Мир физический – это лишь суммарная проекция всех близлежащих миров.
Радуга – это только луч белого света в каплях воды. Тонкое в тонком.
Радуга - это только радуга. Явление, которое рассматривается, как единый объект. Но этот объект состоит из вибрационных пластов, которые разделены между собой смешанными границами.
Физический мир – это такое же явление, объект, в котором существуют сразу несколько миров, измерений. Но отрываясь от Единого – теряешь связь, и уже не можешь наблюдать всё сразу первичным взором. Отрываясь, попадаешь внутрь радуги… путешествуя по разным слоям этого явления, ты воспринимаешь каждый мир обособленным. Но это только иллюзия… смени точку наблюдения и ты переместишься в пограничный мир: между оранжевым и жёлтым миром радуги… между синим и фиолетовым… Смени точку наблюдения, и ты будешь видеть и жёлтое, и оранжевое, и синее, и фиолетовое. Но никто из тех, кто находится слева или справа от тебя не увидят того, что видишь ты. Только оказавшись на грани… выйдя из проекции, можно увидеть все миры… всю радугу целиком. Чем дальше от проекции – тем шире кругозор… Но в этом случае, ты уже не будешь внутри радуги. Ты будешь снаружи…
….и только умирая, ты оказываешься на грани перехода миров….
….только умирая, ты можешь видеть оба мира единым взором…
---------------------------------
- Иди ко мне…
- Нет! Он мой!
- Мой! Он мой!
- Ко мне! Иди ко мне!
Они отталкивали друг друга и тянулись к нему своими тощими руками.
А он смотрел на них и всё пытался понять, чем они отличаются друг от друга?
Все они были совершенно одинаковые: у каждой огромные чёрные глаза без зрачков, длинные распущенные волосы, тянущиеся к нему руки… У каждой только половина тела. Почему он решил, что это женщины? У них ведь отсутствовала грудь и нижняя часть тела.
Да, и зачем им ноги, если они передвигались в воздухе?
Они кружили вокруг него стайкой и, толкая друг друга, пытались дотронуться до него.
Почему ему никогда не приходило в голову посчитать их?
Ему казалось, что их всегда было одинаковое количество, но вот сколько именно?…
Посчитать их он не успел.
Прикосновение тёплых мокрых губ к своему лицу, и жуткий запах конского пота смешанного с кровью, выдернули его из видения, и привели в себя:
- Барт… не надо… Живой я, живой…
Мужчина не открывая глаз, попытался уклониться от попыток коня заставить его очнуться. Движение головы в сторону пробудило боль в черепе, которая тут же разлилась по всему телу.
- …о, чёрт... – он попытался взять под контроль эту боль и ослабить её действие, - я даже чересчур живой…
Медленно, стараясь не слишком напрягать мускулы тела и не рвать запёкшуюся кровь на свежих ранах, сел. Слабость тут же нахлынула на него.
Конь крутил глазом, опустив голову, и встревожено всматриваясь в лицо своего хозяина.
- Да живой я, сказал же… Сейчас поднимусь, – мужчина попытался встать самостоятельно, но ноги пока не слушались. Конь тут же подставил свою голову, предлагая хозяину свою помощь. Ухватившись за загривок, мужчина поднялся, медленно добрался до сумки, привязанной к седлу и, отвязав её, снова тяжело опустился на землю.
Оглядевшись вокруг, он понял, почему воздух пропитан стойким запахом крови: поляна была усыпана трупами людей.
- Барт, куда мы опять влипли?
Голова отказывалась вспоминать предшествующие события. Она раскалывалась надвое, и мужчина решил, что это пока подождёт. Сейчас нужно было осмотреть себя, и перевязать снова начавшие кровоточить раны… Он развязал дорожный мешок и с мрачным удовлетворением достал оттуда всё, чем можно было обработать и перевязать раны. Похоже, для него это было привычным событием, поскольку руки делали своё дело, не обращаясь за советами к чугунной голове, которая сейчас и не смогла бы им помочь своими подсказками.
Обработав все доступные для рук раны своего тела, он с неудовольствием заметил, что осталась ещё одна. Из тех, которые он больше всего избегал, потому что не мог до них добраться самостоятельно: по спине вязко растекалось липкое тепло. Ну, что ж… Значит надо добраться до какого-нибудь населённого пункта.
Самое время вспомнить, как он тут оказался и где он живёт?
Но голова отказывалась отвечать ему на эти вопросы.
- Барт… - позвал он коня. Скакун наклонил голову и снова прошёлся языком по лицу хозяина, - прекрати… Нам надо домой. Но я не помню – куда… Может ты помнишь?
Конь, потоптавшись возле него, нехотя опустился на колени и, дождался пока мужчина залезет ему на спину и усядется в седло. Постояв немного на месте и поняв, что распоряжений от седока он не получит, конь выбрал направление сам и медленно, стараясь не сильно трясти раненого пошёл вперёд.
Как долго они ехали, мужчина не помнил. Кажется, он несколько раз терял сознание, доверившись Барту. Правда, летающие пучеглазки больше не появлялись.
Наконец они добрались до какого-то населённого пункта.
Барт спокойно шагал вдоль домов, мужчина не пытался управлять им. Он совершенно не узнавал ни этих людей, ни эти дома и надеялся, что конь сам привезёт его к дому.
Но скакун остановился у какой-то харчевни. За невысоким забором расположилась конюшня, и Барт вероятно решил, что ему пора тут отдохнуть.
Мужчина сполз с седла на землю и шатаясь направился к дверям.
Мальчик, что сидел у порога, увидев окровавленного шатающегося человека, быстро забежал внутрь и уже через пару секунд оттуда вышел низкорослый румяный человек с приклеенной улыбкой на губах и встревоженными глазами, закрыв всем своим телом проём двери.
- Вы хотите снять у меня комнату?
- Я хочу пить…- мужчина тяжело опустился прямо на землю у двери, - и, если можно…перевязать рану у меня на спине… я теряю кровь… а рана никак не закроется…
Толстяк какое-то время потоптался на месте, но потом всё же позвал жену и попросил принести воды.
После того, как путник напился воды и умылся, хозяин харчевни снова поинтересовался:
- Вы куда-то спешите? Или отдохнёте у меня немного? Может чего-нибудь поесть?
- …у меня нет денег… и я не помню кто я…- устало произнёс мужчина, закрывая глаза.
- Хм-м-м… - толстяк немного подумал, а потом всё же кивнул головой, - я отведу вас в другое место. Вам нужно немного отдохнуть. Да, и конь ваш устал.
- Дайте ему воды, пожалуйста, - вспомнил мужчина о своём друге, - и немного овса… Я расплачусь чуть позже...
Хозяин харчевни отвёл раненого в отдельную хлипкую постройку с небольшим топчаном, и последний, упав на кровать, отключился под тихие переговоры двух голосов:
- Зачем ты его оставил? А если его кто-нибудь преследует? Он весь в крови…
- Герти, он ранен. Конечно, он в крови! Ему нужна помощь, нельзя же его просто оставить на улице?
- Ты видел его лошадь? Она ж стоит чёртову уйму денег! А оружие? Это не простой путник…
- Тем более… Если он не простой путник, то нам это зачтётся.
- А если его ищут? Зачем нам неприятности? А если он и вовсе помрёт? Что мы будем тогда с ним делать?
- Если он помрёт, у нас останется его замечательный конь. А если выживет - тоже не плохо. Отдай это Хлое, пусть постирает и зашьёт…
****************
Ему дали имя Гунн.
Почему именно такое – он не знал. Своё он почему-то никак не мог вспомнить. Он вообще, ничего не мог вспомнить, начиная с тех событий в лесу.
Пока он жил в той самой пристройке, которую ему выделил Шабаз – так звали толстяка-хозяина. По утрам он выгуливал Барта на поле за городом, и приводил себя в порядок. А всё остальное время помогал толстяку.
Идти Гунну было некуда.
Вспомнить кто он – не получалось.
А Шабаз был совсем не против того, чтобы рядом с ним жил человек, который мастерски владел мечом, топором, ножами. Тем более, что характер у странного путника был спокойный и неприметный. Он не требовал ничего кроме пищи для себя и своего коня, и не отказывался выполнять любую работу, где требовалась мужская или конская сила.
Гунн никак не мог понять почему, и как могло случиться, что он совершенно не помнил своего прошлого. Это терзало и мучило его.
Он хотел было вернуться на место того происшествия, но с прискорбием понял, что совершенно не знает где это случилось: сюда привёз его Барт.
Время шло, и ничего не менялось.
Риму он увидел впервые около небольшой гончарной лавки. Хозяин лавки выпнул из помещения своего пса, и тот пронзительно заскулив от удара, упал прямо под ноги тоненькой девушке, закутанной в старенький залатанный платок. Она опустилась на корточки и обняв подскуливающую собаку, зашептала ей что-то ласковое на ухо.
- Оставь в покое моего пса, Рима! – гневно окрикнул её хозяин лавки.
Девушка быстро выпрямилась и отошла от животного.
Гунн наблюдал эту сцену, возвращаясь с Бартом домой.
Она что-то тихо ответила лавочнику, на что тот громко разразился руганью:
- Учи свою мать латать мои носки! Пошла прочь!
