амнистировать набело, оправдать своего Предателя.
Вот бегут разрывать тебя на пересуды и сплетни,
вой кликуш перебивчив, желчен и многоголос,
уворачиваться, упираясь в размытые "знаете ли".
Между тем, Предатель ко мне заходил намедни,
оказалось, напился, ошибся, свернул поневоле привычной дорогой,
помолчали, скурили полпачки, как будто никто никого не знал,
нам коряво, противо-естественно не обниматься, но, боги,
как уродлива безупречность, как сер и постыл идеал.
Колесо судьбы трещит и дает осечку,
повалилась телега и грузом вильнула в кювет.
Негодует, ругается Гретхен, ей теперь не поспеть до вечера,
но за третьим от правой руки поворотом ее ждала Смерть.
Поелику спицы проткнули обод,
Гретхен не успевает на казнь,
и по правую руку никого нет.
У нее теперь столько времени и свобод,
что не знает она, как начать рассказ.
Госпожа ругается, Господин в подпитии,
Госпожа орёт: "Я иду тебя выпороть!",
Гретхен в ответ: "Идите".
"Я продам тебя в грязный бордель!", - Господину в ответ: "Ну и что?"
А на том повороте в каком-то из параллельных событий
мы курили и ждали кого-то, бессмысленно и тяжело.