Голова раненого покоилась на коленях странного старика, который был одет в чёрные монашеские одежды. Серые, пронзительные глаза, из-под нависшего куколя смотрели, как казалось Денису, прямо в душу.
- Поспешай, сыне, на пособь к друзем славным. Уже посадники с воинством от земель Руских к Дону великому аки орли слетешася. Там, у Дону поганый Момай царь с тёмным войском земли нашей и крови брести хотят. Князи и братия, что гнезда Владимера Киевского есть по рождению с ними Ольгердовичи, милые пановя удалые Литвы. На борзых комонях к Дону сбираются, испить шелемом воды, да испытать мечев своих о шеломы Мамаевы, о сулиц немецких и боедан бусорманские. Многия сыны славныя положат головы своя за веру крестьянскую и за землю Рускую здесь, меж Доном и Красной Мечей, на поле Куликове, на речке Непрядве. Но не имать ни жён, ни детей, ни земли нашей - ни ястребу, ни чёрну ворону, ни Мамаю поганому!..
Денис закрыл глаза и застонал от мучительной, тягучей боли, которая держала его в своих когтях от окровавленных ногтей до кончиков спутанных, опалённых волос. И только слово старца, понятное и близкое ему, исцеляющим светом входило в опустевшую, засыпающую душу.
Два ангела приподняли его над землёй. Старик, взмахнув рукой, крикнул в след знакомым голосом давно ушедшего деда: «Смотри и помни! Помни всегда! Если вернёшься - расскажешь детям своим»…
Дениса несли над ночным Даманским. До зубов вооружённые хунвейбины, кажется, заполнили весь остров. Они зарываются, маскируясь в снег… Наши пограничники идут цепью по рыхлому, белому снегу. Шквал огня! Как черти из табакерки из-под снега выскакивают китайцы. Они везде. Они беспощадны. У наших ребят заканчивается боезапас… Одинокий БТР кружит, сминая живую силу врага. Патроны на исходе… Китайские миномёты отрезают путь к отступлению…К нашим вышло всего четверо… А наши – это русские, украинцы, белорусы, казахи, таджики, грузины, армяне… Плечом к плечу … Брат за брата…
- За Родину! За погибших товарищей!..
Многострадальный остров накрывает артиллерия… Плавится снег… Плавится металл… Ад… Тьма… Вспышка…
Он парит над ущельем на дне которого, перешёптываясь с камнями, спешит слиться с Вахшем и вдохнуть жизнь в Амударью, чужой и родной Пяндж. Давно закончилась Афганская война. Наши пограничники охраняют рубежи, чужого ныне государства от кровавой бойни, угроза которой нависла над землёй бывших братьев. 1993 год… Нет ещё вокруг охранных постов Тург, Навранга, Меркурий, Гриф… Дымится сожженная дотла моджахедами 12-я застава возле опустевшего кишлака «Саригора». Наши отступили. Двадцать пять человек навсегда остались здесь на выжженной солнцем и горячим свинцом земле… Он видел, как беснующиеся, озверевшие от крови нелюди отрезают головы у павших солдат и швыряют в вольер голодным собакам. Как, под дикие визги боевиков, с живых ещё ребят, сдирают чулком кожу и бросают в пылающие развалины. Как наши пытаются прорваться сверху, по единственной, заминированной тропе… Как разворачиваются и бегут в тыл, струсившие?.. Предавшие?.. Таджикские… Уже не наши…
- Смотри! Смотри и помни! Никто и никогда не расскажет тебе правды об этом… Денис слышит голос деда и снова проваливается в липкую тьму, пропитанную запахом пороха и сгоревшей плоти…
- Где я?.. Доктор?.. - Тихо, тихо, сынок! Тебя из Донецка привезли никакого…Три операции там сделали… Встанешь на ноги – свечку поставь своему Ангелу Хранителю… Даже если не веришь. Я вот в Бога только сейчас поверил, на старости лет…
Денис, смотрел сквозь белый потолок палаты далеко-далеко, в самое Небо… Он не знал молитв, не знал церковного слова – но точно знал, что Бог есть, и Он его слышит. Засыпал, под мерный, врачующий голос старца – а потому открывал глаза с Верой… И Надеждой когда-нибудь вернуть Любовь в своё смятое сердце.
- Помню, отче! Всё помню…