали результата расчётов. У Макса было такое же чувство, как при объявлении результатов вступительных экзаменов в Санкт-петербургский Государственный Университет, точнее в «Физический Институт», при котором и существовало НИИ имени Фока, где они со Стёпой сегодня и воплощали этот проект в жизнь. Он никогда не забудет давящую слабость в ногах и руках. Прислонившись к стене в коридоре, он сидел на грязном линолеуме, а руки лежали плетьми на расставленных в сторону коленях. Горло пересохло, как после марафона, и тягучей горечью отдавалась тошнота, которую невозможно было сглотнуть. Он тогда ещё разглядел сосредоточенно ходящего по коридору парня с соломенной копной, напоминавшего мальчишку. Тот мальчишка с важностью цапли переступал через ноги облепивших стены абитуриентов. Они оба тогда и не предполагали, что так далеко зайдут. В тот день им важно было хотя бы зайти в аудиторию в качестве первокурсников. Максу было тоскливо, и в то же время сознание будоражила надежда, что он преодолел это расстояние не просто так, что он победил в марафоне. Его успокаивали размеренные как маятник шаги мальчика-цапли, как будто он вносил в этот хаос что-то разумное, измеримое, распознаваемое. Макс ещё с детства бился над загадкой вселенной, когда дедушка ему читал фантастические рассказы. И теперь подходил к своей личной разгадке тайны упорядоченного хаоса вселенной так же методично, как шаги-метрономы в коридоре.
Компьютер опять сыто пикнул, выведя на экран результат вычислений в сводную таблицу, и заодно выведя из общего морока двух позарившихся на пространственно-временную модель вселенной оболтусов.
- Не может быть, – почти с суеверным ужасом прошептал Стёпа.
- Не может, но есть – сокрушённо вторил ему Макс.
- Ты представляешь, какой это объём информации? Это ж надо, ну не знаю, весь Китай собрать и объединить в одно сознание… - распаляясь на невидимого врага, возвышал голос Стёпа.
- Мелко берёшь, брат, тут Китаем не отделаешься. Как минимум, ещё и Индию надо брать, сколько у них населения? А в общем, какая разница. У нас и у человечества нет таких инструментов и хранителей, чтобы это сделать, – безапелляционно добил крохи надежды Стёпы безжалостный Макс.
- Да, одному человеку не догнать вселенную, – словно заклинание проговорил Стёпа бессмысленный для постороннего человека набор слов.
- Уже не догнать, – с усмешкой, скрывавшей безнадёжность, дополнил Макс. – Надо было нам родиться хотя бы лет пятьсот назад, но тогда мы не могли даже помыслить такого, ведь не было ни квантовой механики, ни Эйнштейна, ни твоего забавного алгоритма.
Сказав это, оба в десятый раз за сегодняшний вечер впали в унылое оцепенение и бессмысленно уставились на чёрное окно и пробегающие огоньки фар на дороге.
- Стёпыч, ты как хочешь, но я беру твоё тело в «Солянку» и натравлю на него зелёного человечка, – с вызовом заключил Макс.
- Пожалуй, телу пофиг, а мне и подавно. Запьём горе. Чёрт, а такая задумка!
Макс повесил свой халат на вешалку у входа, и, не оглядываясь, вышел из лаборатории. Стёпа ещё на миг задержался. Окинул пустое помещение взглядом, как бы ища решение, которое спряталось в резких тенях, контрастирующих с жужжащим светом. В воздухе ещё медленно плавал кисель табачного дыма, а кулер у входа булькнул, как недовольный сторож, приглашая на выход задержавшегося посетителя. Монитор опустил чёрное лицо. Всё застыло. Стёпа развернулся к выходу, нажал выключатель над кулером и пространство лаборатории поглотила темнота.
Стёпа догнал Макса на лестничном пролёте. Тот шёл с довольной рожей. Как будто сейчас они не потерпели поражение, а добились всего, чего хотели и возвращаются после долгого дня с любимой работы, где с упоением и сосредоточенностью лопочущих детей строили, не разгибая младенческие горбики, песчаные розовые замки. С чувством выполненного долга и осознанием грандиозности всего ими сделанного. От таких фантазий Стёпе подкатил ком к горлу и он, не выдержав, выплеснул раздражение на Макса:
- А что ты такой довольный? Мы угрохали столько времени на эту работу. Я отстал от учёбы, да и ты тоже. Лидка забыла как ты выглядишь, и вообще, наверно, уже…
- Но, но, но, – предостерегающе забарахтался Макс.