Девушка испуганно огляделась по сторонам и в этот самый момент, их взгляды с Гунном пересеклись. Её глаза вдруг широко распахнулись и она, в ужасе, шарахнулась в ближайший проулок, убегая от Гунна. Он бы никогда не обратил внимания на эту худую и сутулую девчушку, если бы не такая странная её реакция.
«…она меня знает?..» - мелькнуло у него в голове, - «Она испугалась меня… Значит встречала меня раньше… Нужно найти её…»
Благо имя её он уже знал.
Шабаз рассказал ему, что Рима дочь швеи Феты.
Отца у Римы нет, потому что у Феты никогда не было мужа. Именно поэтому две женщины держались особняком, и о них мало что было известно. В своё время, когда Фета забеременела неизвестно от кого, город заклеймил её позором. С тех пор, женщина с дочкой редко появлялись на людях. Участия в городских праздниках они не принимали, да и вообще Риму считали странной девочкой.
Фета всегда её прятала от людей, и та выросла перепуганным и замкнутым ребёнком.
- Значит, Рима никогда не покидала этот город?
- На сколько мне известно – нет, - пожал плечами Шабаз.
- Тогда, как она могла меня узнать?
- С чего ты решил, что она тебя узнала? Может она просто испугалась и убежала.
- Я что такой страшный?
- Кто его знает, что там в голове у девчонки?…
Гунн решил, что это вполне возможно и ……… и постарался забыть этот случай.
Другая встреча состоялась спустя несколько недель.
Они с Шабазом поехали за продуктами. И пока он ждал толстяка, Рима налетела на него буквально сама, торопясь куда-то и постоянно оглядываясь.
Она вскинула глаза на человека, с которым столкнулась, и тот самый ужас снова вспыхнул в её глазах.
- Стой! – он схватил её за руки, не давая снова ускользнуть от него, - Почему ты меня боишься, Рима?
Губы девушки беззвучно двигались, а глаза смотрели куда-то сквозь него. Взгляд Риммы был почти безумным. Но что-то говорило Гунну, что девушка может ответить ему на его вопросы:
- Ты меня знаешь? – он не отпускал её руки, а она остервенело пыталась вырваться от него.
-…пусти меня… пожалуйста… - наконец выдохнула она, - ты – убийца!
От неожиданности услышанного он разжал свои руки, и девушка, освободившись, тут же убежала.
Не сказать, что эти слова сильно поразили Гунна. Он давно уже подозревал, что его тело исполосованное шрамами от боевого оружия, его умение владеть топором и мечом, его необыкновенно умный и преданный конь… всё это говорило о том, что он был не просто обыкновенным человеком, и ему не раз приходилось встречаться со смертью.
Но он считал себя воином. Никак не убийцей…
Однако слова перепуганной девушки неожиданным образом срезонировали где-то внутри Гунна, и его душа согласилась с ними: он был убийцей. Он действительно убивал людей. Не вооружённых людей. Не солдат. Не воинов… а обыкновенных людей…
Холодок пробежался по жилам Гунна и тут же оставил его.
«..но она-то откуда это знает?..»
Несколько дней Гунн пытался вспомнить то, что «сковырнула» в памяти Рима.
Но память не хотела поддаваться.
Гунн решил, что пришло время отыскать Риму и порасспрашивать её.
Он не хотел её пугать снова поэтому, когда нашёл их дом, то не стал ломиться туда сразу, а решил понаблюдать, и подождать подходящего случая. Он бродил в пределах видимости вокруг, и ждал пока кто-нибудь подойдёт к нему сам.
Ждать пришлось не один день.
Женщины действительно редко выходили на улицу.
А если и выходили, то только для того, чтобы что-то вынести или занести в дом.
По сторонам они не глазели, поэтому Гунна не сразу увидели.
- Что тебе нужно от моей дочери? – однажды подошла к нему Фета.
- Я хочу поговорить с ней.
- О чём? Она не знает тебя. Ей не о чем с тобой разговаривать.
- Почему она боится меня?
- Она боится всех. Мир жесток.
Гунн не знал, стоит ли говорить старой женщине, что его дочь увидела в нём того, кого он и сам в себе не видел уже несколько месяцев? Но эти слова никак не хотели выходить их гортани.
- Фета… Я не причиню ей зла. Позволь мне просто задать ей пару вопросов?
- Нет. Не позволю. Она не будет говорить с тобой. Уходи. Когда ты здесь - её убивает страх. Прояви милость… уходи.
Глаза женщины смотрели спокойно и Гунн не смог отказать ей.
Но, видимо, кто-то в небесах непременно желал, чтобы Гунн поговорил с Риммой. Потому что они встретились уже через несколько дней в пустом узком проулке, в котором разминуться было совершенно невозможно, как только пройти мимо друг друга.
Рима заметила Гунна слишком поздно, чтобы развернуться и убежать, а он воспользовался её растерянностью и в два шага оказался воле неё.
- Прошу… не бойся… не убегай, Рима… Мне нужно знать. Никто не может помочь мне, только ты. Я знаю, ты можешь рассказать мне. Пожалуйста, не бойся… - он уговаривал её не разжимая рук, но и не сжимая их так, чтобы девушка чувствовала себя в ловушке.
- …я не могу тебе помочь… не могу… - шептала девушка, пряча свои глаза и пытаясь не смотреть ему в лицо, - отпусти меня…
- Ты назвала меня убийцей. Почему? Как ты узнала? Скажи… прошу… пожалуйста, Рима?
- …я не хотела…так получилось… прости… я не хотела…
- Скажи, почему ты так сказала? Что ты знаешь?
- Я ничего не знаю, Арет… Совсем ничего…
- Арет? – имя привычно скользнуло прямо в его сердце и устроилось в нём, как у себя дома. – Это моё имя? Откуда ты это знаешь? – и он крепче сжал её руки, чтобы она не дай бог снова не убежала.
- Пожалуйста, Гунн. Я не знаю, почему так назвала тебя. Так получилось.
- Рима, просто расскажи мне то, что у тебя получается, когда ты смотришь на меня. Просто расскажи…Пойми, я всё забыл. Я не могу вспомнить… А что, если где-то меня ждёт семья? И они не знают, где я… если меня ждёт мать, жена…
- Нет! Нет! – девушка отрицательно мотала головой, уткнувшись глазами в землю, - никто не ждёт тебя… Нет ни одного человека на земле, кто был бы тебе дорог... Иначе, «они» - (Рима мельком глянула поверх его головы) - давно бы уже выпили тебя…. Ты только потому до сих пор ещё и жив, что никого не любишь, ни к кому не привязан. Они не могут поймать твоё внимание. Только поэтому ты всё ещё жив… Пожалуйста, отпусти меня… я ничего не знаю… и я боюсь тебя…
- …кто? Кто «они»? О ком ты говоришь? – слова Римы так шокировали его, что он ослабил свою хватку, и девушка, вырвавшись, бросилась прочь от него по переулку, - Рима! Не убегай! Помоги мне! – отчаяние вдруг накатило на него горячей волной. –
Кто это «они»?
---------------------------------------
Гунн целыми днями теребил имя «Арет» пытаясь вызвать в себе собственные воспоминания.
Бесполезно…
Он не хотел пугать Риму, поэтому боролся с собственным желанием отправиться в дом Феты. Рима казалась ему безумной, но ведь именно её безумие помогало ей находить в нём те струны, которые откликались воспоминаниями. Или отголосками воспоминаний?
Шабаз рассказал ему, что Фету недолюбливали в городе ещё и потому, что её бабка была ведьмой. Старую женщину утопили в местном пруду, когда проходили зачистки инквизиции в городе. Она была признана невиновной после того, как утонула, и демоны не помогли ей всплыть с камнем на шее… но люди всё равно считали её ведьмой. Никто не знал, передаются ли ведьмакские штучки по наследству, но Риму в городе считали немного чокнутой. Нет, никто не называл девочку колдуньей, к этому не было предпосылок. Просто считали, что бог наказал Фету таким вот немного ненормальным ребёнком за её бабку.
- Поэтому тебе не стоит обращать внимание на её сумасшедший бред, - успокаивал толстяк Гунна.
- Но она ведь назвала меня по имени, Шабаз? – и это он ещё не рассказал своему хозяину, что девочка называла его убийцей…
- Она могла сказать, что угодно, Гунн. Что-нибудь нечленораздельное. А ты просто услышал в этих звуках своё имя. Иногда так бывает: слышишь то, что хочется услышать, а не то, что произносит говорящий…
Гунн, понимал, что Шабаз пытается найти какое-то понятное объяснение необъяснимому, но это не помогало ему вспомнить себя, и это его злило. Ему хотелось пойти в дом Феты, найти эту большеглазую странную девчонку и вытрясти из неё всё, что она знает. Любыми путями! Что-то говорило ему, что раньше он всегда именно так и поступал. И хоть он не помнил себя, но отчего-то знал, что вспыльчивость и нетерпение были его верными спутниками всегда. И он бы поступил сейчас точно так же, если бы не вспоминал тот ужас, который всякий раз излучали глаза Римы, когда она видела его.
