День гнева, как его ни баснословь,
всё время где-то рядом, на неделе.
Одни пришли впрягаться за любовь,
другие – за свободную любовь,
а третьи… ну, видать, чего-то съели.
Есть поле. Что ж не потоптать жнивьё,
не разменять житьишко на медали?
Одни пришли пластаться за своё,
другие – за пока что не своё,
а третьи – как-то так, за ё-моё,
им в детстве в целом крупно недодали.
Светало мутью. Что, уже пора?
Приказа нет, но были знаки свыше:
кончай тянуть тайм-аут. Всё, игра!
Одни кричат прекрасное ура,
другие – громогласное ура,
а третьи не кричат. Уже не дышат.
И я там был, хлебал пайковый квас.
Под грубый смех понятливого пульса
я тоже стратил весь боеприпас.
В упор всадил!
Упор не шелохнулся.