- Ну ладно, не забыла, а забыта тобой, – язвительно поправился Стёпа. – И мы стоим у неразрешимой задачи. Всё равно что начать заново. Я лично отказаться уже не могу, слишком радикальные у нас получаются результаты, но эта наша пьянка и Лидка стали роковыми для нашей учёбы, и будущего, смею заметить, а ты лыбишься, как Чеширский Кот. Объяснись, ну?
- Что ты заладил, рок, у начала, отстали. Ты сам сказал, что задача грандиозная. Мы не просто развили гипотезу, а сделали физико-математический расчёт по ней. Сегодняшние выводы всего лишь ещё одна ступень, которой надо заняться. И так далеко, и с такой стороны вопрос вселенной и сознания никто ещё не рассматривал. Так что смотай сопли. Завтра нам опять торчать в лаборатории, причём желательно с утра.
- Дак ведь суббота же будет, – жалобно пискнул Стёпа, заступая во владения метрополитена и обхватив рукой столб с красной буквой «М» на конце. Как бы сдавливая шею ненавистного энтузиаста Макса, хотя и понимая в глубине души, что бросит все дела ради этой эфемерной задачи, невозможной теории, которая так чётко обрисовалась за какие-то два месяца. Как будто кто-то их направлял и отворачивал от ложных троп. Ощущение было, что они как слепые котята в тёмной комнате, выбрали единственно верное направление и нащупали дверь, но пока она заперта. И рост у котят не тот, и вообще анатомия не подходит, чтобы хотя бы до ручки дотянуться.
- А у тебя что, шабат? – насмешливо рассекая колом чёлки вечерние сумерки парировал Макс. – Мы занимаемся любимым делом. Понедельник начинается в субботу.
- А помнишь…
Но остаток фразы растворился в ночном воздухе, а продолжение поглотило чрево метрополитена. Вскоре ребята сидели за столиком «Солянки». В клубе было удивительно пустынно для пятничной ночи. Но два физика не обратили внимание на нестыковку, и обрадовавшись, что их любимый столик в закутке свободен, уютно разместились в глубине клуба подальше от любопытных глаз. Заказали бутылку абсента, сырную тарелку, карпаччо и сразу же накурили плотное облако в радиусе тридцати сантиметров вокруг себя. Расслабившись, Макс выпустил рубашку из штанов, закатал рукава до локтя. Проделал он это всё с той же миной несгибаемой секретарши детектива, с сигаретой, прилипшей к нижней губе. А Стёпа с видом мальчика, которого циничный дядя привёл в питейное заведение, где как лианы вьются вокруг шестов голые тёти, ждал, когда Макс окончательно распакуется и нальёт по очередной стопке.
Вечер проходил в нужном режиме. Ребята обсудили шаги, которые предпримут для решения новых проблем в модели, перерасчёты, обсудили Лидку, обсудили однокашников, экзамены, лабораторные и лабораторию. И, осоловев от выпитой бутылки и комфортной атмосферы, решили добить сознание второй бутылкой.
Стёпа нацелил косящие глаза в зал, ища официантку, но та, как будто прочитав его мысли, приблизилась с литровой бутылкой текилы, развернув на подносе ацтекский дизайн этикеткой к ним. Рядом на подносе примостились аксессуары в виде нарезанного лайма, соли, шпажек для канапе, оливок. Подойдя к ошалевшим физикам, она приветливо сказала:
– Это подарок от двух девушек у стойки бара, вот одна в красном платье, блондинка с завязанными узлом волосами, брюнетка в синем платье и распущенными, – сделав игривую паузу и хитро поглядывая на парочку молодцев, завершила фразу, – волосами.
Ребята, как худшие стажёры какого-нибудь шпионского вуза, сразу выдали себя, повернув неестественно синхронно и резко головы и уставившись на данайцев в женском обличии. У Макса непроизвольно вырвалось:
- Спектр.
А Стёпа понимающе сморщил подбородок и закивал, как болванчик на панели автомобиля. От стремительного движения лаборантов облако дыма, словно защитное поле, окутывавшее их до сих пор, восхищённо отшатнулось, открывая цель. У них не складывалось уравнение. Две модельной внешности девушки, явно из высшей лиги, позарились на захудалых лаборантов, конечно, без пяти минут нобелевских лауреатов, но этого пока никто не знал, даже их собственный проект сомневался.