«Она скорее умрёт от страха, чем что-то расскажет» - останавливал его внутренний голос,- «И ты ничего о себе не узнаешь… Только после того, как ты её таким образом убьёшь, у тебя и надежды не останется на то, что ты что-то сможешь вспомнить… Так и застрянешь здесь мальчиком на побегушках…»
Поэтому Гунн решил для себя, что ему придётся научиться ждать.
Терпеливо ждать, когда придёт время и Рима сможет привыкнуть к нему. Таким образом в его жизни появилась цель: приручить Риму.
Поначалу он просто приносил к дому Феты корзины с лесными яблоками. Ближе к зиме они с Бартом приволокли туда огромное сухое дерево, и Гунн порубал его своим боевым топором прямо возле их дома. Было смешно заставить себя применить своё оружие, которое, наверняка, до этого использовалось только в целях нападения и защиты, - для бытовых целей. Он чистил картошку у Шабаза своими остро наточенными боевыми ножами и веселился, как ребёнок, открывая для себя что-то новое в этих действиях.
А когда Шабаз научил его ловить рыбу в зимнем пруду, он стал приносить свой улов женщинам. Гунн просто оставлял корзины у входа в дом и уходил. Он не знал выбрасывают они их содержимое или едят. Ему это было не интересно. Он только хотел, чтобы женщины не боялись его. Чтобы они видели в нём не убийцу-врага, а друга…
- Зачем ты это делаешь? – спросила его однажды Фета.
- Мир не так жесток, Фета, каким ты показала его своей дочери… В нём ещё живёт доброта. Её нужно только увидеть… Если ты не можешь показать этого Риме, то может быть я смогу?
И Рима уже не шарахалась и не пряталась от него, но и не подходила близко. Только наблюдала за ним издалека.
Однажды, когда Гунн помогал Фете перекрывать крышу птичника соломой, Рима подошла к нему совсем близко:
- Мама, смотри, - и она повела рукой чуть выше правого плеча мужчины.
Фета кинула взгляд туда, куда указывала Рима и тут же вернула его обратно:
- Всё хорошо, Рима. Иди в дом.
- Ты же видишь? – не унималась девушка, - Он меняется…
- Я же сказала, иди в дом! – повысила голос Фета.
Рима побежала в дом, но на пороге оглянулась на Гунна, и он впервые увидел в её глазах улыбку.
----------------------------------------
Можно жить всей радугой.
Расшириться до состояния семицветья и одновременно присутствовать во всех слоях. Поначалу не получится охватывать сознанием все семь-двенадцать слоёв. Придётся переключаться между ними. Для того, чтобы научится держать своё сознание в разных вибрационных слоях нужно попасть в пограничную зону. С этой точки внимания будут видно сразу два мира. Когда сознание вырастает в состояние удерживания внимания в двух мирах, точка внимания сдвигается в другой ракурс и сознание уже учится охватывать несколько слоёв сразу.
Жить всей Радугой.
Сначала - семь миров, а потом и с полутонами – двенадцать.
---------------------------
Ранним майским утром Рима пришла к нему сама.
Они с Бартом, как обычно, утром отправились на прогулку.
Барт носился по полю за бабочками и стрекозами, а Гунн занимался обычной утренней тренировкой: он не хотел терять боевых навыков, хотя и не знал, зачем они теперь ему могут пригодиться. Но это уже стало частью его жизни, и ему нравилось играть с мечом и ножами.
Рима вышла на край поля и молча стояла там, не отрывая глаз от шоколадного коня.
- Барт, подойди к ней… только медленно… не испугай её…
Конь осторожными шагами приблизился к девушке.
Рима, улыбаясь, протянула ему что-то в руке и провела рукой по тёплому блестящему боку скакуна.
- Тебе нравятся лошади? – издалека спросил Гунн, медленно приближаясь к ней.
- Я не знаю. Это первая лошадь, которую я так близко вижу.
- Это – конь. Мальчик. Его зовут Барт.
- Да, я слышала, как ты его называл. Он тебя любит… - она снова улыбнулась.
- Я его тоже люблю, - улыбнулся в ответ Гунн, - но ты говорила, что я никого не люблю... – осторожно добавил он. Ему не хотелось спугнуть её снова.
- Я говорила о людях, а не о животных.
Гунн тихонько рассмеялся. Может быть, сейчас самое время спросить у неё, откуда она знает его имя?
- Рима… Можно мне спросить у тебя кое-что?
Рима напряглась и тревожно глянула на Гунна.
- Нет, Пожалуйста,.. – он протянул руку вперёд, ладонью вверх, - если ты не хочешь – я не буду спрашивать… Только не бойся меня, хорошо? И не уходи...
Рима не отвечала и тревога не уходила из её глаз.
Гунн замер и боялся даже громко дышать.
- Я не ведьма, - вдруг сказала она. – И не хочу, чтобы меня снова утопили.
- Снова? А тебя уже топили?
- Я не ведьма, - повторила она, не отвечая на его вопрос.
- Я никогда не встречался с ведьмами, - тихо сказал Гунн, - но мне, кажется, ты совсем не похожа на ведьму. Ты славная девушка. Не похожая на других, и только… Кто тебе такое сказал?
Рима снова помолчала, решая рассказывать Гунну или нет, но потом решилась:
- Мама говорит, что люди не любят других людей, которые на них не похожи. Они их зовут колдунами и ведьмами. И уничтожают их.
- Я тоже не похож на других. Ты же это знаешь, так ведь? – Гунн подошёл к ней ещё ближе.
- Да, - согласилась с ним Рима, - ты не похож ни на кого, из всех кого я знаю…
- Вот видишь, - улыбнулся он, наблюдая, как она постепенно расслабляется, - Значит, нам можно с тобой быть друзьями.
Рима улыбнулась и, достав из кармана маленькую морковку, протянула её Барту.
- Он любит морковку, да?
- Он любит всё вкусное…. )))))))
Рима смотрела на жующего коня и улыбалась.
Её улыбка была какой-то совсем необычной. Мужчине казалось, что он ещё никогда не видел, чтобы люди так улыбались: её улыбка была совершенно чистой и искренней. Девушка буквально излучала свет.
«…мммда-а…» - думал он, - «может она и сумасшедшая… но какая-то особенная…»
Рима помолчала какое-то время и перевела взгляд с Барта на его хозяина. Гунн ждал.
- Ты ведь видел их, так ведь? – наконец решилась спросить она.
- Кого?
- Ну, этих, что летают вокруг тебя?
Гунн поводил глазами вокруг себя..
- А они всё ещё летают?
- Да, - она звонко рассмеялась, - Я всё хотела сказать тебе: тогда… первый раз… я не тебя испугалась. А их... А потом ты научил меня их не бояться.
- Рима… Кого «их»? – аккуратно спросил он.
- Ты и в прошлый раз спрашивал «кто они?». Но ты же их видел… и не раз… с большими глазами… пол тела… волты… маски…
- …косматые женщины? – вдруг дошло до него.
- Они не женщины… Они только хотят ими стать. Но у тебя в голове нет такой женщины образ, которой они могли бы принять. И ты их не боишься. Поэтому им не удаётся тебя поймать. Ты их видишь только на грани жизни и смерти, да?
- Да, - Гунн был поражён тем, что услышал. Раньше он всегда думал, что этот странный сон всего лишь плод его воображения, - Рима, а сейчас ты их видишь?
- Да. Они хотят тебя выпить…
- Выпить? Как это?
- Ты много убивал. На тебе много чёрного... Для них ты, как праздничный пирог… Очень вкусный… Они не отстанут от тебя, пока не выпьют….
- А можно от них как-то избавиться?
- Можно. Но тогда нужно позвать своего защитника. А у воинов защитники очень далеко… Воины и сами защитники… Поэтому они редко с собой приводят своих ангелов…
- И как мне позвать защитника?
- Никак… у тебя не получится… ты не веришь…
- Я верю. Я же их видел….этих… косматых… И не раз. Они хотят до меня дотронуться и у них не получается.
Она улыбнулась грустной улыбкой:
- Конечно, у них не получается. Если бы ты любил какую-то женщину… свою мать например, или кого-то другого,… они бы принимали её образ и ловили на него твоё внимание. На любовь… Или на страх… если бы была такая женщина, которую ты боишься…
- А как они ловят внимание?
- Волта принимает образ этой женщины и зовёт тебя, ты смотришь в её глаза и тянешься к ней мыслями. Тогда, волта ловит тебя глазами, и ты уже не можешь оторваться от них… глаза волты – это её ловушка. Так она выпивает тебя.
- Откуда ты всё это знаешь?
Рима растерянно опустила глаза и вдруг испуганно выдохнула:
- я… я не знаю, Гунн… но я не ведьма…
Гунн подошёл к ней ближе и аккуратно взял её руки в свои.
- Рима… тебе не нужно бояться. Ты – не ведьма. Помнишь это? Ты просто другая… И я другой… А если кто-нибудь скажет, что ты ведьма – он пожалеет об этом. Я тебе это обещаю.
Рима вскинула голову и посмотрела на него. Испуг в её глазах медленно сменялся какой-то детской надеждой. В них отражались небо и облака… Гунн с трудом заставил себя оторвался от её глаз, почему-то вспомнив только что сказанные девушкой слова: «…волта ловит тебя глазами и ты уже не можешь оторваться от них…» Он отвел взгляд в сторону и усмехнулся собственным мыслям: « неужели ты поверил в этот бред, парень? …похоже, это заразно…»
- Ты хочешь сказать, что будешь моим защитником? – наивно спросила Рима.
