Фонарями глазеет с укором
Что-то брат ты ко мне поостыл,
Облупившихся лавочек сколы,
Тополя голосят – блюз под коду
И придавлена свежестью пыль.
А рука уж блуждает по коду,
Открывая знакомые двери,
Дворик ожил цыгарок огни
Зигазагами падают в серость.
Слышу возглас, знакомого вроде:
«Ар, смотри чернослив», а за ним
Выползают из тени как звери
В бумерах, ощетинившись хмелем,
В нашу честь, отправляя салют,
Из бутылок, из гнева без меры
И несут идеал своей веры,
Оскверняя родную землю́.
Я с Андрюхой – мулатом у стенки,
А напротив в оскалах шеренга,
Позади моя крепость, мой Брест
И всё в теле сжимается резко,
И регбистом кричит мозг на сленге
Проводи комбинацию крест.
Руки мечутся, бьются как птицы,
Сталь тупая на сердце несётся
И душа рвётся в сучьей тоске.
Я как цензор сценарный намёток
Смерти пошлой рву, лезвие стиснув,
В онемевшей кровавой руке.
Ручеёк, расползаясь узором,
Окаймил дурака того пальцы
Побратимов, скрепивши печать,
И глаза наши встретились в танце,
На плечо ужас сел мне как ворон,
Что же делать теперь, твою мать!
Как романы Паланика Чака
Поражают развёрткой сюжета,
Так и я был раздавлен в конец,
Распознав под зверёнышем этим
Брата младшего друга по парте,
С кем коптил окурками школы торец,
С кем линолеум шоркал, когда был юнец.