Стёпа и Макс как бы в поисках решения и подтверждения ситуации оглядели друг друга повнимательней. Но даже выпитый алкоголь не помещал трезвой оценке. Да, они ботаны самой высшей пробы, и это генетически выделялось даже в их обносках, что уж говорить о пьяных мордах, которые от потребленного алкоголя как-то противоречиво приняли интеллигентно-отстраненный вид.
А девушки тем временем недвусмысленно смотрели в их сторону и улыбались лучезарно, дружелюбно и нереально маняще, но эти нюансы со стороны красавиц, конечно, уже были побочным галлюцинациями от абсента. Или нет? Девушки как бы ждали какого-то знака, а Макс, как главный плейбой в их команде, решил не оттягивать разрешение ситуации и снял с подноса бутылку, сменив мину пьяной секретарши на лицо впечатлённого сомелье.
Девушки, приняв выражение лица Макса за сигнал, направились к их столику. Макс, уловив движение, замер с бутылкой на уровне глаз, а лицо расплылось в идиотской улыбке, которую он, ошибочно посчитав за обворожительную, отправил со всеми элементами лица в сторону девушек. Девушки слегка вздрогнули на ходу от того, что их так неожиданно забросали частями лица. Да и к тому же со стороны движение Макса выглядело так, как если бы танк плавно наводил дуло на цель. Так что модели под прицелом переглянулись и прыснули. Затем, чтобы сгладить конфуз, блондинка, которая шла чуть впереди, сразу же начала разговор со Стёпой. Он был ближе к ним и выглядел как-то естественней со своей застенчивой отстранённостью.
- Привет. Меня зовут Катя, – проникающим до самых низменных инстинктов голосом сказала блондинка.
- А я Марина, – не менее эффектным тембром прозвучала эта короткая фраза.
- Я с Мариной поспорила, – не дав скопиться секундам паузы, продолжила Катя, – что вы ядерные физики или что-то в этом роде, или на худой конец студенты физического института.
- Да? – спеша наверстать упущенную выгоду выпалил Макс, пока щелкали лингвистические центры растерявшегося Стёпы. – А в чём цимес спора?
- Если бы выиграла я, то мы должны были бы провести вечер в компании физиков-ядерщиков и текилы. А если бы удача улыбнулась Марине, то мы должны были провести вечер в компании обычных парней и бутылки текилы, – обворожительно улыбаясь, пропела Катя, хлопнув бархатными ресницами так, что их жар волной прокатился по щекам Макса.
Макс мысленно пообещал себе больше не делать таких ассоциаций, и ответил:
– Получается, мы в любом случае в выигрыше. Предлагаю отметить самую удачную сделку в нашей жизни. Тем более, что мы как первое, так и второе в вашем споре? Как сказал бы шефповар этого заведения. Так что победила дружба. Прошу, присаживайтесь.
Стёпа, среагировав на слова Макса как на команду, принялся суетно рассаживать и крутиться вокруг девушек. От этого создавалось впечатление, что макаку вот-вот накормят бананом и она радостно кривляется и паясничает вокруг благодетелей. А девушки тем временем, несмотря на все усилия Стёпы помешать рассадке, самостоятельно разместились, причём вышло так, что Марина оказалась рядом с Максом и как бы на небольшой интимной дистанции, а Катя забрала себе Стёпу. Тем временем, между Максом и Мариной уже шёл разговор, и Макс торжествующе и со вкусом что-то объяснял. А Стёпа даже не заметил, что Катя держит его за руку и выслушивает заумное научное описание проекта, который держал их умы в напряжении уже два месяца. Сейчас это напряжение нашло трещину, в которую можно спустить пар, да и беседу надо было как-то поддерживать.
В голове шумело от навалившихся так неожиданно событий и алкоголя, и было уютно, как у камина. Катя смотрела на него с восхищением и интересом, то есть проявляла чувства, которые он меньше всего ожидал. И отсутствие опыта в получении восхищения и интереса превратили его в говорящий кисель. Он придал голосу бархатное обрамление, отчего его речь звучала непередаваемой мелодией томного писка. Катя тем временем уточняла непонятные для себя слова – гравитационное смещение? Это как?