- ну… - растерялся Гунн, - можно и так сказать… - он пожал плечами.
И снова та самая чистая улыбка озарила лицо Римы:
- Тогда я стану твоим защитником, Гунн… И волты никогда не смогут тебя выпить… Я буду твоим ангелом… Ты же уже научил меня не бояться их…
Теперь пришла очередь улыбаться Гунну:
- Ты хочешь сказать, что сможешь защитить меня от косматых женщин? – подражая её интонациям, спросил он Риму.
- Смогу. Это я тут такая… - она пожала плечами и развела руки в сторону, - а там я сильная.
- Где «там»?
- Между жизнью и смертью.
- А ты часто там бываешь?
Ответить она не успела.
- Рима! – зов Феты прервал их беседу.
- Мне пора… - обернулась на зов матери девушка.
- Постой. Я, кажется, понял, как ты узнала, что я убийца – они летают над всеми убийцами так?
- Ну, не совсем… тебе просто повезло…
- Повезло?
- Рима!!! – снова позвала Фета.
- Рима, а как ты узнала моё имя? Я же его не помню…
- Зато его помнят волты, Арет, - крикнула она уже на бегу.
Гунн проводил её взглядом и повернулся к Барту:
- Ты тоже думаешь, что я сошёл с ума, раз верю всей этой чепухе? – спросил он у своего коня.
Барт закивал головой, поднимая верхнюю губу и обнажая зубы.
- Только попробуй ещё раз это сказать, - засмеялся Гунн, - натравлю на тебя свору своих летающих тёток…
С тех пор Рима больше не боялась Гунна.
И с каждой новой встречей она всё больше открывалась ему и всё чаще улыбалась. Ему нравилась её улыбка – она была божественной. Если бы на белом свете были бы ангелы, то, наверное, они улыбались бы именно так, как это делала Рима.
Она рассказывала ему совершенно невероятные вещи, которые видит на границе реальности и небытия. И он внимательно слушал её, потому что очень многое, о чём она рассказывала, он как-будто вспоминал. Всё это казалось ему знакомым и…..чудовищно нелепым. Но отчего-то его душа соглашалась с ней… Как-будто всё это было правдой.
- …мироздание – оно, как радуга, - рассказывала ему Рима, указывая рукой на часть видимой разноцветной дуги, что выгнулась над рекой, - Мир сам рассказывает нам о себе, нужно только услышать его…заметить. Двенадцать миров соединяются в единое. И все двенадцать присутствуют в этом мире.
- Постой, почему двенадцать? В радуге только семь цветов?
- Семь цветов и пять переходов между ними. Пограничные миры самые нестабильные ))) Они то расширяются, то сужаются. Посмотри, - она снова протянула руку к радуге, - Она как будто дышит. Цвета оранжевый и жёлтый, как будто перетекают друг в друга. Переходный мир широк… как толстый пирог… А между зелёным и голубым только тоненькая размытая ниточка… Видишь?
- Вижу…
- Двенадцать миров соединяются в единую радугу – это свет. Белый свет, который нельзя разделить. ))))
- Как же нельзя, если мы видим, как он делится на разные полоски?
- Не будет синей полоски, без голубой и фиолетовой. Даже без жёлтой – не будет… Потому что тогда Радуга исчезнет… - Рима печально смотрела, как радужная дуга быстро тает, как будто иллюстрируя её слова.
- То есть, ты хочешь сказать, что наш мир и есть Радуга?
Она молча кивнула головой.
- Я не понимаю, Рима… я чувствую, что могу понять, но не понимаю… Как в нашем мире может быть двенадцать миров, если все вокруг видят только один мир?
- Не все, - она упрямо посмотрела ему прямо в глаза.
- ну… - он запнулся, - кроме тебя. Таких, как ты – мало. Если они вообще есть…
- Они есть. Но также, как я – боятся. Даже ты считаешь меня чокнутой…
- Ладно, мы не о тебе сейчас…- Арет заметил в её глазах зарождающуюся искру страха и вернул тему обратно, - Объясни мне, как может быть двенадцать миров в одном?
- Очень просто. Вот смотри, это – ты, - она сняла божью коровку с листа и аккуратно посадила её к себе на ладонь, – а это – свет, - она сорвала пучок колосьев, - он – един (она потрясла в руке пучком колосьев), но он разный ( Рима разжала руку и пучок развалился на колоски ). А теперь смотри сюда… ты попадаешь в радугу, внутрь радуги ( она посадила букашку на один из колосков пучка и обоими руками сжала колоски с обоих сторон, показывая Арету, что колоски крепко прижаты друг к другу ). Что ты видишь?
Она поднесла сжатый пучок колосьев с букашкой на одном из низ поближе к лицу Арета.
- Пучок колосьев и красного жука, - растерянно ответил он.
- …тьфу ты… - рассержено буркнула Рима. – Ты и есть этот красный жук. Ты, как красный жук, что видишь?
- Стебель колоска, по которому ползу.
- ВОТ! А остальные стебли ты не замечаешь. Зачем они тебе? Ты их не ощущаешь, не видишь и не чувствуешь. Но они влияют на твой стебель, - она несколько раз согнула пучок колосьев в дугу и выгнула из в обратную сторону. Потому что это РАДУГА. – это свет. Он един. Одно целое. Ты видишь только один мир, пока ты внутри радуги в одном цвете, понимаешь? А вот так, - она немного приподняла жука над колосьями, - ты уже увидишь несколько колосков. А ещё выше – ещё больше. Но ты не букашка. Ты – ж человек. Ты можешь видеть другие колоски не выходя из радуги. Вот если бы я могла надуть это маленькое создание и оно стало бы в два раза больше, то этот жучок уже увидел бы два колоска… потому что он стал больше чем один мир… Ты меня не понимаешь? – она тоскливо опустила руки с колосьями.
- Я понимаю… на жуках и траве. А на себе не понимаю.
- Что тут не понятного? - смешно сердилась Рима, - Вот когда ты видишь, как волты летают вокруг тебя – это ты видишь другой мир. Ты становишься лёгким и можешь приподняться над своим колоском, - она снова приподняла букашку над стеблем.
- Нет, - не согласился с ней Арет, - когда я вижу косматых женщин, я не вижу себя лежащим в луже крови… и не вижу, что делается вокруг меня в этом мире.
- Правильно, – кивнула головой девушка, - потому что ты смотришь в одну точку. Всё твоё внимание направлено только перед тобой. Иначе говоря, ты видишь только то, что находится прямо перед тобой, прямо у тебя под носом. А если ты научишься рассеивать своё внимание, но не терять контроль над ним – ты сможешь видеть и волтов, и Барта сразу же. То есть, оба мира одновременно…. Только это не очень удобно, конечно, - пожала она плечами, - Лучше научиться менять то, что видишь…переключать…
- Как это?
- Также, как ты смотришь глазами, то далеко, то близко. Или прислушиваешься к тому, что далеко, или близко. Вот попробуй среди всех голосов птиц найти голос сойки и слушать только её, а остальные голоса отодвинуть и не замечать. Или какой-нибудь другой птички…
Арет прислушался к птичьим трелям, и попытался выделить из общего хора единичное звучание. Довольно скоро он действительно заметил, что слушает только эту птицу, а другие голоса просто не замечает.
- Да, – удивлённо произнёс он, - у меня получилось.
- Ну, вот… Так же работают и глаза. Но прежде чем научиться выделять то, что тебе нужно, это нужно научиться видеть. ))))
--------------------
Арету нравилось слушать то, что рассказывает Рима.
Он только не понимал, для чего всё это может пригодиться ему.
Эти знания казались ему такими же бесполезными, как и оружие, которое он исправно чистил каждый день, но оно было совершенно не нужным в этом мирном, забытом богом и людьми городке.
Их встречи становились всё длиннее, а разговоры всё глубже и откровеннее…
- Скажи, Рима, знание того, как устроено мироздание помогает тебе жить? – решился однажды всё же спросить её Арет.
- Конечно, - просто ответила она, и грустно улыбнулась, - вот только мне здесь очень одиноко… Но я знаю, зачем живу. Знаю, что помогаю маме… и тебе… И ещё я знаю, что будет со мной после смерти…
- Знаешь?
Она кивнула головой.
- А мне вот всё равно, что будет со мной после смерти… - равнодушно произнёс Арет, пожав плечами.
- А мне не всё равно…- она задумчиво теребила его пальцы в своих руках, - Не всё равно что будет с тобой, - уточнила она после паузы.
Арет внимательно посмотрел на неё.
Сейчас она не была похожа на городскую сумасшедшую Риму. Впрочем, она даже на себя сейчас мало была похожа. Обычно всегда испуганная, она втягивала голову в плечи и сутулилась, воткнувшись взглядом в землю, чтобы, не дай бог, ни с кем не встретиться глазами… А сейчас спина её была ровной, глаза устремлены куда-то в ночное звёздное небо, а голова высоко сидела на тоненькой шее, на которой билась пульсом голубая жилка. И сейчас от неё совсем не пахло этим кислым запахом страха… Совсем…
- А что происходит с человеком, когда он умирает?
