Фигура тощего мальчика; слегка сутулая спина, вечно норовящая проскочить в непомерно широкие почему-то вырезы ворота. А мои эмоции за пределами психологии – это уже физиология – дрожь и обожание до кислотного жжения внутри. А когда глаза ее начинают лучиться этим серым светом…
В магазине натолкнулся взглядом на какую-то женскую вещицу, в мыслях машинально примерил Але, и вдруг – на языке покалывание – так бывает, когда лижешь батарейку, и еще когда женщина говорит: - я на минуту – и выбегает, и ты, по шуму и плеску в ванной понимаешь, что, действительно, на минуту, и пребываешь в странном состоянии нервной расслабленности.
И, в то же самое время, я понимаю, что ничего не будет; более того, ничего не надо, ничего я не хочу. Я не хочу этой любви. Но она сильнее.
Алино изящество, граничащее с бестелесностью, несомненно, сыграло роль в ее судьбе. Она была миловидной, но не видной. А уж отсутствие некоторой непременной женской атрибутики… Я и не задумывался над этим никогда, считая, что уж дадено природой…, пока Аля сама однажды, сама того не понимая, не подтолкнула мою мысль в неожиданном направлении… Рассказывая, как намучилась с щенками своей Буквы, упомянула о ежедневном килограмме мяса, который, не говоря об обременительном расходе, в те времена еще нужно было достать. Зная, насколько сама псина-мамаша в еде неприхотлива, обходясь запаренной геркулесовой кашей, поинтересовался, а нельзя ли было и щенят кормить не столь расточительно? Аля сказала, смеясь, что тогда они не достигнут нужных статей, и, к примеру, на собачьих выставках ни на что претендовать не смогут.
Вот щенки мне все и объяснили. Прогрессистки-шелдоновки… То, что для сформировавшейся самки-Вали было здоровым, было совсем не таким для щеночка-Али.
И в той человеческой выставке, в отличие от собачьих, проходящей непрерывно, умная, обаятельная и миловидная Аля, очки недобирала… Я даже отметил, что женщины, всегда видящие соперницу в любой дочери Евы, ей в этой чести отказывали.
В вагоне метро компания студентов. Девушка была молода, хороша собой, и немного похожа на тебя. Конечно, я обратил на нее внимание. Под распахнутой ветровкой на ней было что-то тонкое, обтягивающее. Когда она поменяла позу, то повернулась ко мне своей гордой, и абсолютно плоской грудью. Моя реакция была неожиданной, даже противоестественной: я понял, что это зрелище меня возбуждает. Даже не так - это был тот чистый трепет, который возбуждению предшествует. Но лишь много позже я смог признаться себе - в моей реакции было присутствие страха. То был первый приступ последовавшего вскоре - то ли прорыва в вышние сферы, то ли безумия. Я, когда-то впервые изменивший тебе просто потому, что стосковался по обыкновенной женской груди, больше всего на свете жаждал провести губами, начав от плеча, по этой божественной плоскости.