Стёпа подобрался и решил сменить тактику. Он достаточно уже показал свою премудрость, нашпиговав мозг Кати терминами и сложной логикой рассуждений. Теперь время пришло для поэзии, и он решил изложить всё более простым языком:
– Понимаешь, Катя, со стороны может показаться, что это шарлатанские бредни, но мы же не виноваты, что самые невероятные варианты развития оказались самыми вероятными и работающими. Началось всё с Лидки. Помню, был тогда обычный, непримечательный вечер. Наша группа собралась на квартире у Лёши. Сынок богатых родителей, вообще, парень хороший, но двери его шикарной квартиры открыты так часто, что это вредит его скромности. К тому же он начитался экзистенциальных брошюрок. Индивидуальность, иррациональность и прочая тупиковая философия. И теперь пытается везде сочинить какой-нибудь притянутый за уши парадокс и обосновать явления чувственного мира через абсурд. Понятно, что это просто модный вирус в его крови, но агрессивность такого взгляда раздражает.
Катя взглянула на Стёпу с понимающей и сострадающей улыбкой. Физик понял, что вместо поэзии выходит философия и вообще он уклонился от темы. Так что он мысленно поправил очки на переносице, из-за чего переносицу защекотало, как бывает, когда подумаешь о чёрном перце и представишь его аромат. Фантомы этого перца утрамбовываются в ноздри и ты чихаешь, удивлённо и довольно. Можно сказать, фантомный чих. Стёпа так же чихнул, мысленно освобождая голову и выравнивая курс.
Стёпа продолжил:
– Так вот, у Лёши на квартире Лидка, наша однокашница, была в меланхолическом настроении и её всё тянуло заглядывать в чёрное безоблачное небо, на до странности по южному большие звёзды, и всё время разводить романтично-мрачную бредятину. Так случилось, что именно в ту минуту Макс оказался рядом с Лидкой и был вынужден выслушать её рассказ. Она говорила: как замечательно было бы увидеть это бесконечное начало вселенной и пройти с ней вместе, и увидеть, как вселенная заполняет пустоту. Макс предположил: ты говоришь о расширении вселенной? А Лидка, как бы давая понять, что в принципе новоиспечённый адепт её секты мысль уловил, продолжала: но человеческое тело бренно, и к тому времени, когда доберешься до края вселенной, уже не останется ни одной комбинации, хотя бы пары атомов того, что именовалось ну хотя бы Стёпой.
Я расслышал своё имя и, насторожившись, подошёл ближе, так как знал этот Лидкин манер начинать высмеивать постепенно. Сначала она как бы объявляет имя из списка, затем проходится по внешности, затем добирается до абстрактных характеристик, и так до конца, пока от человека не останется упомянутой выше комбинации атомов. Но самое ужасное, что невозможно разобрать, это сарказм или искренность, потому что её замечания идут парами и эти пары противопоставлены максимально. Как если бы самые честный в этом мире человек сказал бы самую очевидную ложь. Поэтому обижаться не получалось, а оспаривать было бессмысленно, так как, допуская такое, вы становились причастны к абсурдной логике, а не обращая внимания, были вынуждены терпеть её юмор, хотя, надо признаться, у неё это получалось феерично.
Тут Катя предложила ему выпить за непротиворечивость и последовательность, а также за любовь, которая приучает терпеть. Они выпили, и Стёпа в очередной раз себя упрекнул, но уже сразу по нескольким пунктам. Во-первых, он в поэтическом плане раздувал свой рассказ до предметов лишь косвенно относящихся к сути, во-вторых, при девушке начал рассуждать о другой, а это было приемлемо только в логической паре «друг - друг», а он же рассчитывал на куда более низменные и менее логичные пары, в-третьих, даже посторонний человек понял бы, что он питает к Лидке некие чувства, а это недопустимо, всё таки она девушка Макса. Он мысленно собрался, и, как бы не замечая иронию Кати, продолжил:
– Я, расслышав своё имя, подошёл к ним. К тому времени Макс, которому нравилось разбирать любые, даже самые бредовые идеи, уже задавал наводящие вопросы. Я услышал их и заинтересовался, заняв выжидающую позицию, Макс спрашивал: другими словами, основная проблема в том, чтобы добраться до края вселенной, оставив при себе возможность соображать, не распавшись на неделимые частицы? Думаю, я бы смог построить модель и даже рассчитать возможность попадания на край вселенной. Лидка на это хитро прищурилась, и я понял, что Макс попадёт в ловушку. Мужская дружба и солидарность вынудила меня сморозить глупость, и я угодил в ловушку вместе с ним. Я тогда сказал – между прочим, тут надо учитывать гравитационное красное смещение, так что возможно за то мгновение, которое понадобится для развала на частицы на Земле, пройдёт не одна тысяча лет.