Она пожала плечами.
- Со всеми по-разному… Большинство остаются здесь. В радуге.
- Что значит «остаются здесь»?
Она помолчала, собираясь с мыслями, но, видимо, у неё это не очень хорошо получилось и она, наконец, ответила:
- Я не умею это объяснить, Арет…
- Но ведь ты же сказала, что тебе не всё равно, что будет со мной? Значит, ты можешь что-то поменять?
- Я – не могу. Но можешь ты… Если захочешь… Если сможешь поверить мне и себе…
Рима снова задумалась, вглядываясь в звёзды и, как будто, в себя тоже. Потом она мрачно улыбнулась каким-то своим мыслям, и произнесла:
- …они не утопят меня в этот раз… но всё равно… - и снова замолчала.
- Я не понимаю, о чём ты. Ты уже не первый раз говоришь это, - что-то в её голосе заставило дрогнуть его внутренности, - Поговори со мной, пожалуйста, Рима… Ты где-то там бродишь… не со мной…
Она зябко повела плечами, возвращаясь откуда-то из своих мыслей на Землю. Посмотрела на него и улыбнулась.
- Бог сделал очень правильно, закрыв от людей память текущей и прошлых жизней. Никто не должен знать, когда и как он умрёт, и кем он снова родится. Я напрасно просила оставить мне память открытой. Это очень тяжело.
- Ты знаешь, когда ты умрёшь? – тихо спросил Арет, и мурашки побежали по его коже: он не хотел услышать ответ на свой вопрос.
Она звонко засмеялась.
- Когда – не знаю, но знаю – как. Они захотят повесить меня.. – она снова засмеялась, но на этот раз тихонько, и как-то печально.
- «Они»? Кто?
- Это неважно, Арет… Главное, что не утопят )))) Я с ужасом вспоминаю, как я тонула...
- Рима…
- Хорошо, хорошо… - закивала она головой, - я расскажу тебе. Но только тебе… Я пришла сюда раньше своей ученицы. Чтобы всё подготовить… Фета пришла позже. Уже моей внучкой. Она очень способная, и я должна была её многому научить здесь. Но получилось всё не так, как мы планировали: меня утопили раньше, чем Фета смогла раскрыть в себе свои способности. И тогда я попросилась обратно… Чтобы не терять время… - она гладила руку Арета и рассказывала, что-то совсем непонятное ему таким голосом, как-будто пыталась уговорить его.
- Рима… Ты хочешь сказать, что ты… - мужчина сам не верил в то, что вертелось у него на языке, - ты пытаешься сказать мне, что ты была бабушкой своей матери?
Рима утвердительно кивнула головой.
Арет сглотнул комок волнения, что стоял у него в горле. Отчего-то всё, что говорила сейчас Рима, не казалось ему бредом, а странным образом отзывалось у него внутри. Может ночь и звёзды были тому виной?
- Я должна была научить её видеть «переход».
- Получилось? – он не сводил глаз с Риммы.
Она снова кивнула.
- Но ещё не совсем… Она отказывается видеть. Она боится… Страх вообще очень сильно мешает здесь… И мне, и ей… Только, когда мы вдвоём мы можем не бояться. Но… понимаешь, Арет… Если бы я всё ещё была её бабушкой, она бы прислушивалась ко мне легче, чем сейчас, когда я её дочь… Она считает, что ответственна за меня…Что должна оберегать меня и учить жить… и это мешает. Я должна была учить её, а не она меня... А сейчас получается, наоборот… и мне трудно с этим бороться…
- Рима… - он не решался ей сказать, что такого просто не может быть.
- Я знаю, что не должна была тебе этого рассказывать. Но ты тоже можешь видеть… Ты же видишь волтов? Может быть, у меня получится научить видеть переход не только Фету, но и тебя?
- Я не вижу волтов, как ты, Рима… Я вижу их только, когда умираю… и то не уверен, что вижу. Зачем, Рима? Зачем мне нужно это видеть? Зачем ты учишь этому Фету?
- Я не умею рассказать, Арет… Но, если ты сможешь видеть переход, то ты сможешь не оставаться больше здесь… ты сможешь возвращаться к своей семье по белому каналу… когда все миры радуги соединяются в один жгут… и приходить сюда уже когда пожелаешь… Ты сильный. У тебя храбрая душа. Она не боится. И я бы очень хотела, чтобы ты смог вернуться к своей семье…
- Постой, Рима! Постой! К какой семье? У меня нет семьи…
- Здесь нет, Арет. А на небесах – есть. У каждой души есть семья. И семья не может уйти дальше пока, кто-то из её членов застрял здесь… Если ты сможешь увидеть переход, то сможешь увидеть и белый канал. Увидеть, как радуга становится лучом света.
- Белый коридор?
- Нет, - покачала она головой – Белый коридор приведёт тебя в точку входа. А белый канал он …. – она раскинула руки и запрокинула голову к звёздному небу, всем своим видом показывая, что она свободна, - он открытый, понимаешь? И если ты увидишь его, и захочешь туда войти, то ты обязательно увидишь и того, кто встречает тебя… - её глаза блестели возбуждением.
- Рима! – одёрнул её мужчина. Ему было жутко… Ему, который не знал страха, и не помнил боялся ли он вообще когда-нибудь и чего-нибудь…
- …хорошо, хорошо… не буду… я, наверное, слишком рано завела этот разговор… но я не знаю сколько мне осталось. И такой ночи, возможно, больше не будет… ты просто не забывай то, что я тебе сейчас рассказала, ладно? – она умоляюще посмотрела ему в глаза.
Арет пытался рассмотреть в её глазах огонёк безумия, чтобы оправдать всё то, что она сейчас ему наговорила и, убедить себя в том, что всё это не правда и это нужно просто забыть. Но её глаза были такие ясные… И, как никогда, смелые.
Всё её существо сейчас было убедительным и настоящим.
- А до того, как ты была бабушкой своей матери, кем ты была? – вдруг спросил он её.
- До того я тоже была женщиной… - уклонилась она от прямого ответа, - Меня сожгли на костре с двумя другими женщинами. Это было давно… Тот страх и боль уже давно развеялись… я их не чувствую, в отличии от последней смерти… Странно это… - она снова тихонько засмеялась, опуская глаза, - Человек – это соединение семи принципов. Четыре из них называются стихиями, и проявляются в этом мире. Это то, что ты видишь Арет… Три других относятся к миру верхнему… Когда все эти принципы находятся в равновесии – человек может существовать. Но если хотя бы один из принципов начинает преобладать… - она многозначительно помолчала, - Меня уже трижды уничтожали земные стихии: земля, огонь и вода… Я горела, и тонула… и ещё до начала этих времён, меня закопали живьём с убитым мужем. В этот раз меня убьёт воздух… Четвёртая стихия. Они готовят мне виселицу… Но я не об этом… Человек – это как перемирие между всеми стихиями, понимаешь? Твоё тело сделано из всех четырёх стихий. Если они все присутствуют в равных долях, то человек существует. Существует этот мир - как согласие всех принципов быть равноправными… быть вместе… равными друг другу… Как цвета в Радуге… Равные! А если, хотя бы один из них начинает преобладать……..жизнь кончается… и человек тому пример: он умирает. Человек тоже радуга. Только маленькая. Как маленькое мироздание… И твой четвёртый мир, - она поднесла руку к его груди и положила её в область сердца, которое сейчас взволнованно бухало в груди Арета, как тяжёлый молот, - должен уравновесить в тебе остальные шесть миров: и те что снизу, и те что сверху… Тогда ты станешь настоящим человеком.
- …а сейчас я не настоящий? – тихо спросил Арет, заведомо понимая, что задаёт глупый вопрос.
- Нет, - она тихонько рассмеялась, - сейчас волты могут тебя выпить в любую минуту… и мне страшно от этого… - она внезапно снова стала серьёзной, - потому что теперь в твоей голове есть тот образ, который может принять волта, и поймать тебя……..И мне жаль, что я виновата в этом…
Арет слушал тихий голос Римы, и её слова ложились ему в душу, каким-то откровением, исповедью. Но одновременно с этим, что-то внутри него сопротивлялось самым жутким образом: «….это бред! бред!... это просто её выдумки… неужели ты поверишь ей?!...»
-------------
Однажды, под утро, Арета разбудил стук в окно. С трудом поднявшись, он попытался рассмотреть за окном в чёрной предрассветной темноте источник беспокойства.
Это была Рима.
Арет накинул на плечи рубаху и вышел к ней.
Девушка сидела у него под окном, свернувшись в клубочек и поджав под себя ноги. Глаза безумно и бесцельно блуждали по сторонам. Она была насмерть перепуганной.
- Что случилось, Рима?
- Арет! - выдохнула она, и ещё какое-то время не могла произнести ни одного слова от волнения. Её взгляд наконец-то нашёл цель и стал осмысленным, – Арет, они снова пришли! Мама хочет, чтобы я опять отсиделась в погребе… но я уже не хочу… не могу… Ты же обещал помочь… защитить… Может быть ты сможешь сделать так, чтобы они больше не приходили к ней.
Девушка цеплялась за него руками, не поднимаясь с земли, и смотрела на него снизу вверх умоляющим взглядом.
