Когда отбитое нутро за ритм принимает дрожь,
а фейс для медиа-контроля, предположим, пригож,
втащи на колокольню боль, подвесь язык и звони.
А хочешь – заклинай на небыль окаянные дни.
А хочешь – слей в отстой большого шума весь диез и весь бемоль.
Как хочешь.
На театрах действий жжёт Великий Немой.
Тот, у кого в тапёрах шум, по умолчанию король.
Пока он здесь, никто отсюда не уходит домой.
По катаклизме гомерически тоскует афедрон.
Едва ли звон поднимет с крон доисторических ворон.
Их деловитый грай не песня, уж тем более не стон.
Любая дрянь им интересней, чем трагический тон,
ведь всякий звук не дольше ветра в складках неба и земли,
не говоря об отпечатке всякой задницы в пыли.
Немного смысла в описании того, чем можно шевелить.
Куда-то едут сани сами. Что ж контору палить?
Печален евнух-правдолюб, эксперт бордельных теорем.
Он сам себе бы не доверил завалящий гарем.
Ну так подвесь недостающее помимо языка
и отвали.
Вали отсюда, куда хочешь.
Пока!
Ничем с тобой не рассчитаются ни небо, ни земля,
дороже нескольких ответных слов немого короля.