На лице лукавой Лидки загорелось адское пламя интриги. Она огласила приговор до того, как мы успели осознать, что нас втянули в авантюру: «То есть вы серьёзно готовы составить модель и расчёты? Готовы держать пари?» Но тогда оно казалась шалостью, чепухой. Ну мало ли что придёт в пьяную голову на квартире у ещё более иррационального экзистенциалиста.
Макс сказал, опомнившись: «Но это же чисто теория, даже не теория, а пьяное рассуждение».
А я к тому моменту уже сообразил, что лучше втянуться в группу наблюдающих и смотреть со стороны на агонию Макса. И как я подозревал, почуяв запах крови, наш сартрствующий кьеркегоровец Лёха влез между Лидкой и Максом, дабы придать этому бреду некую церемониальность. И видел, как обречённый Макс ищет меня глазами. А я молился Ньютону, чтобы он меня не нашёл и не втянул в эту западню.
«Итак, чувихи и чуваки», – зловеще начал Лёха, заложив руки за спину и расставив ноги как унтер-офицер. Кто-то иронично выпалил – сам такой, Чувака. Тебя Хан Соло ждёт. Но Лёха не дал сойти затее на нет и прервал провокатора: «Мы были свидетелями того, как Лидка отправила голосовой запрос о пари Максу. По неписаным, но всеми подтверждённым законам этого учреждения, а именно квартиры на Большой Никитской, именуемой Экзистория, в числе обязательно и неминуемо приводимых к исполнению есть и закон о пари. Согласно которому пари принимается, и участниками оговаривается срок его исполнения, исходя из предмета пари, либо отвергается, но отвергнувший пари будет брошен в пучину бесконечного индивидуального позора и игнора на целый месяц, и, может быть, сможет таким образом прийти к самоотречению, став рыцарем…» Тут Лидка сама не выдержала и выпалила: «Ну вот опять начал свою абсурдную рекламацию». Но Лёха был готов к такому развитию событий, потому что его почти всегда затыкали, когда он начинал углубляться в своё новое увлечение, и невозмутимо продолжил: «Либо обязуется пройти нагишом от этого очага справедливости до Бульварного кольца и обратно, засняв своё триумфальное шествие, которое можно будет удалить после того, как все узреют сей мужественный или женственный, в зависимости от исполняющего, променад».
Народ замер, обдумывая как всегда извращенную идею Лёхи. На многих лицах заискрилось злорадное ожидание. И все как один оглядывали Макса, представляя его нагишом с айфоном, бодрой походкой шлёпающим по асфальту Большой Никитской. Время было удачное, одиннадцатый час пятницы. Прямо как сейчас, и народ на улице уже был в предвкушении выходных тусовок.
Короче, все ждали ответа Макса, Лидка ликовала, а я создал вокруг себя вакуум. И тут, как полагается лучшему другу, эта скотина меня предала: «Хочу напомнить, для осуществления этого пари мы будем опираться на все входящие определения. Часть из них предложил Стёпа, с его идеей о гравитационном красном смещении».
У меня всё внутри обвалилось. Я побледнел, посинел, покраснел, иссох, сжался, и всё это под взглядами толпы пьяных студентов НИИ имени Фока, которые мои изменения интерпретировали моментально, и это отразилось на их злорадных физиономиях. Я испепеляющее посмотрел на Макса и с надеждой на Лидку, она, отреагировав на мою мольбу, с ангельским видом прощебетала: «Да, действительно, он сделал точное замечание и без него это пари будет нечестным, не может же Макс всю славу себе присвоить» – всё, приговор оглашён. Я теперь ненавидел всех, кого любил и проклинал свою болтливость. Я вышел к этой коллегии бледный и решительный. «Итак, Макс, Стёпа, вы готовы принять условия пари? Или пусть озарит улицу нагота ваших бледных задниц», – с таким пафосом и зловеще произнёс Лёха, что ощущение было, что нас отбросило в средний век и мы перед толпой крестьян готовились к казни.
«Да, мы принимаем пари», – выдал я, и на лицах отобразилось разочарование, интрига ускользнула. На Лидкином лице - недоумение. Потому как построение модели казалось самой глупой попыткой потратить время. Для себя же я решил, что эта грандиозная задача займёт у нас как минимум год, люди не захотят ждать столько и подогревать своё любопытство, поэтому согласятся на неделю. В итоге мы договорились на месяц. И, конечно, проиграли спор. Скажу, что после этого наш рейтинг в НИИ даже вырос.