- Кто? – ничего не понимал Арет, - Кто пришёл?
- Эти…. Они иногда приходят… их четверо… они её бьют…и… и… - глаза снова бесцельно забегали по темноте и она как-будто потеряла мысль, - А она не кричит, чтобы никто не услышал, понимаешь? Они - злые… А у старшего за спиной – демон! Арет, это огромный демон! У него глаза пустые! И жадное нутро… он втягивает в себя всё- всё… и ему мало… ему всегда будет мало…и он хочет ещё… Этот демон – он видел меня в этот раз, слышишь?! Он хочет меня! И мужчина не сможет сопротивляться… ну, и что, что я его дочь? Демону это не важно…
- Да, постой ты! – одернул её Арет, выдёргивая из череды непрекращающихся слов и причитаний. Какой демон? Чья дочь? Кто? Ты – дочь демона?
- Не демона, Арет! – удивлённо восклинула Рима, - не демона, а человека. Они называют его Лурс. Лурс – мой отец… Много лет назад они ворвались в дом, и так же, как сегодня били маму… а потом Лурс её насиловал… и никому не дал больше… Сказал: «Ты, женщина, теперь моя! Навсегда!» В ту ночь я решила вернуться… Они ушли, а мама выносила меня. Горожане её покрыли позором…. Но я то знаю, что она невинна… Лурс и его ублюдки иногда возвращаются… Редко, но приходят… Мама прятала меня пока я была маленькой… я видела демона Лурса… всегда… я боялась, поэтому всегда сидела тихо… пока они не уйдут… и демон меня не чуял… Но теперь он стал просто огромным… он меня услышал… он увидел меня своими пустыми глазами… он хочет найти меня… и не даст Лурсу уйти из нашего дома, пока они не найдут меня. Ты меня понимаешь?!! – закричала она прямо в лицо Арету, потому что тот смотрел на неё рассеянным взглядом.
Во время всего рассказа Римы, он тщетно пытался вспомнить откуда и что именно его связывает с именем Лурс. Оно казалось ему настолько знакомым, что всякий раз, когда Рима произносила его, у него внутри что-то вздрагивало.
- Тебя трудно понять, Рима. – ответил он ей. – ты перемешала всё вместе: и людей, и демонов… Я только понял, что их четверо. Так?
- Сегодня только двое, - всхлипнула Рима. – Может двое подойдут позже…
- Погоди здесь. Я оденусь.
Арет зашёл в дом, оделся, достал из под топчана котомку, повытаскивал оттуда ножи, и рассовал их по одежде. Потом накинул сверху кафтан, и, взяв топор, оглянулся на дальний угол комнаты, где лежало седло и уздечка Барта. Там среди тряпок был спрятан его меч.
…нет… пожалуй меч ему сегодня не пригодится… а вот хлыст он всё же прихватит…
Он шел широкими шагами к дому Фетты, а Рима маленькими шагами быстро семенила за ним, и бормотала ему в спину, как маленькая старушка:
- Арет… только ты не убивай Лурса, Арет… демон тогда перекинется на тебя… ему нужно живая плоть, Арет… а ты самая замечательная кандидатура для него… и я не смогу тебе сопротивляться… Тогда демон получит сразу две добычи: и твоё молодое тело, и мою горячую душу… а уж волты, как будут рады новому повелителю...
- Погоди Рима, - он вдруг остановился посреди дороги, – но ведь… смотри что поучается? Если Лурс – твой отец, то он муж – Фетты, так? Значит её дом – это его дом. Как же я могу выгнать его из собственного дома?
- Это не его дом!!! - вскричала Рима, - Это дом моей матери! И он ей не муж! Он -насильник! Он взял её силой! И всегда так делал!
- Тысячи женщин живут так с мужьями, - тихо возразил он ей.
Рима смотрела на вросшего в землю мужчину и не понимала, почему он не идёт дальше…
- Ты не поможешь?
Он молча смотрел на неё… Как он мог ей сказать, что только сейчас вдруг вспомнил и понял, что и сам десятки раз, оказывается, делал то же самое, что и Лурс с его бандой?… Он был одним из наёмников. Таким же ублюдком, как и отец этой дрожащей девочки, что сейчас стояла перед ним.
- Арет… - её голос тихонько звенел отчаянием, - Они убъют меня. Сначала сделают тоже самое, что с моей матерью, но уже теперь все вместе…. а потом убъют… ему не нужны отпрыски… - он всё ещё колебался. И тогда она всё таки добавила то, чего не хотела говорить, - …ты ведь тоже убивал своих детей…
Последние слова Риммы накрыли его с головой.
Гнев, дикое отчаяние и безысходность вдруг накатили на него с такой мощью, что он почти задохнулся…. Грудь сжало с такой силой, что он был не в силах сделать вдох или выдохнуть то, что ещё оставалось в лёгких… Вся его физическая плоть принимала это страшное обвинение… Его тело знало, что так и было. И теперь он знал, почему оно захотело забыть и не вспоминать того, кто был прежним Аретом.
Арет резко развернулся и почти побежал к дому Фетты.
Резким движением он рванул входную дверь и прямо нос к носу столкнулся с огромным здоровяком, который собирался выйти.
Оба мужчины замерли, столнувшись взглядами.
Перед глазами Арета быстрыми картинками мелькали страшные воспоминания собственной жизни, которые сейчас аккуратно вставали на своё место где-то в его голове, как-будто никогда и не исчезали оттуда. Вся его жизнь уместилась в одну вспышку, в одно мгновение. И разве могло быть иначе: в ней не было ни чего, о чём хотелось бы вспомнить… кроме последних двух лет, которые он прожил в доме Шабаза.
- Арет? – удивлённо вскинул брови здоровяк, - Поговаривали, что ты мёртв…
- Это верно, Лурс, - пожал плечами Арет, проходя в дом и выискивая глазами Фету. – Я – умер... Потому что вспомнил я себя только сейчас, когда увидел твою рожу…
Фета стояла у стола и прижав к груди буханку хлеба, отрезала от неё ломти. Картина была весьма мирная и домашняя: женщина готовит ранний завтрак только что приехавшему мужу… что там наплела ему Рима??? Про каких демонов??? Где она, кстати?.. Он оглянулся на всё ещё открытую в дом дверь, и попытался разглядеть её в темноте двора.
Лурс проследил за взглядом Арета, и тоже выглянул за дверь.
- Ты не один, что ли? А это зачем? – кивнул головой здоровяк на топор в его руках.
- Порубать тебя хотел, - спокойно ответил Арет. – на кусочки.
- ..а-ха-ха-ха!!! – загромыхал смехом Лурс, и эхом ему из другой комнаты послышался ещё один смех. Оттуда вышел ещё один мужчина с кружкой в руках.
- Грегор? И ты тут? А где остальные?
- Сэма повесили прошлым летом, а Курт не захотел вступать в долю, на этот раз… оперился, щенок… - Лурс брезгливо сплюнул на пол.
Мужчины втроём сели за стол и продолжили разговор. Арет с удивлением для себя отметил, что те два года, которые он провёл здесь, как-будто спрятались на заднем плане его памяти. Их как-будто не было… Он снова был наёмником Аретом. Головорезом, в сердце которого не было ни капли жалости, любви и сострадания.
Фета прижавшись спиной к стене, тихонько наблюдала за ними, перебирая пальцами фартук и стараясь не попадаться мужчинам на глаза. Но Арет всё же отыскал её, и перехватил её взгляд. Он был потухшим и безысходным. В нем не было надежды, и где-то глубоко-глубоко на самом донышке её глаз поблёскивало презрение к нему, к Арету…
- И давно ты присмотрел себе это гнёздышко, Лурс? – он повернулся к здоровяку.
- Давно…ты ещё под стол бегал, - широко улыбнулся Лурс.
- И ведь не рассказывал…
- Я не так часто бываю в этой местности, чтобы всё помнить. – Лурс подтянул к себе большой мешок и извлёк оттуда фигурную бутылку с какой-то жидкостью, - ну-ка… откупорим это ведьмино пойло, раз уж ты вернулся из царства мёртвецов, Арет….
Он вытянул пробку из бутылки и налил в ближайшую к Арету кружку, коричневой непрозрачной жидкости от которой резко потянуло какой-то сладкой травой.
Арет подождал пока две другие кружки тоже наполнятся «пойлом ведьмы» и резко перевернул её в себя. Горло обожгло огнём, а в глазах потемнело…. Его тело два года не принимало алкоголь, и всякого рода дурманящих напитков…
На какое-то мгновение в его сознании что-то сдвинулось, и он вдруг увидел прямо перед собой волту, которая вглядывалась в его лицо своими огромными чёрными глазами без зрачков, и как-будто ждала того самого момента, чтобы он упал в чёрную прорву её глаз. Арет встряхнул головой и посмотрел на Лурса. Тот казался расплывчатой темной фигурой, над которой нависала огромная ещё более тёмная туча. Мощная фигура бандита казалась по-детски маленькой в сравнении с этой нависающей тучей. Арет попытался разглядеть, что это за туча, и тёмное пятно, как-будто откликнувшись на его мысли, вдруг повернулась к нему. Глаза демона подсвечивались изнутри какой-то притягивающей краснотой…
- ….ххххээ-э-э…. – оскалился демон, заметив внимательный взгляд Арета, - …она научила тебя… где она?... покажи…
Арет сразу понял о ком говорит эта туча с глазами, и схватив бутылку со стола, опрокинул её в себя. Новый взрыв «ведьминого пойла» обжёг его горло, и снова что-то сдвинул в его голове. Волты с демоном исчезли, за столом снова сидели два гогочащих мужчины, а у стены, прижав к себе фартук, стояла женщина.