Уходя, Лидка даже не взглянула на Макса, а мне на прощание сказала: «Теперь твой друг знает цену времени».
Много дней спустя я вспомнил эту фразу и передал ее Максу. Он сразу понял в чём дело и объяснил мне. Оказалось, что за пару недель до пари он продинамил её, забыв адрес встречи. После всех этих событий они начали встречаться. О чём это я?
Катя заботливо погладила Стёпину руку и сказала:
– Ты говорил, что вы приняли пари и поиграли.
- Да, да, да. Но самое интересное было то, что мы занимались ею только для очистки совести. И, естественно, мы не продвинулись, но эта задача нас настолько увлекла, что, не сговариваясь, мы приходили в лабораторию после занятий и забавлялись, забавлялись и забавлялись, пока не начали вырисовываться контуры, а затем эти контуры начали заполняться содержимым. И в один момент мы поняли, что есть один маленький, микроскопический шанс подтвердить этот шальной пьяный тезис.
Стёпа на минуту задумался, вспоминая что-то важное. А Катя, чтобы он не терял хода рассказа, добавила:
– Какой тезис?
- Что человеческий разум может достигнуть края вселенной и попасть в темп расширения вселенной. А такой эффект, как красное смещение, позволяет предположить, что разум человека станет, грубо говоря, идти к бесконечности, – всё с той же задумчивостью и отстранённостью продолжал Стёпа.
- Ты хочешь сказать, что вы открыли секрет бессмертия? – удивилась Катя, но удивление было какое-то техническое, неискреннее. Стёпа не стал придавать этому значения и решил продолжить рассказ.
- Дело не в бессмертии. Это скорее побочный эффект. Этот проект поставил перед нами ряд глобальных вопросов, которые мы не сможем разобрать, даже если захотим, до конца жизни. Во-первых, не хватит времени, – усмехнувшись своим словам, сказал Стёпа.
- Во-вторых, для некоторых вопросов пока нет оборудования. Но подожди, я всё говорю об этом. Разве тебе это интересно? Наверное, для тебя это звучит как байка чудаковатого парня, перечитавшего книжек по физике и с неуёмным воображением, – спохватился Стёпа.
- Во-первых, это жутко романтично и интересно, когда так увлечённо рассказывают о любимом деле. А потом, многих принимали сначала за чудаков, а после их открытий и достижений считали чудаками, которые способный достигать и открывать. Разве стоит волноваться о том, чего пока изменить не можешь? – ответила Катя, и добавила: - Продолжай.
- Ну, тогда вот какие вопросы перед нами встали. Мы установили, что можно отправить сознание человека на срез расширяющейся вселенной, которая может напоминать сферу. Это выходит из изотропного свойства расширения вселенной. Мы поняли, что, дойдя до края вселенной, мы можем установить её размеры и центр. Тот самый центр, где произошёл взрыв и ту точку сингулярности, до которой всё сжалось, а затем много позже появились мы.
Также стало понятно, что есть скорость, которая превышает скорость света. Это скорость сознания. Мы считаем, что наше сознание движется не только в нашем измерении. То есть сознание это что-то вроде мира абстракций, абсолютов. Там нет физических препятствий для движения, и категории движения иные. Там иные закономерности, но они есть, так как точка входа и выхода между измерениями - это сознание человека. А так как есть связь через сознание между измерениями, и есть закономерности, которые управляют нашим миром и влияют на наше сознание здесь, то эта связь есть подтверждение, что то измерение не чуждо каких-то закономерностей, но их пока невозможно понять.
Мы думаем, что взрыв был толчком и зародившейся связью между измерениями, кстати, их может быть и больше. Взрыв был тем самым началом движения, хотя опять же может оказаться, что он был лишь очередным. Дальше в таком случае, если мы движем сознание через то самое измерение, связанное с нашим, то, возможно, скорость движения будет такова, что попасть на край вселенной можно будет за одно мгновение и обратно так же. Встаёт вопрос: а что же это, как не путешествие во времени, если рассуждать с точки зрения человека с Земли. Нам непонятно, как при этом будет чувствовать себя тело, какой временной и пространственный разрыв. Дальше ещё интересней. Мы смогли составить модель и алгоритм. Не вдаваясь в тонкости и детали скажу, что у нас получилось. Но всегда есть «но». Собственно, мы сегодня здесь именно поэтому. Расчёты показали, что нам нужна не единица сознания, а гораздо больше.