- Вот что, Лурс… - тихо сказал вдруг Арет, отодвигая от себя пустую кружку, – Я хочу чтобы ты оставил эту женщину в покое.
За столом повисло молчание, замешанное на непонимании…
Фета перестала дышать и вдавила собственную спину в стену, стараясь стать ещё незаметнее, чем прежде.
- Не понял… Чего ты хочешь? – переспросил его Лурс, повернувшись к Арету всем корпусом.
- Я хочу, чтобы ты больше не появлялся в этом доме. Никогда. – медленно и чётко повтори Арет.
- Никогда?
- Никогда!
- Почему?
- Потому что я так хочу!
- То есть, ты мою тёлку подложил под себя, что ли? Что не нашлось мяса посвежее, а, парнишка? Она ж тебе в матери годится…
Лурс забавлялся.
Он не верил в то, что Арет говорил это серьёзно, и сейчас ему было весело. Он ждал, что Арет вот-вот расхохочется и, ударив его по плечу скажет, что разыграл его. Но мужчина напротив сидел поджав губы, и упрямо не сводил глаз с Лурса.
- Ты серьёзно? – наконец дошло до него.
- Да.
- И сколько ты мне за это заплатишь?
Арет не ожидал такой реакции и растерялся…
- У меня нет денег, Лурс. Но я могу пойти с тобой на дело, и ты заберёшь себе мою долю.
Лурс и Грегор переглянулись между собой.
- Ты слишком дёшево ценишь эту сучку, - хмыкнул бандит, снова поворачиваясь к Арету, - Я могу выполнить твою просьбу, только если ты станешь моим подельником….- он стал что-то подсчитывать в голове, и наконец выдохнул, - пожизненно.
Арет тихо засмеялся, не спуская с глаз с Лурса, и чем громче становился его смех, тем более отчётливо в нём были слышны зловещие нотки убийцы.
- …а не боишься, что я тебе горло во сне перережу, Лурс, если ты меня в рабы себе запишешь? – глаза Арета совсем не смеялись и горели намерением убить бандита прямо сейчас. И, видимо, этот факт заставил последнего отступить на шаг, и призывно посмотреть на Грегора.
- Ну, ты и вправду загнул, - пожал тот плечами, реагируя на взгляд Лурса совсем не так, как рассчитывал последний, - Не зажирайся, Лурс… Зачем тебе эта баба? Да, у тебя завтра их сто штук будет, и не таких, а помоложе… и помягче… А Арет нам в этот раз очень кстати. Тем более, что он свою долю нам оставит.
- Мне! Мне, а не нам! - заревел Лурс, прямо в лицо Грегору.
- Да, чёрт с тобой! Пусть тебе! Но его безумная башка нам точно лишней не будет!
Между мужчинами повисла пауза. Арет не спускал глаз с Лурса, а тот не понятно от чего метался по комнате и рычал:
- ………да заткнись ты!!! – наконец непонятно кому заорал Лурс, и схватился за голову, - Хорошо. Я согласен. Будешь работать бесплатно.
- Только одна сделка, - уточнил Арет
- Да. Одна. – утвердительно кивнул мужчина, и перевёл взгляд на Фету, - а ты её спросил, понравится ей твоё условие или нет? Может она обо мне тут ночами мечтает, а ты её такой радости лишаешь?
- А это уже не твоя забота…
--------------------
После того, как бандиты напились и завалились спать, Арет вышел на улицу. Его мутило от ведьминого пойла, и к горлу то и дело подкатывал ком тошноты.
- …Рима… - тихо позвал он
- Ты не должен идти с ними, Гунн-Арет… не должен… - она вынырнула у него за спиной непонятно откуда, - волты выпьют тебя…. если ты совершишь ещё одно злое дело… они давно ждут этого…
- Я не могу остаться, Рима. Это условие, чтобы они оставили вас в покое. Ты сама запретила мне убивать его… А у меня больше нет никаких других способов освободить вас с матерью от их набегов.
Рима растерянно молчала и тревожно всматривалась в его глаза.
- Ты разбудил свою память?.. – полувопросительно, скорее даже констатируя, а не спрашивая, произнесла она, - Теперь ты знаешь, почему ты всё забыл… Я не хочу терять тебя, Арет…
- Ты меня не потеряешь, - он тщетно пытался справиться с очередным приступом тошноты, и не смотрел на Риму, - я сделаю то, что хочет Лурс, и вернусь сюда… к вам с Фетой…
- Лурс хочет, чтобы ты убил двух женщин и трёх детей…. они наследники… а сам он и его спутник убьёт брата того, к кому едет Лурс… и ещё много людей… Он хочет отдать тебе самую чёрную работу, Арет… Ты не можешь этого сделать…
- Если такова плата за то, чтобы вы с матерью были свободны – я это сделаю. В конце концов, я и раньше этим занимался.
- Раньше в твоём сердце не жила любовь…. Да, выкини же ты уже эту гадость из себя! – она развернула его спиной и резко заставила наклониться.
Рвота тут же разорвала его гортань….
Отплевавшись, и вытерев губы рукавом, Арет наконец-то почувствовал облегчение.
- Не о чем разговаривать, Рима. Уже всё решено.
- …да…. решено… если бы я знала, что решение будет таким, я бы не просила тебя о помощи…..
- Я вернусь, Рима…
- Да… вернёшься… я знаю… - почему-то печально согласилась девушка.
------------------
Они уехали на следующее утро.
Рима не ошиблась.
Лурс отдал ему именно эту часть работы: убрать наследников.
Одной женщине Арет сломал шею. Быстро и моментально.
Она умерла так быстро, что даже не поняла, что была не одна в саду.
Вторую он задушил подушкой прямо в постели. Спящей.
Хуже всего дело обстояло с детьми…
Рима оказалась права. Что- то внутри его вдруг встало непреодолимой стеной протеста.
И если, убивая женщин, ему каким-то образом удавалось преодолеть эту стену, то в этом случае он никак не мог себя уговорить сделать это…
Трое мальчишек, самому старшему из которых было всего лет пять-шесть, а младшему не больше двух лет… Даже наглотавшись ведьминого пойла, и выпадая сознанием из реальности, он чувствовал на себе взгляд этих трёх пар маленьких глаз, и не мог себя заставить сделать так, чтобы они навечно закрылись…. Он забрал ребятишек из дома, где убил их матерей, и вот теперь сидел у костра раздумывая, что же ему теперь делать с малышнёй.
«…если я не выполню того, что обещал Лурсу, то он вернётся в дом Феты…. и убъет Риму…» - от этой мысли всё его тело покрывалось мелкой дрожью, - « …а ты для чего, Арет? Разве ты позволишь это сделать? И потом… мальчишек можно просто забрать с собой… они маленькие ещё… кто такие – не помнят… а я могу придумать всё, что угодно… что я их нашёл, например…»
-----------
Мальчишек он так и не смог прикончить.
Он отвез их в небольшой мужской монастырь, и попросил монахов приглядеть за детьми, не забыв, однако, пригрозить служителям отца небесного, чтобы последние хорошо заботились о них. Потому что, если однажды он вернётся за мальцами, и не обнаружит их там, где оставил, то монахи будут прислуживать своему небесному господину уже в мире ином. Лурсу он привез три бараньих сердца, вместо детских, как доказательство, что работа сделана, и напомнил ему, что теперь дом Феты для Лурса закрыт. А любому, кто сунется туда, он вырежет сердце и заставит его сожрать, пока последний ещё дышит. Лурс грязно выругался, но кивнул головой, и это была их последняя встреча с Аретом.
В город он вернулся не сразу. Воспоминания прежней жизни так плотно захватили всё существо Арета, что он боялся испачкать ими Риму при встрече. А когда наконец-то решился направить Барта «домой», то смутное предчувствие беды охватило его изнутри. Он так испугался этого предчувствия, что то и дело натягивал поводья коня, заставляя того притормаживать. Но Барт, как назло, всякий раз ускорял шаг, когда Арет впадал в задумчивое состояние.
- Куда ты так спешишь, дружише? – наконец-то озвучил коню свои терзания Арет, - Разве ты не понимаешь, что теперь нам там будет совсем не так замечательно, как в прошлый раз? Лучше бы мне не вспоминать…- Арет досадно поморщился, а Барт недовольно зафыркал и упрямо дернул головой вперед, требуя освободить натянутые поводья.
Город их встретил шумно.
Он буквально кипел народом и эмоциями. Даже во время ярмарок и празднеств Арет не видел столько возбуженных людей на его улицах.
- Что происходит? Куда все бегут?
- Скоро начнется! – бросил в ответ ему пробегающий парнишка, дожевывая находу булку.
- Что начнется?
- Там! – подросток неопределённо махнул рукой куда-то вперед, - Уже наверное началось!
Арет развернул коня и направил его туда, куда стекались люди. Огромная ярмарочная площадь, была очищена от лавок, которые тут обычно стояли, и была битком забита возбужденными людьми. Где-то ближе к зданиям на противоположной ее стороне стоял постамент со знакомой Арету конструкцией: с длинного поперечного бревна свисали пять верёвочных петель. Сердце Арета вдруг замерло и то самое нехорошее предчувствие, что сопровождало его всю дорогу вдруг подкатило к горлу и застряло там.
Проехать сквозь толпу людей верхом на коне не представлялось возможным, поэтому Арет спешился:
- А ты давай домой… Найдешь? Не забыл? – тихо спросил он Барта.
Конь довольно резво направился к трактиру Шабаза, а Арет стал продираться поближе к висельнице.То самое нехорошее предчувствие в горле толкало его вперед и вперёд. Люди нехотя расступались под напористым плечом Арета, недовольно бросая ему в спину ругательства – никому не хотелось уступать свое место зрителя кому-то ещё, и пропускать кого-то впереди себя.
- Кого будут вешать? – все пытался выяснить по дороге Арет, но ничего кроме ворчания и ругательств в свой адрес не получал.
Пока он был занят тем чтобы ближе прорваться в постаменту с виселецей, на него вывели трех мужчин и двух женщин. Одна из них дрожала и плакала, а вторая, тоненькая и ровная, как ястреб, кого-то искала глазами в толпе людей.
- НЕТ!!! – Арет рванулся вперед, узнав в одной из них тоненькую фигурку Римы. В его голове отчётливо всплыл ее насмешливый голос «…в этот раз они захотят повесить меня….», - Рима!!! Рима!!!
Люди вцепились в него мертвой хваткой, не пуская вперед, и он буквально вклеился в толпу. Толпе нужно было зрелище, а этот кричащий мужчина мог его сорвать. Поэтому организм толпы вцепился в него мертвой хваткой, пока стражники стекались к тому месту, где она держала Арета.
Рима не услышала Арета, но она нашла его взглядом, проследив взглядом за стражниками, которые устремились к нарушителю. В то время, как ей зачитывали приговор, она впиваясь глазами в глаза Арета, умоляла его уйти с площади. Он что-то кричал, чтобы ее отпустили, а ей уже одевали мешок на голову:
- Подожди! – она орлиным взглядом, как иглой впилась в палача, буквально приказывая ему остановиться, - Уходи, уходи отсюда! – закричала она Арету, - тебе нельзя здесь быть! Волты выпьют тебя в этот раз! Я – не успею их остановить! Уходи немедленно!
Но Арет не слышал её…. Рёв толпы переркрывал все ее и его слова. Он рвался вперед, к ней, а ей уже накинули петлю…
- Уходи, Арет! Я прошу тебя! – кричала она в мешке, надеясь, что он услышит если не ее голос, то хотя бы силу ее желания.
«…в этот раз они захотят повесить меня….» - снова и снова крутились слова Римы у него в голове. Захотят? Она же сказала «захотят» ? Значит не повесят, а только захотят? – уговаривал он себя, раздавая тумаки, налево и направо. Что-то тяжелое опустилось ему на голову, и рев толпы вдруг стал стихать, отодвигаясь от него, как волна от берега. Лица людей, стало заволакивать кровавое марево, и чем более расплывались их лица и голоса, тем отчетливее проступало очертание косматой волты, которая всматривалась в его лицо прямо перед ним черными, как смоль, глазами….
- ….видишь меня….??? Ты – видишь меня? – шипящий голос волты доносился даже не из ушей, а откуда-то прямо из головы.- …смотри на меня… я – здесь… видишь меня, А-а-а-арет?.. Иди ко мне……
- Пошла прочь! – он попытался закрыть глаза, чтобы не видеть это косматое чудище, но это оказалось невозможным. Глаза не закрывались. Он видел волту сквозь закрытые веки.
Рядом с ней стали проявляться и другие волты. Они снова стали отталкивать друг друга, чтобы поближе подобраться к нему. В голове Арета вдруг змелькали воспоминания последних двух лет и косматые женщины вдруг стали оплывать, как свечи, превращаясь то в Фету, то в Лурса, то в Риму. Постепенно все волты слились в один единственный образ Римы, и она улыбнулась своей самой чистой улыбкой, протягивая к нему руки:
- Пойдем, Арет. Я покажу тебе Радугу. Помнишь, мы говорили с тобой о ней? Но тогда ты был ещё не готов к этому путешествию. Дай мне свою руку…
Глаза Римы светились необыкновенным светом, обволакивая и притягивая к себе. Он больше ничего не видел и ничего не хотел, кроме как смотреть в эти удивительные глаза. Все его существо, готово было растаять в ее глазах и ее улыбке.
- Помнишь, я рассказывала тебе………. – Рима говорила не затихая, и ее сказочный голос растворял его сердце прямо в нем самом.
- Рима…. – прошептал он, - я, наверное, люблю тебя….- он протянул свои руки ей навстречу, и уже чувствовал, как тепло ее пальцев побежало по кистям его рук, как вдруг что-то с силой толкнуло его в грудь:
- НЕТ!!! Арет! Нет! Не верь ей! Это – не я, это – волта! – маленький сияющий шарик маячил у него прямо перед глазами, ослепляя его и закрывая собой образ Римы, - Прогони их! Теперь ты сможешь, потому что теперь у тебя есть Хранитель.
- Какой Хранитель? – он пытался закрыть руками глаза от ослепляющего света, но у него ничего не получалось.
- Я! Я – Рима! Помнишь, я говорила тебе, что буду защищать тебя?
- Не верь ей! Это – волта! – перед ним снова всплыл прекрасный образ Римы, - я предупреждала тебя, что они пойдут на любые оловки, чтобы «выпить» тебя. Не слушай ее. Пойдем скорее со мной, здесь оставаться небезопасно. Давай же мне руку!
Он снова протянул руку, но блестящий шарик снова оттолкнул его назад, не давая приблизиться к Риме:
- Глупец! Чему я тебя учила все это время?! Ты так ничего и не понял? Не приближайся к ней! Не смотри в ее глаза! Не слушай ее голос!
- Рима…. Где ты? – уже ничего не понимая, прошептал Арет.
- Пожелай! И я прогоню их от тебя. Навсегда! Волты больше никогда не смогут приблизиться к тебе, - звенел ослепительный шарик.
- Арет, неужели ты сможешь прогнать меня? – образ Римы вдруг стал расплываться, как будто свет, исходивший от шарика, плавил его. Она умоляюще протягивала к нему руки, и он понял, что не может отпустить ее.
- ….нет… не уходи, Рима…
- Арет! Помоги же мне! – звенел шарик, - Не держи её. Она не Рима. Волта принимает образ дорогого твоему сердцу человека. Воплощает все то, что ты помнишь о нем… Мы говорили об этом, вспомни же! Но она не Рима. Римы больше нет, Арет. Я была Римой в этой жизни… И стихия воздуха отняла у меня жизнь – меня повесили: круг замкнулся. Я прошла все 4 земные стихии…. Арет, Рима – это я…. Я – умерла…. Но буду с тобой рядом всегда. Позволь мне оставаться с тобой, и защитить тебя от волтов… Давай прогоним их вместе! Отпусти ее!
Что-то всколыхнулось в сердце Арета и он, наконец, отвел свой взгляд от глаз Римы. В тот же самый момент, внутри светящего шарика проступило едва различимое лицо Римы, сменяясь какими-то другими лицами.
- Ты – умерла?
- Да.
- А я?
- А ты пока нет, - все лица в шарике улыбнулись одномоментно.
- Кто там ещё с тобой? Я вижу других людей…. Я их не знаю.
- Это все я, Арет. Но из других жизней, где ты был другим человеком. У тебя тоже много лиц.
- Я тоже хочу умереть, раз ты умерла.
- Нет. Твое время ещё не пришло. Ты сделал много не хорошего, Арет, и тебе нужно ещё многое исправить. И ты исправишь. А я буду всегда рядом с тобой.
- Когда же я умру?
- Этого я не могу тебе сказать. Но когда придет время – мы с тобой снова встретимся. И тогда уж ты меня ни с кем не спутаешь, - она снова улыбнулась.
- Рима, ты покажешь мне Радугу?
- Я ещё многое тебе покажу. Слушай свое сердце и верь ему. Я всегда буду там.
Тяжесть и боль медленно вползали в голову, и шарик с лицом Римы тускнел, пока Арет, наконец-то не открыл глаза. Он лежал на каком-то тряпье, у края почти опустевшей площади, с которой уже разошлись люди. Волосы Арета слиплись от загустевшей свернувшейся крови. На виселице болтались пять трупов, и копошились стражники.
- …за что? За что её? Она же – девочка, – Арет уронил тяжелую голову в грязные ладони, и его плечи содрогнулись.
Много лет прошло, с того дня.
Арет умер глубоким стариком в том самом доме Феты, где когда-то жила и Рима. Он выростил трех сыновей, которых откуда-то привез , спустя небольшое время, после казни Римы. Никто не знал откуда у него взялись эти три мальчика, но их никто не разыскивал, и постепенно горожане перестали интересоваться тем, что это за дети, как в свое время, забыли и о том, откуда у Феты взялась дочь…..